Дэвид вопросительно вскинул брови:

— Что с тобой? Тебе нездоровится?

— Не беспокойся, Дэвид, со мной все в порядке, — отозвалась она, нервно покручивая большими пальцами.

— А как Коул и его «Дочери Назарета»? Он доволен работой миссии?

— Да! Пожертвования растут.

— А-а, капитал — это хорошо!

Дженет заломила руки. Было видно, что она больше не выдержит.

— Скажи, Дэвид, ты счастлив? Это все, что мне надо знать. Я желаю тебе настоящего счастья — такого, как у меня. Мне невыносимо думать, что ты печален и одинок.

Делакорт презрительно усмехнулся, отодвинул бокал и вскочил с кресла.

— Когда ты, наконец, угомонишься, Дженет? — спросил он, подходя к окну. Одной рукой пригладив свои густые темные волосы, он отдернул другой плотные шторы и уставился в холодную зимнюю ночь.

— Ты уже бросил ту рыжую девицу, с которой я видела тебя на Бонд-стрит на прошлой неделе? — мягко спросила она.

— Я скоро найду себе другую, — ответил он, обращаясь к оконному стеклу.

— И снова с копной рыжих кудряшек?

— Наверное, — согласился Дэвид. — Надеюсь, ты не думаешь, милая сестренка, что мне не хватает женского внимания?

— Конечно, нет, — отозвалась Дженет. — Наоборот, женщин у тебя явный избыток. Она у тебя уже вторая в этом году. А ведь сейчас еще только февраль.

— Ну и что? — резко спросил он.

— В прошлом году их было восемь. Милый, ты меняешь любовниц каждые шесть недель.

— Это не совсем точно, но я не понимаю, что тебя беспокоит, Дженет? Пока они на моем содержании, я забочусь об их удобствах, а когда наша связь кончается, обеспечиваю их деньгами. — Губы его скривились в горькой усмешке. — До сих пор все были довольны.

— А ты, милый? — вкрадчиво спросила она. — Ты-то сам удовлетворен такими отношениями? Пытаясь завоевать весь мир, не теряешь ли ты частицу своей души?

Дженет встала с кресла и подошла к окну. От стекла веяло холодом. Поежившись, она придвинулась ближе к Дэвиду, словно пытаясь согреться его теплом. Внизу, в тусклом свете уличного фонаря, стелился серебристый туман, создавая на булыжной мостовой Мейфэра ледяной матовый отблеск и окутывая улицу холодной загадочной пеленой. Эта картина напомнила воображению Дженет сердце ее брата, и ей захотелось плакать.

Она ласково положила руку Дэвиду на плечо, чувствуя, как он расстроен. Дэвид в ответ повернулся к сестре, и лицо его вдруг стало трогательно-растерянным. На мгновение Дженет испугалась, что брат сейчас на нее накричит, но он медленно раскрыл объятия и прижал ее к груди.

— Ах, Дженет! — выдохнул он в ее волосы. — Ведь у нас нет друг от друга никаких секретов?

— Конечно, нет, — согласилась она. И в самом деле, несмотря на то, что общим у них был лишь один непутевый папаша, между ними существовала душевная близость, редкая даже для родных братьев и сестер.

Они с Дэвидом были очень похожи — оба гордые, непреклонные и потому часто страдающие от одиночества. До появления в жизни Дженет Коула она и Дэвид не разлучались. Конечно, тогда у нее был муж, но первый брак оказался не слишком удачным. А у Дэвида оставались мать — вдова — и старшая сестра Шарлотта — сестра по духу, но не по крови.

Зато Дженет — и то и другое. Дэвид родился вне брака в результате надругательства над молодой женщиной. Это была позорная семейная тайна, самый тяжкий грех отца Дженет.

Дженет содрогнулась в объятиях брата. Разумеется, Дэвид часто думал о своем происхождении, но тщательно это скрывал. Его мать была из хорошей, но бедной семьи и служила у покойного лорда Делакорта гувернанткой, занимаясь воспитанием юной Шарлотты. Граф Килдермор, игрок и развратник, овладел ею в загородном доме Делакорта во время шумной вечеринки, когда она спускалась по черной лестнице в кухню, чтобы выпить перед сном чашку молока.

Дженет была тогда совсем малышкой и спокойно жила с мамой в замке Килдермор. Ошеломленный произошедшим, лорд Делакорт скрыл от всех страшную правду, но, когда стало ясно, что несчастная гувернантка беременна, в благородном порыве женился на ней, дабы дать ребенку имя.

Возможно, он рассчитывал таким образом загладить свою вину за то, что водил дружбу с негодяем Килдермором и принимал его в своем доме, где жила невинная девушка.

Коул, разумеется, обо всем этом знал. А когда старшим сыновьям Дженет исполнилось четырнадцать, Дэвид и Дженет рассказали им эту историю. Но знать и понимать — разные вещи. Дженет очень жалела, что Дэвиду стала известна правда: на смертном одре их отец поведал обо всем случившемся много лет назад. Она, не задумываясь, отказалась бы от дружбы со сводным братом, только бы вложить слова умирающего обратно в его уста!

Видимо, лорд искренне верил, что Господь Бог простит его, если он раскроет душу перед своим единственным сыном. Но поступок Килдермора принес облегчение лишь ему одному. Он отошел в мир иной, очистив свою совесть от греха, а Дэвиду предстояло жить, сознавая, что в его жилах течет позорная кровь бесчестного шотландца, а отнюдь не благородная нормандская кровь человека, который его воспитал.

Но жизнь, как правило, несправедлива, и не стоит тратить время, жалея о былом. Дженет резко высвободилась из объятий брата.

— Бывали ли у тебя минуты, Дэвид, когда ты ощущал себя счастливым? Что для этого нужно, ты можешь мне сказать?

Он прижался к спине сестры грудью и опустил подбородок на ее макушку. Ему было страшно взглянуть ей в глаза.

— Ах, Дженет, — произнес он тихо, с отчаянием, — если бы я это знал!

В библиотеке стало тихо. Дэвид слышал только ритмичное дыхание Дженет, а та стояла не шевелясь, грустно размышляя о судьбе брата.

Ну, зачем она его терзает? Ведь ей хорошо известно, почему он не хочет жениться. Его поместья, титулы и даже сама его кровь — все это чужое. Он не Делакорт! Он никто. Не благородный, не титулованный и никем не уважаемый. Впрочем, последнее — его собственная вина.

И все же, как он объяснит столь позорную родословную своей будущей жене? А вдруг после этого она откажется выйти за него замуж? Или разгласит его тайну? Но еще хуже жениться, скрывая от избранницы правду своего происхождения.

Однажды он уже вляпался в историю — в результате досадного недоразумения его чуть не заставили идти под венец. Но и сам он поступил нехорошо, предложив девушке руку и сердце, скрыв от нее свою биографию. Ведь если бы она вышла за него замуж, ее дети унаследовали бы его кровь.

В конце концов, Дэвид с той девушкой расстался, несмотря на искреннее желание загладить свою вину. Оба они стали жертвами дурной шутки, и Сесилия вовсе не хотела выйти за него замуж. Уолли Уолдрон получил от Дэвида таких тумаков, что еле остался жив. Несмотря на все обстоятельства их знакомства, Дэвид продолжал добиваться расположения Сесилии, но все его усилия были тщетны: девица оказалась злопамятнее и непреклоннее, чем он надеялся. В ответ на предложение руки и сердца она оскорбила Дэвида и выставила его на всеобщее осмеяние.

Хорошо хоть, что он избежал тюрьмы… и впредь стал осторожнее.

Брату уже исполнилось тридцать два года. Он и сам прекрасно понимал, что в его жизни не хватает очень многого, а с тех пор, как Дженет вторично вышла замуж, он и вовсе словно потерял почву под ногами.

Уединившись в загородной усадьбе с любимым мужем, Дженет, наконец, обрела подлинное счастье и создала замечательную семью, однако Дэвид лишился в ее лице самого верного друга, морального компаса и единственного человека, который был ему действительно небезразличен. В напрасной попытке избавиться от гнетущего одиночества и тоски он прибегал к всевозможным — не всегда благопристойным — увеселениям.

Дэвид всегда прислушивался к словам Дженет. Вот и сейчас он сознавал, что она права: ему действительно пора остепениться — нельзя же всю жизнь порхать по чужим гостиным… и менее приличным местам. Есть риск потерять великосветский лоск в бесконечных загулах и в результате стать никому не интересным.

Между тем он не видел впереди никакого просвета, как будто какие-то таинственные, непостижимые силы воздвигли перед его носом невидимую стену. К кому обратиться за советом? Только не к Дженет: она и так уже незаслуженно корила себя за ту неразбериху, что творилась в его судьбе.