– Ты не знала? Ну, так знай, пифия. Разве мог нищий оборванец, приблудный помощник конюха рассказать такой, как ты, из какого дерьма вытащен на свет? Он хотел быть для тебя принцем, этот лопоухий глупец.

– Зачем ты так о себе, Дик… Мы же были друзьями.

Дик меня словно не слышал.

– Я разыскал эту вашу деревню и замок Аболан, чтобы ее увидеть. Я проклинал ее за подаренную жизнь, Рона. Я не просил, чтобы меня спасали! А когда увидел… Она смотрела на тебя издали, так, чтобы ее не заметили. Ты играла с кормилицей, которую все считали твоей матерью…

– Я так никогда не считала, Дик! Я же…

– Да, пифия, эту истину ты знала. И молчала. Ты же умная девочка. Но леди Аболан никто не называл мамой. А я… никого так не называл. Я понял, почему она, высокородная дама, полезла в дерьмо за дохлым чужим младенцем. Знаешь, почему я не переношу вашу проклятую Лигу?

Переход был таким внезапным, что я вздрогнула. Этот Дик совсем не походил на моего друга с золотистой, вечно лохматой, как подсолнух, головой. С душой, яркой, как солнце.

Синие глаза наемника словно вылиняли от ненависти.

– Потому, что самая достойная счастья женщина была самой несчастной. У нее не было семьи, не было дома, ее лишили ребенка и даже исконного имени. Она носит имя замка Аболан, как собака кличку. Ей не оставили ничего! Она – собственная безымянная тень. И тебя ждет то же самое, пифия Лиги.

– Но мама не была заточена! Она жила в родном доме! Была свободна!

– Как же мало ты знаешь о собственной матери, жрица Истины! Еще меньше ты знаешь о себе самой. Благодари за то свою Лигу.

– Дик! В чем я провинилась? За что ты на меня накинулся?!

Он прислушался к чему-то далекому.

– Городской караул сменился. Через полчаса вам можно будет бежать, – он помолчал, и ответил все же на вопрос. – Есть за что, но долго объяснять. Потом как-нибудь. А сейчас я просто зол. Терпеть не могу, когда люди плохо исполняют обязанности, а твой опекун поклялся госпоже Аболан защищать тебя ценой жизни, но вот уже трижды на моей памяти не выполнил долг. Все приходится делать самому. И – самое поразительное! – клятвооступник до сих пор жив!

– Ну, так предъяви претензии в соседнем каземате!

– Не могу! – Дик огорченно развел руками. – Твой хранитель спит, и проснется примерно через полчаса. Мне не надо было, чтобы он подслушавал. Впрочем, ты все равно обо всем доложишь. А не доложишь, так они сами без твоего ведома выведают. Так?

– Так.

А что тут скрывать? Любой, кто знает о телепатах не понаслышке, желал бы, чтобы эта ошибка природы не появлялась на свет. Даже если это Дик.

– Послушай, Косичка! – Он соизволил присесть на скамью и осторожно, словно я могла укусить, взял меня за руку. – В моих силах немного помочь тебе, если ты захочешь. Многого не успеть, но будет достаточно, чтобы не вся твоя подноготная была вывешена на всеобщий телепатический обзор. Кстати, это защитит тебя и от меня, хотя я и не собираюсь тебя подслушивать.

– Почему ты никогда не говорил мне о таких способностях, слухач? – упрекнула я в свою очередь, тихонько отнимая ладонь: я тоже ему еще не отдала руки.

Он прищурился понимающе, ухмыльнулся и ответил уклончиво:

– Они проявились позже.

И я сразу засомневалась. После того, как меня чуть не утопили разъяренные селяне, Дик постоянно оказывался рядом в критический момент, которых у меня было по несколько на дню. Потому мы и оказались неразлучны. Не раз он напрашивался на ночлег, объясняя Дори, что приютивший его конюх ныне невменяем, а попросту дюже пьян. И те ночи были самыми беспокойными: обязательно что-либо загоралось – то крыша, то крыльцо, то все сразу в нескольких местах.

В школах Лиги развивали телепатические дарования, обучали и приемам защиты, но о том, что за каких-то полчаса показал мне Дик, я даже не слышала. И ужаснулась: неужели «пробужденные» настолько опередили Лигу? Он меня успокоил, уверив, что всем орденам Бужды эти хитрости и не снились, и вряд ли приснятся в ближайшем будущем. А откуда сам Дик поднабрался таких знаний, он мне не доложил, сказав только, что пифии было бы гораздо проще научиться, чем ему пришлось.

– Ну вот, Косичка, – сказал он весело, заканчивая стремительный урок, – лучше что-то, чем ничего. И лучше, чем ненадежный щит твоего наставника или всего вашего Совета в полном составе. Это будет только твоя личная защита, специально для пифии. Больше ни у кого в мире такой нет. Жаль, мало у нас было времени, вам уже пора в путь. Держи ключи и одежду. Сама выпустишь любимого опекуна. Видеть его не могу! Лошади у выхода. Вас сопроводят до границы, чтобы больше не было никаких недоразумений. Да, чуть не забыл! Ты в последнее время ничего не теряла, кроме совести?

Он вытащил из-за пазухи ожерелье, и перед глазами закачала укоризненной головой черепашка, обремененная кристаллом.

На пороге Дик обернулся и спросил лукаво:

– А ты не хотела бы сменить опекуна, Рона? Я бы подобрал тебе более подходящего. Любой из моей сотни лучше бы справился с его обязанностями. Стала бы дочерью полка…

И сам же подавил ехидный смешок. Я хотела вежливо сказать, что тут отец решает, но прикусила язык: о том, что мой отец жив, и кто он, мало кому надо было знать. И только негодующе фыркнула:

– Слыхали мы о таких дочках. А я думала, ты мне добра желаешь!

– Зачем сразу так плохо думать о нас? Никто бы даже в мыслях пальцем не тронул, клянусь! – горячо уверил он. – Ты плохо представляешь себе, что такое сотня, объединенная слухачами – единое существо с единой волей и разумом!

– Упаси Боже! – я ужаснулась всерьез. И, пока ошеломленно хлопала ресницами, пытаясь представить стократный телепатический кошмар, Дик исчез, как обычно, не попрощавшись. Ну что за невежа!

Кристалл, зажатый в ладони, затрепыхался, дракон в ожерелье раззявил золотую пасть: «Жрица, па-а-адьем! Да будет тебе известно: на дворе гарсийского храма Истины тысяча третий год от Пробуждения Бужды. Настоящее время – пять утра».

Факел догорел, но золотой диск с девой-полузмеей, висевший на стене карцера, стал чуть ярче – за крохотным оконцем под сводами занималось утро. Я потянулась на жестком ложе, разминая онемевшее тело. Все-таки путешествие по времени не освобождает пифическую плоть от текущей действительности.

Два года мы с Диком не виделись. Но за это время я привыкла к его мысленному отклику чуть ли не по первому требованию. Единственное, что меня смущало, так это навязчивое подозрение: не страдаю ли я, вдобавок к зрительным, еще и стойкими слуховыми галлюцинациями. Как-то Дик, которого изрядно достали мои сомнения, предложил провести опыт: он мне называет свое местонахождение, а Лига находит там или его самого, или доказательства его там пребывания, и сомнениям конец.

Результаты опыта оказались невразумительными. Хозяйка постоялого двора на юге Асарии еще пересчитывала деньги, заплаченные только что съехавшим постояльцем, по описанию весьма похожего на моего блуждающего друга. Но не пойман – не Дик. На мои претензии о несоблюдении условий опыта, неуловимый Дик неизменно хихикал, оправдываясь, что никогда еще не развлекался с таким удовольствием.

Раз за разом натыкаясь на аналогичные случаи, Лига вошла в азарт. Поймать юношу стало для Альерга делом чести. И, подозреваю, станет делом жизни, если он доскребется до наших с Диком бесед на расстоянии. Стоит ли говорить, что урок, начатый в тюрьме Эльвидека, был продолжен втайне от опекуна. Все школы Лиги не научили бы меня столь многому – разве будет Лига учить защищаться от нее самое?

Почти ежедневная мысленная перекличка создавала иллюзию, что в колпаке, под которым держала меня Лига, появилась трещина. И я просачивалась в нее, как вода – туда, где был Дик.