«Тогда ты будешь руководить ее поисками», успокаивающе ответил маг. «Но ты не должен убивать ее. Она слишком ценна, как своей магией, так и детьми которые она принесет во славу Ваэрауна. Ты знаешь, как нужны нам в Ночи Наверху женщины дроу. Я не желаю терять ее».

Горлист фыркнул.

«Есть и другие пути усмирить маленькую принцессу», мягко продолжил Нисстир. «Я хочу получить эту женщину, для Ваэрауна и ради собственного удовольствия, но я совсем не прочь поделиться. Со временем, ты получишь свою месть».

Осознав значение слов своего отца, воин посмотрел на него широко раскрыв глаза. Дроу творили страшные жестокости со своими сородичами, и убивали обитателей поверхности просто ради удовольствия, но предложенное Нисстиром абсолютно противоречило негласному кодексу поведения темных эльфов. Ни одна женщина, даже пленница, не могла быть взята против воли. Вековое табу редко обсуждалось, и чрезвычайно редко нарушалось.

Женщины главенствовали в обществе, и все они, даже простой крови, считались смертными воплощениями Лолт.

Но все же… «Мы поклоняемся богу а не богине», рассудил вслух Горлист.

«Ты начинаешь понимать», одобряюще ответил Нисстир. Но уже говоря, он поднял руку, потирая сверкавший во лбу рубин. Он задумался, слышала ли его «союзница» эти слова, и если да, как Шакти Ханзрин отреагирует на такое кощунство.

Это займет время, привыкнуть к необходимости говорить и действовать так, чтобы оставалась довольной жрица богини дроу. Не та задача, к которой Нисстир мог испытывать энтузиазм.

Позже ночью Федор очнулся, дрожа от холода и знакомой болезненной усталости следовавшей за боевой яростью. Пошатываясь он поднялся на ноги, с трудом понимая что произошло. Часто бывало, что берсерки, все еще в плену бешенства, после боя уходили далеко от места схватки, пока не падали от истощения или полученных ран. На сей раз он блуждал долго, поскольку мелкий ручеек, возле которого он сражался, превратился в холодный, глубокий поток, отражавший в беспокойных водах свет высокой луны.

Молодой воин быстро осмотрел свои раны. Голова гудела, кожа на шее пылала болью. Осторожно дотронувшись до нее, он почувствовал вздувшиеся волдыри ожогов, и вспомнил огненный удар мага. Потом Федор обратил внимание на изодранную кожу куртки, на руках прилипшую к телу под действием засохшей крови. Сбросил куртку, и стянул разорванную рубаху, после чего несколько порезов открылись и вновь начали кровоточить. Неглубокие, но все же требующие внимания.

Федор достал из мешка походный самовар – узкий оловянный чайник, любимый рашеми – и зачерпнул из потока воды. Скоро уже вода кипятилась на костре с травами, исцеляющими и приятными для питья. Когда чай заварился, он смочил им тряпку и тщательно прочистил порезы. Одна рука выглядела не так уж плохо, и он как мог перевязал ее. Над другой надо было еще поработать.

Радуясь, что всегда носит с собой запасную флягу огненного вина Рашемена, Федор сделал могучий глоток крепчайшего напитка. Затем взял иглу, и начал зашивать самую серьезную рану. Нелегкая работа, учитывая как дрожали руки от усталости и холода. Федор понимал, что находится на грани; если он не согреется сейчас же, то умрет не менее верной смертью чем от меча дроу в сердце.

Когда порезы были закрыты и перевязаны, рашеми собрал как можно больше дерева, превратив огонек в ревущее пламя. После этого, разделся догола, и окунулся в ледяные воды.

От шока перехватило дыхание, но кровь быстрее побежала по жилам. Федор выбрался на берег, успокоенный знакомым живительным ощущением холода вовне и внутреннего тепла. Рашеми были здоровым народом, и как мужчины так и женщины вовсю практиковали гонки на снегу – изнурительный бег зимой, в легкой одежде и босиком. В этих состязаниях Федор был мастером, но в нынешнем состоянии, он знал, вынести ночной холод он может лишь ненадолго.

Молодой воин торопливо вернулся к костру, и подобрал меч, собираясь согреться. Однако оружие было слишком тяжелым чтобы легко орудовать им кроме как в состоянии берсерка; порезы на руке чесались и горели от напряжения даже когда он просто пытался поднять меч. Так что пришлось удовольствоваться дубиной, которой он и начал простую но энергичную тренировку отрабатывая удары и блоки.

Довольно быстро упражнения и жар костра заставил пот заструиться по груди Федора. Он вновь окунулся в поток и снова повел бой с тенью. Наконец плюхнулся у костра, согретый но полностью обессилевший. Закутавшись в плащ, он налил себе кружку крепкого чая из самовара. Потягивая чай, он впервые вернулся мыслями к последней схватке.

Федор помнил ее смутно. Там было несколько дроу, один из них рыжеволосый маг, с которым он дрался в далеком Рашемене. Когда он вспомнил об этом, молодой берсерк озадаченно сдвинул брови.

Что-то не то. Он направился в Подземье вслед за пятью дроу. Собственными глазами он насчитал всех пятерых: двоих убитых гигантскими летучими мышами в пещере, и еще троих павших в бою этой ночью. Пять дроу. Маг оказывался шестым.

Размышляя над этим, Федор вспоминал все новые и новые беспокоящие детали. Он помнил искусную татуировку на щеке одного из дроу. Федор мог поклясться, что ни один из впервые встреченных им темных эльфов не обладал такой отличительной чертой. И волосы его были коротко острижены, так коротко, что Федору едва удалось за них ухватиться. Все дроу виденные им в Рашемене носили длинные волосы, завязанные узлом сзади. Могло ли быть, что он шел по следам не того отряда дроу, или возможно, его воспоминания о ночной сватке искажены?

Юноша покосился на меч, и вспомнил как убил дроу с двумя клинками. Когда он подобрал свое оружие, в памяти не воскрешалось. Это было неприятно, но Федор знал, что такое случается часто. Оружие вещь драгоценная и дорогая, берсерки не оставляли их на поле боя чисто инстинктивно. Все же, беспамятство тревожило его.

Тут он сообразил еще кое-что, и застыл как от удара. Меч он поднял, но про самое важное забыл начисто. Он не обыскал тела дроу, не нашел Ветроход!

Федор застонал в отчаянии. Его состояние становилось все хуже, все менее контролируемым. С каждым разом он помнил все меньше и меньше, и терял разум на все более долгие промежутки времени; более того, он позволил боевой ярости поглотить себя настолько, что позабыл о своих поисках. Амулет необходимо найти как можно быстрее, пока безумие не овладело им окончательно. Ему не хотелось даже думать о том, что он может натворить в предсмертные мгновения.

Уголком разума, Федор решил сейчас же вернуться по своим следам назад, незамедлительно исправив ошибку. Если амулет был там, он найдет его. Но израненное, опустошенное тело просто не могло подчиниться приказу. Да и бледное сияние луны не помогло бы найти дорогу к полю боя.

С рассветом, поклялся он, погружаясь в сон; с рассветом он отправится туда. Если боги пребудут с ним, он все еще может найти освобождение из этого рабства, его наследия и его проклятья.

С наступлением утра Федор отправился в путь. К его изумлению, он нашел только три тела дроу, и отпечатки трех пар эльфийской обуви, уходящие на восток. Он тотчас же бросился в погоню, не тратя времени на размышления, откуда взялся еще один дроу.

Когда он понял, что темные эльфы возвращаются назад, он перестал выискивать их следы, и направился прямой дорогой к пещерам, ведшим вниз в Подземье. Он двигался быстро, в отличии от дроу не нуждаясь в укрытии с течением дня. Но отдыхать ему почти не приходилось. Рашеми решил во что бы то не стало настигнуть дроу прежде чем они улизнут в смертоносные лабиринты своей родины.

Два дня, решил Федор, может чуть больше, и он вновь окажется у входа в этот ужасный мир. В пути он размышлял, какую схватку ему придется выдержать там, и сколько еще темных эльфов присоединятся к изворотливому отряду, за которым он охотился столько дней.

Лириэль выбралась на залитую сиянием луны поверхность примерно через два дня после бегства из Мензоберранзана. Телепорт Харзы отправил ее в место поблизости от пещер, где она расположила фальшивую сцену битвы чтобы спасти Федора из Рашемена. Она отправилась по тому же пути, который мог выбрать и человек: извивающийся коридор, резко поднимающийся вверх, в разветвленную сеть пещер в холмах Верхних Земель.