В других культурах нашлись бы рабочие и таланты заполнившие эту пустоту, но гордым дроу подобное не могло присниться даже в кошмаре. Статус это все, и никто не желал оставлять заработанное тяжким трудом положение ради общего блага. Дроу Мензоберранзана не смогли объединиться, чтобы победить в войне; не могли они действовать совместно и после нее.
Но здесь лежала и проблема Нисстира. На темных эльфов можно подействовать лишь обещаниями личной выгоды. Статус, власть: только на подобный крючок можно было выманить дроу на свет. Пусть жизнь в Подземье нелегка, а Мензоберранзан выходит на новый, пугающий уровень хаоса, большинство дроу просто не представляли себе иную жизнь. Все что мог предложить мир на поверхности, было поражение, бесчестье и ужас палящего солнца.
С глубоким вздохом торговец отпустил занавес и, повернувшись, посмотрел на спектакль совсем другого рода. Мужчина, средних лет и неприметного вида, сидел опутанный цепями на тяжелом каменном кресле. Вокруг него потрескивала сфера призрачно-зеленоватого света, а над ним склонился одетый в черное дроу, стоявший и тихо напевающий что-то с закрытыми глазами и вытянутыми ладонями. Жреческая магия стекала с пальцев темного эльфа, как черная молния жаля прикованного дроу. Пленник бился в судороге, пока его мучитель – жрец Ваэрауна, покровителя воров – вскрывал его память и секреты.
Наконец он удовлетворенно кивнул. Светящийся шар рассеялся и пленник обмяк в цепях, тихо постанывая в смеси боли и облегчения.
Странное обращение, быть может, для доверенного агента, но у Нисстира не было иного выбора. Цена обманутого доверия слишком велика. В Мензоберранзане любой заподозренный в поклонении кому-либо кроме Лолт умирал достаточно быстро. Тем, кто поклонялся другим богам, или вообще никому, предпочтительнее было держать свои мнения при себе.
И все же, в потревоженном городе, где казалось, пошатнулись сами основы общепринятого порядка, изредка встречались дроу, смевшие шептать имя Ваэрауна, мечтая при этом о жизни свободной от ограниченности Мензоберранзана. Таких дроу искал Нисстир. У некоторых, как например, у этого, только что подвергнутого пытке эльфа, ненависть к матриархальному правлению была так глубока, что он мог вынести все что угодно, только бы положить ему конец. Но большинству дроу нужно было большее: нечто, позволявшее забыть о неприятных воспоминаниях, предлагающее шанс на власть и положение куда большее, чем они имели сейчас.
В свое время, Нисстир поклялся, он найдет то, что нужно, чтобы увлечь за собой дроу Мензоберранзана. В конце концов, Сокровищница Дракона славна тем, что может обеспечить все что потребуется, как бы дорого это не стоило.
Мензоберранзан не единственный страдал от конфликтов и войны. Далеко, в земле холмов и лесов на востоке Фаэруна, народ Рашемена переживал собственные суровые времена. Магия – сила, правившая и защищавшая их земли – недавно стала предательски ненадежной. Древние боги и давно ушедшие герои ходили среди живущих, и народ сновидцев мучили странные кошмары и безумное возбуждение. Но что было опасней всего, таинственная защитная магия, сплетенная правящими Колдуньями, рассеивалась, и глаза многих врагов вновь глядели в сторону Рашемена.
Из всех воинов рашеми пожалуй никого этот хаос не коснулся так сильно как Федора. Это был еще молодой, симпатичный парень, с умелыми руками кузнеца и отличной выдержкой в бою. Хороший работник, но мечтатель даже по меркам рашеми. Федор знал песни и истории не хуже многих странствующих бардов, и его глубокий резонирующий бас частенько перекрывал стук молота, когда он работал. Как и большинство его сородичей, он был доволен простыми радостями жизни, и спокойно встречал трудности. Мягкий характер и улыбка казались весьма несоответствующими его впечатляющей репутации; Рашемен славился мощью и яростью своих берсерков, а Федор выделялся и среди них.
Знаменитые воины Рашемена использовали странный и малоизученный магический ритуал, чтобы войти в боевую ярость. Но что-то странное произошло с этой магией, которая изменившись вошла в юного Федора. Он стал настоящим берсерком, способным входить в это безумие когда пожелает. Сначала его умение приветствовалось как дар богов, и когда орда Туйган нахлынула из восточных степей, Федор встретил ее вместе со своими братьями-берсерками и бился яростней других.
Все бы хорошо, но было и другое наследие времени искаженной магии. Федора, сновидца, продолжали мучить кошмары, как и многих рашеми в Смутное Время. Он не говорил об этом никому, во многих из его народа – который составляли большей частью простые крестьяне – укоренились давние предрассудки насчет видений, они могли увидеть в любом вызванном пивом сне сложные значения, предвещающие проклятия. Федор считал что знает, чем могут являться его сны, а чем не могут.
Однако сегодня ночью, он чувствовал себя куда менее уверенно. Вырвавшись из кошмара, он обнаружил, что его сердце бешено колотится, а тело обливается холодным потом. Федор безуспешно попытался заснуть, завтра вновь придется встретиться с туйганами и ему понадобится вся его сила. Он дрался сегодня, и дрался хорошо – по крайней мере, так ему сказали. Товарищи поднимали чаши в его честь и рассказывали о множестве варваров, павших под черным мечом Федора. Сам он бой почти не помнил. И с каждой схваткой он запоминал все меньше и меньше. Это беспокоило его. Возможно, именно поэтому этот кошмар так напугал его.
В нем он очутился в глубине леса, куда очевидно забрел в бессознательном состоянии отступившей боевой ярости. Его лицо, руки и тело покрывали ноющие царапины. Оставалась смутная память об игривой возне с полудиким приятелем – снежным котом. И во сне до Федора медленно доходило, что игра пробудила в нем берсерка. Он не мог вспомнить исхода схватки, но меч его по рукоять был покрыт еще теплой кровью.
Проснувшись, Федор понимал, что видение, каким бы пугающим оно ни было, не предрекало будущую битву. Он действительно приручил однажды снежного кота, много лет назад, и они расстались с миром, когда тот вернулся к своей естественной жизни. Но в этом сне он видел свой глубочайший страх: не придет ли время, когда ярость полностью подчинит его? Не уничтожит ли он в безумии не только своих врагов, но и тех, кто дорог ему?
Вновь и вновь Федор видел свет жизни, тающий в золотистых глазах кота. Как ни пытался, он не мог рассеять это видение, не мог бороться со страхом, что нечто подобное может случиться.
И сидя в ожидании утренней зари, Федор ощутил тяжкий груз рока на своих плечах, и задумался, не содержал ли его сон и впрямь пророчества.
Шакти Ханзрин перебралась на нос маленькой лодки, и посмотрела на двух молодых мужчин, работавших веслами. Ее братья, принцы-пажи, чьи имена она вспоминала время от времени. Три дроу были направлены на Остров Ротов, покрытый мхом островок в середине озера Донигартен. Дом Ханзрин распоряжался большей частью сельского хозяйства города, включая и стадо ротов содержавшееся на острове, и работа семьи Шакти увеличилась многократно в послевоенной сумятице.
Эльфийка хмуро разглядывала братьев, юношей еще не прошедших Ритуала Крови и вооруженных только ножами и трезубцами. Путешествовать с подобным эскортом было не просто опасным, но и оскорбительным. А Шакти Ханзрин всегда замечала любое оскорбление, каким бы малым оно не было.
Лодка мягко ударилась о каменный док, вернув раздумья Шакти к текущим делам. Она вскочила на ноги, отбросив прочь руки своих бесполезных сопровождающих, и выскочила из лодки без помощи. Донигартен не входил в места, которые посещались большинством дроу, но Шакти чувствовала себя здесь дома, и в этом месте власть принадлежала ей. Она постояла на мгновение на узком доке, запрокинув голову и восхищаясь миниатюрным фортом наверху.
Место обитания надзирательницы находилось примерно в сотне футов над головой, вырезанное в скале, сплошной стеной поднимавшейся из воды. Лодка Шакти пристала к единственному доступному для высадки месту: маленькой бухточке, которую не загромождали острые камни, окружавшие весь остальной остров. Единственный выход с него был сквозь каменный форт, а единственным путем к пристани была узенькая лестница, выбитая в камне. Вода вокруг острова была глубокой и холодной, и абсолютно черной, если не считать изредка появлявшегося слабого люминесцентного свечения издаваемого существами, жившими в глубинах. Время от времени некоторые пытались переплыть эти воды. Пока это так никому и не удалось.
