В полдень де Рохан сообщил, что ему надо отлучиться по другому делу. Вчера поймали двух португальцев-контрабандистов, и на судебном заседании, назначенном на два часа дня, требовалось его присутствие. Дэвид вкратце изложил де Рохану свои планы насчет Китти, высадил его и собаку возле Уэппинга и велел кучеру ехать домой. Продрогнув до костей, плохо соображая после бессонной ночи, он был не в силах делать какие-либо выводы из услышанного сегодня утром.

Приехав на Керзон-стрит и нигде не найдя Кембла, Дэвид принял ванну, спустился на первый этаж и машинально сел за стол в свое кресло, чтобы вкусить, наконец, долгожданный ленч. Мысли его разбегались, и он не сразу заметил, что тарелки с бифштексом перед ним не оказалось.

Стоявший в дверях лакей осторожно кашлянул, и только тут Делакорт почувствовал странное напряжение, повисшее в воздухе. Он перевел взгляд с лакея на стол и в немом изумлении обнаружил жуткую статуэтку со зловеще блестящими черными глазами.

На том самом месте, где должен был, источая восхитительный аромат, дожидаться жареный бифштекс, стояла фарфоровая фигурка, изображающая мальчика с надутыми щеками, выкрашенными в яркий травянисто-зеленый цвет. На мальчике не было ничего, кроме желтой полосы ткани, обмотанной вокруг бедер. Дэвид медленно повернул голову и увидел на буфете целый ряд подобных — только чуть менее устрашающих — фарфоровых предметов.

Моментально вспомнив утренний разговор с камердинером, он взревел, призывая того к себе.

Вскоре в столовой появился виновник произошедшего.

— Что это такое, черт возьми? — спросил Делакорт, указывая на непрошеного фарфорового гостя. Кембл гордо выпрямился.

— Чудесная вещица, не правда ли? — Камердинер самодовольно улыбнулся. — Я знал, что она вам понравится.

— Скорее лишит разума, — пробормотал Делакорт. Он раздраженно потянулся к кофе и бифштексу, отпихнув статуэтку подальше. — Послушайте, Кембл, я в жизни не видывал таких уродливых предметов. Надеюсь, вы отдали не слишком большую сумму за этих колченогих, зеленых, полуголых…

Возмущенно фыркнув, Кембл нагнулся к столу и схватил статуэтку со скатерти.

— Я не виноват! — пылко начал он. — Я же говорил вам, что предпочитаю Цин. Так нет, вам захотелось Мин, да еще зеленый. — Он осторожно поставил странно искривленное основание статуэтки себе на локоть и сунул ее Делакорту под нос. — Так получите свой зеленый Мин!

— О Боже, вы сведете меня с ума своими минами и цинами! — проговорил Дэвид, потирая виски кончиками пальцев. — Что это вообще такое?

— Черепица для крыши.

— Черепица? — взвился Делакорт, отодвигая тарелку. — Я велел вам купить китайские фарфоровые статуэтки — маленьких танцовщиц, вазочки, кубки и прочее, — а вы принесли мне черепицу, на которой стоит гадкий восточный гном?

— Там есть несколько ваз, — с достоинством возразил Кембл, кивнув на буфет, — и два кубка. А про китайскую танцовщицу вы мне ничего не говорили! Кроме того, эта черепица сейчас в моде…

— В моде! — вскричал Делакорт, разводя руками. — Как и те проклятые мрачные жилеты, которые вы заставляете меня носить!

Кембл любовно погладил зеленого человечка по блестящей макушке.

— Редкая вещь, — заявил он. — Если повесить ее над дверью, она будет отгонять злых духов.

— О да, разумеется. — Делакорт попробовал кофе. — Даже в пьяном угаре я близко не подойду к этой штуковине!

— Послушайте, как вам только не совестно! — С крайне оскорбленным видом Кембл прижал к груди фарфорового мальчика. — Ради вас я мотался с утра пораньше по туману в Сент-Джайлс! Вы хоть представляете, как это опасно? Я рисковал жизнью и здоровьем только ради того, что вам хочется произвести впечатление и забраться в постель к какой-то женщине! И даже не пытайтесь это отрицать! А теперь вы разыгрываете из себя знатока и ценителя искусств. Как будто вы способны отличить Мин от Мейсена!

— Проклятие! — перебил его Делакорт, с громким стуком ставя чашку с кофе на стол. — Упакуйте все это в коробку и велите подать карету.

Слуги леди Уолрафен хорошо знали свою госпожу, поэтому расценили ее беспокойство и односложные фразы как признак душевного волнения. Обычно в леди Уолрафен не было ничего загадочного. Она говорила то, что думала, думала то, что говорила, и, как правило, вела себя немного беспечно.

Однако сегодня в ее поведении не было ни тени беспечности. Большую часть дня она мерила шагами гостиную, до хруста ломая пальцы и что-то бормоча себе под нос. В конце концов, она распорядилась, чтобы ее горничная и карета были готовы к отъезду в течение часа.

Поэтому, когда лорд Делакорт постучал в дверь дома под номером три на Парк-Кресент, Шоу встретил его с некоторой растерянностью. Все еще простуженный дворецкий уставился за его плечо, на украшенный лентами деревянный ящик, который два лакея отвязывали от экипажа Дэвида.

— Может быть, сэр, я сначала посмотрю, дома ли она? — вежливо предложил Шоу.

— Будьте так любезны, — отозвался Дэвид. — Но если леди Уолрафен нет, передайте, что это для нее.

В глубине души он надеялся, что Сесилии дома не окажется, — он до сих пор не придумал, что же ей сказать. Наверное, разумнее всего оставить подарок на ступеньках крыльца и уехать.

Но Сесилия была дома и приняла его, хоть и немного сдержанно. Или неуверенно? Делакорт не мог определить: он не привык иметь дело с женщинами, которых можно было назвать сдержанными и неуверенными. Слуги поставили ящик на пол перед диваном и удалились, плотно закрыв за собой дверь.

— Это подарок, — пробормотал Дэвид, смущенно кивнув на ящик. — Я хочу извиниться.

Тонкие брови Сесилии поползли кверху.

— Извиниться? — удивленно спросила она. — Я не знала, что в подобной ситуации принято извиняться.

Глядя на него, она слабо усмехнулась. Делакорт заставил себя улыбнуться в ответ. Сегодня Сесилия казалась еще краше, чем позавчера. На ней было открытое платье из плотного голубого шелка — глубокое декольте, корсаж, скроенный по последней моде, подчеркивал манящую округлость бедер.

Опустив руку на спинку кресла, Сесилия перевела взгляд на ящик. Дома она не носила перчаток, и белая кружевная оборка манжеты упала на кисть. Делакорт представил себе, как было бы приятно растянуться на ее кровати и наблюдать, как эти тонкие изящные пальцы ласкают его…

— Дэвид. — Она смотрела на него с нескрываемым любопытством. — За что ты хочешь передо мной извиниться?

Дэвид почувствовал, как лицо его запылало. О Боже, он никогда в жизни не краснел!

Смущенно шагнув ей навстречу, он неловко взмахнул рукой.

— Надеюсь, этот подарок возместит тебе разбитую мной танцовщицу, — объяснил он и, понизив голос до хриплого шепота, продолжил: — Послушай, Сесилия… я не представляю, что на меня нашло вчера.

Она прищурилась.

— Ты жалеешь о том, что случилось? Он горько усмехнулся.

— Я жалею лишь, милая, что не смог сдержать раздражение. По правде сказать, со мной такого раньше не бывало.

Взгляд Сесилии скользнул по его лицу и остановился на губах.

— Признаюсь, я, и сама была очень удивлена.

Услышав это, Дэвиду захотелось обнять ее, но он не мог на это решиться, не находя слов для дальнейшего разговора и сомневаясь, что она захочет его слушать.

Подняв руку, Дэвид нежно провел тыльной стороной ладони по щеке Сесилии.

— Мне кажется, Сесилия, нам с тобой надо многое обсудить. Вчерашняя ночь… была сказочной.

Как будто прочитав его мысли, Сесилия обхватила его руками за талию.

— Похоже, мы сумели преодолеть неприязнь друг к другу.

— Милая моя, — ласково сказал он, — никакой неприязни я к тебе не испытываю.

— А что ты испытываешь ко мне, Дэвид? — тихо спросила она, прильнув щекой к лацкану его сюртука. — Я хочу, чтобы ты был со мной откровенным.

Дэвид молчал. Ему казалось, что он стоит на скользкой ледяной горе, а внизу зияет бездонная пропасть.