– И нелишним будет выучить пару псалмов наизусть. На тот случай, если вам придется молиться, а вы не знаете, как подступиться.

Палач наклонился к Симону и ткнул его в грудь.

– Поверь, мальчик мой, – прорычал он тихим голосом. – Если этот твой план провалится, тебе самому молиться придется. Так что лучше сделай это заранее.

Он встал и натянул на себя пропахшую плесенью рясу.

– Если хоть один из монашков разоблачит меня, то все мы окажемся в таком дерьме, что и сами архангелы нас не вытащат.

Час спустя Симон и Куизль уже поднимались к кабинету настоятеля, расположенному на втором этаже в восточном крыле. Магдалена осталась с детьми в доме живодера, и малыши так соскучились по маме, что не желали больше упускать ее из виду. Но прежде Магдалена удлинила рясу и очистила от грязи самые скверные места.

И вот Куизль шагал в рясе францисканца; живот его стягивала белая бечевка, а на груди висел, раскачиваясь, словно маятник, деревянный крест. Симон одобрительно посматривал на тестя, похожего теперь на воплощенного судию Божьего. Куизль мог бы стать хорошим священником, хотя Фронвизер не ждал бы от него особого милосердия. Что ж, по крайней мере, своих прихожан он держал бы на коротком поводу.

– Эта ряса колется, как из крапивы сделана! – ругался палач. – Ей-богу, не понимаю, как священники их днями напролет носят.

– Не забывайте, что монахи также любят побичевать себя или поползать на коленях по церкви, – предостерег Симон, ухмыльнувшись. – А про пост я вообще молчу. Страдание неизбежно приближает к Богу.

– Или к правде. – Куизль вытер пот со лба. – Быть может, на следующем допросе я воспользуюсь такой вот рясой.

Между тем они дошли до дверей в кабинет настоятеля. Симон осторожно постучал. Не дождавшись ответа, лекарь надавил на ручку, и высокие створки распахнулись словно сами по себе. Заходящее солнце заглядывало в окна и бросало мягкий свет на ряды полок, что тянулись вдоль дальней стены. Перед ними сидел за письменным столом Маурус Рамбек и раздумывал над горой книг. Гостей он, судя по всему, даже не заметил.

– Ваше преподобие? – начал Симон неуверенно. – Простите, что помешали, но…

Только теперь Маурус Рамбек вздрогнул. По лбу его скатилась капелька пота и упала на лист бумаги, лежавший перед ним. Настоятель спешно убрал в сторону несколько книг.

– А, цирюльник из Шонгау, – пробормотал он и попытался улыбнуться.

Симон снова обратил внимание, каким бледным стал настоятель со вчерашнего дня. Когда он поднял правую руку для благословения, та мелко дрожала.

– Узнали что-нибудь о бедных наших послушниках? Быть может, какой-то след, который приоткроет тайну?

– Не совсем так, ваше преподобие. – Симон с сочувствием покачал головой. – Но я сегодня же внимательнее осмотрю их трупы. Сейчас я слишком занят больными паломниками.

– Больными… паломниками?

Настоятель растерялся; казалось, он и вправду с головой погрузился в мир книг.

– Ну, лихорадка, что разразилась в Андексе, – попытался объяснить Симон. – Вероятно, это некое подобие тифа, хотя я пока не знаю точно, о какой болезни идет речь. Как бы то ни было, я едва поспеваю за всеми. Тем более что брат Йоханнес теперь не с нами…

Он выдержал короткую паузу и затем продолжил:

– К счастью, нашелся коллега, готовый помочь мне. Разумеется, с вашего позволения. – Симон перевел взгляд на Куизля, тот стоял рядом с лекарем, скрестив руки на груди и в надвинутом на лицо капюшоне, словно тяжелый комод. – Брат… Якоб. Это странствующий францисканец, он очень опытен в деле врачевания. Верно, брат Якоб?

Настоятель, казалось, только сейчас заметил палача. Он мельком оглядел кряжистого человека в рясе и кивнул.

– Хорошо-хорошо, – пробормотал он задумчиво. – Сейчас любая помощь будет кстати.

– Э… брат Якоб хотел бы также присутствовать на службах и бывать в библиотеке, – не унимался Симон. – Он много слышал о ваших книгах. Среди них, должно быть, есть настоящие сокровища. Не так ли, Якоб?

Лекарь покосился на палача и пихнул его ногой, но Куизль продолжал упрямо молчать.

– Ну, как бы то ни было… – продолжил наконец Симон. – Вы позволите ему входить в монастырь? Даю вам слово, он…

– Разумеется. А теперь попрошу оставить меня. – Маурус Рамбек снова склонился над книгами и махнул рукой, словно разгонял надоедливых мух. – Я занят, очень занят.

– Как вы пожелаете.

Симон поклонился и при этом взглянул на страницы книги, раскрытой перед настоятелем. Но разглядеть сумел лишь странные неразборчивые письмена. Буквы истерлись и, судя по виду, написаны были очень давно. Заметив, что лекарь по-прежнему стоит перед ним, Рамбек резко захлопнул книгу.

– Что-то еще? – проворчал он.

– Нет-нет… просто задумался немного. – Симон потянул молчаливого Куизля к двери. – Я сообщу вам, как только выясню что-нибудь. А до тех пор всего хорошего.

Он поклонился напоследок и затворил за собой тяжелые двери.

В коридоре лекарь перевел дух и с рассерженным видом повернулся к тестю.

– Когда я просил вас переодеться монахом, я не думал, что вы тут же примете обет молчания, – прошипел он. – Настоятель, слава Богу, был слишком встревожен, чтобы присматриваться к глухонемому францисканцу.

– Ну и что же, что глухонемой? – проворчал Куизль. – Ты и за двоих прекрасно болтал. – Затем нахмурился. – Но ты прав. Что-то не так с этим святошей. Видел книгу на столе, которую он так поспешил от нас спрятать?

Симон кивнул.

– К сожалению, не разобрал написанного.

– Это иудейский, – немного резко ответил палач. – Язык древних евреев. Я как-то раз держал в руках такую книгу. Что, интересно, ищет в ней настоятель?

– Ну, Маурус Рамбек известен тем, что изучает древние языки, – заметил Симон. – Он много лет учился в Бенедиктинском университете Зальцбурга. Может, мы и вправду отвлекли его от работы?

– Ха, работа! Да по нему видно, что он влип по уши. И бледный был, как будто его казнить собрались. Уж в этом я разбираюсь.

Куизль побежал вниз по лестнице, стараясь при этом не наступить на подол рясы.

– А теперь идем отсюда, пока его преподобие не передумал и не решил отслужить с нами вечерню.

– Куда… куда вы собрались так скоро? – прошептал Симон и поспешил вслед за палачом.

– Ну куда же еще? – Куизль обернулся на секунду, и Симон заметил, как сверкнули его глаза под капюшоном. – К Безобразному Непомуку, конечно. Мы с ним все-таки тридцать лет не виделись. А ты пока еще раз осмотришь трупы. Может, найдешь что-нибудь, чего до сих пор не заметил…

Куизль стал перебирать четки, словно закручивал тиски на пальцах.

– Клянусь, что я найду того, кто решил так подставить моего друга, – прошептал он. – И пусть мерзавец благодарит Господа за то, что я не местный палач, а только переодетый вшивый монах.

Надвинув капюшон на лицо, Якоб шагал к старой сыроварне, где по-прежнему держали его друга Непомука. Красный диск солнца между тем скрылся за облаками к западу от Аммерзее, и сразу же заметно похолодало, так что палач начал мерзнуть в тонкой рясе. Он в очередной раз проклял своего зятя за его затею, хотя и признал уже, что план был не так уж и плох. Что ж, теперь, по крайней мере, выяснится, чего стоили измышления лекаря на деле.

Перед входом в сыроварню дежурили два стражника, по виду которых Куизль заключил, что в обычное время они занимались чем-то иным. Судя по зеленым плащам, это были монастырские охотники, отправленные теперь в караул. Опершись на мушкеты, оба смотрели на ясное небо и считали вечерние звезды. Справа и слева от двери горели факелы, зажатые в скобах. Заслышав палача, караульные вздрогнули и выпрямились.

– Кто такой? – крикнул один из них, толстый и с проплешиной.

– Господь с вами, и да освятит Он путь ваш, – пробормотал Куизль.

В тот же миг он почувствовал себя до невозможности глупо. Ему казалось, что слово «палач» выжжено у него на лбу. Но стражники расслабились и приветливо покивали.