– А можно, Эйвери? – умоляюще произнесла она. – Я знаю, что Брайони не вполне счастлива. Если бы я могла просто увидеть ее и поговорить с ней, это бы успокоило меня. Она очень просила меня приехать, и я не могу просто отвернуться от нее. Мы были так близки!

Лорд Эйвери содрогнулся от мысли, как может отреагировать Рейвенсворт, если две кузины вдруг снова встретятся так скоро после разлуки. Ему не понравится вмешательство в его отношения с Брайони, в этом Эйвери был уверен.

– Харриет, любовь моя, – стал уговаривать Эйвери, – не думаете ли вы, что пока неблагоразумно ехать к Брайони? Через месяц или два я, конечно, поддержу ваше предложение. – Следующие слова он выбирал особенно тщательно. – Вы очень близки, я знаю, даже ближе, чем сестры. Но когда женщина становится женой, такая близость должна принадлежать ее мужу. – Он приподнял ее подбородок тыльной стороной ладони и заглянул глубоко в глаза. – Признаюсь, я много раз ощущал ревность к Брайони и исключительности ваших отношений. Когда мы поженимся, Харриет, – продолжил он немного задумчиво, – я хотел бы быть главным объектом вашей преданности и верности.

– Так и будет, я обещаю, – с чувством ответила Харриет. – Но как вы не понимаете, я же дала Брайони слово! Я должна увидеть ее всего один раз. Я не понимаю сущности этого брака с Рейвенсвортом, но я знаю, что Брайони отчаянно нужен друг. Доверьтесь мне в этом, Эйвери. Я клянусь, что не встану между ними, если вас беспокоит это. – Она в тревоге ждала его ответа.

– Что я могу сказать? – произнес он с покорной улыбкой. – Будет невежливо с нашей стороны не нанести визит, когда мы окажемся по соседству. И они должны быть среди первых, кто узнает о нашем браке. Но, Харриет, вы послушаетесь меня, если я решу, что нужно уехать? У Рейвенсворта дьявольский темперамент, и, если он осмелится обрушить его на вас, боюсь, нашей многолетней дружбе навсегда придет конец. А мне будет не хватать его, – печально добавил он.

Харриет торжественно пообещала подчиняться всем решениям своего нареченного относительно предстоящего визита. Эйвери должен был бы успокоиться, но у него осталось скорбное опасение, что их присутствие в доме Рейвенсворта не доведет до добра.

К вечеру второго дня их поездки в Кент карета Рейвенсворта въехала в глубокую колею на дороге, и правое переднее колесо едва не отвалилось. В этот момент его светлость полулежал на подушках, баюкая спящую Брайони на своем плече. Карета содрогнулась от внезапной остановки и опасно накренилась, пассажиры свалились со своих удобных мест. Брайони проснулась от удара, и Рейвенсворт, мгновенно осознав их опасное положение, распахнул дверцу кареты и выпрыгнул на дорогу, таща упирающуюся нареченную за собой. Несколькими отрывистыми словами он приказал Брайони отойти и пошел осмотреть повреждение, выкрикивая короткие приказы нерешительным верховым и кучеру. Брайони стояла в замешательстве, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.

Конюхи неистово принялись выпрягать лошадей, когда черная туча над головой вдруг разразилась вспышкой света, перечеркнувшей небо. Последовавший за ней громовой раскат сотряс землю у них под ногами. Испуганная Брайони содрогнулась и, съежившись, прижалась к накренившейся карете.

Небеса разверзлись, и внезапный бурный ливень немилосердно обрушился на людей и животных. Брайони каким-то краем сознания поняла, что Рейвенсворт, не переставая заниматься лошадьми, выкрикивает ей какие-то приказания, но вторая вспышка молнии и почти одновременный раскат грома заглушили его слова. Ее охватила паника. Она знала, что ее реакция безосновательна, но ничего не могла с собой поделать. Она ощутила тот же самый сухой ужас во рту, как тогда, когда смотрела на гибель родителей. Она чувствовала, что заново переживает старый кошмар неминуемой смерти. Дрожащими пальцами она заткнула уши, чтобы заглушить ужасающий грохот бури, не обращая внимания, что плащ соскользнул с ее плеч и лежит у ног намокшей тряпкой.

Третий раскат грома заставил ее сорваться с места. Когда земля задрожала под ее ногами, слабый крик сорвался с ее губ, и она побежала в слепом страхе, спотыкаясь и падая, чтобы спрятаться под густым кустарником на обочине дороги. Острые шипы царапали ее руки и лицо, но Брайони не замечала их. Она хотела только одного – найти убежище от безмерного ужаса.

Крепкие руки Рейвенсворта схватили ее сзади и подняли, вырывая из беспросветной жути, чтобы прижать к широкой груди. Она почувствовала тепло его тела и прижалась к нему с отчаянной силой, судорожно бормоча его имя куда-то в его шею. Одним легким движением он завернул ее в обширные складки своего дорожного плаща, защищая их обоих от безжалостного ливня. Его тихие проникновенные слова, как если бы он разговаривал с испуганным ребенком, баюкали и утешали. Ее хриплые всхлипы дали волю слезам, когда истерика отступила. Осознание, что они должны добраться до гостиницы, в которой для них забронированы комнаты, стало пробуждаться в ее окаменевшем мозгу. Но когда Рейвенсворт передал ее в руки своего грума, чтобы сесть на коня, Брайони со стоном запротестовала и прижалась к нему. Он поднял ее, усадил перед собой в седло и повернул ее лицо к своему плечу. Ее руки крепко обхватили его талию.

Когда они добрались до придорожной гостиницы, гроза утихла, и Брайони успокоилась в руках Рейвенсворта. Однако едва он попытался опустить ее на землю, она вцепилась в него с новой силой, и ее с трудом смогли оторвать от него. Потом он снова поднял ее на руки и понес в их спальню. Как только дверь была заперта от посторонних, Рейвенсворт снял с Брайони мокрую одежду и вытер насухо перед пылающим огнем. То, что Брайони не выразила даже малейшего протеста против таких вольностей со стороны супруга, который до сих пор не использовал свое право мужа, взволновало Рейвенсворта больше, чем он хотел признать. Он нашел в ее чемодане ночную рубашку, аккуратно надел на нее и, наконец, завернул ее в одеяло с кровати. Тогда он уселся в кресле у камина, баюкая дрожащую девушку в своих объятиях.

Нежно поглаживая ее по волосам, он чувствовал, как она успокаивается и расслабляется. Он говорил ей нежные, утешающие слова. Это, и ощущение избавления от какой-то ужасной катастрофы дало волю потоку целительных слез. Поощряемая его тихими осторожными вопросами, Брайони медленно, запинаясь, начала рассказывать о трагическом стечении обстоятельств, которому она стала свидетельницей в тот незабываемый день, когда ее родители нашли свою могилу в бурных водах озера Уиндермир. Рейвенсворт молча слушал, как она описывала свое ощущение абсолютной беспомощности, когда была вынуждена смотреть, не в силах сделать ничего, чтобы спасти двух самых дорогих людей на свете. Дойдя до конца своего рассказа, Брайони испытала странное облегчение. Равномерное биение сердца Рейвенсворта около ее груди было как бальзам, притупляющий чувствительность ее обнаженных нервов. Негромкий баритон Рейвенсворта продолжал баюкать ее, когда он гладил ее по волосам, и после нескольких дрожащих вздохов Брайони погрузилась в сон под защитой его надежных рук.

Рейвенсворт еще долго сидел неподвижно, в глубокой задумчивости глядя на спокойно дышащую девушку.

Она пошевелилась, и его руки крепче обняли ее. Выражение его лица становилось все суровее, пока его глаза продолжали упиваться ею. Как только ему пришло в голову принудить этого беззащитного ребенка стать его невестой?

Девушка, которая так яростно прижималась к нему в разгаре бури и с таким трогательным доверием таяла в его объятиях, покоряясь его защите, была для него почти незнакомкой. Когда он в первый раз встретился с Брайони, его привлекли спокойная сдержанность и ее невозмутимая манера держаться, замешанная на противоречивом, но таком привлекательном уме. В некотором роде он даже восхищался ее строгой приверженностью принципам, хотя они и привели их обоих к открытому конфликту. Брайони всегда хватало смелости постоянно противоречить ему во всем. Именно эти качества и осознание скрытой чувственности, которую он разбудил в ней, заставили его завладеть ею всецело.