— Нет, — возразила Крикет. — Я выступаю против любого того дерьма, которое выворачивает тебе мозги наизнанку.

То, что все происходит в реальности, дошло до сознания Уилсона, когда он увидел потертую лестницу здания, где размещался профсоюз моряков. Уилсон почувствовал, как у него сжимается грудь, и, задыхаясь, опустился на нижнюю ступеньку. Крикет, недовольная и одновременно озабоченная, пристально посмотрела на него:

— Ну а теперь что такое?

Бледное лицо Уилсона отразилось в ее темных очках. Он сделал неопределенный жест. Здание, построенное в стиле «изящного искусства», нависало над ним подобно руинам древней крепости. Из ниш на фасаде, напоминающих ванны, выглядывали позеленевшие бронзовые статуи великих мореплавателей прошлого: Колумб с глобусом в руках, Магеллан с астролябией и мечом, сэр Фрэнсис Дрейк, баюкающий «Голден Хинд», капитан Кук, уставившийся в давно заржавевшую подзорную трубу. Казалось, в пустых глазницах плещется море.

Крикет вздохнула, сняла с плеча сумку и села на ступеньку рядом с Уилсоном.

— Все на мази, — заговорила она. — Единственное, что тебе осталось сделать, — это написать над линией, обозначенной пунктиром, «Лэндер Уилсон, матрос. „Компаунд интерест“. Направление — Рангун и далее на восток». Завтра утром вся эта чепуха останется за бортом.

Под чепухой она имела в виду город, улицы, заполненные людьми, мир, полный проблем, и дороги, проложенные по холмам местности, то есть все, что было частью существования Уилсона на твердой земле.

— Я не могу плыть, — хрипло промолвил он. — Я не знаю, о чем я только думал. Извини.

— А как насчет этого добра, которое ты накупил?

— Возьми себе.

— Не делай этого.

— Объясни мне одну вещь, — попросил Уилсон. — Почему именно я?

Крикет посмотрела на него сквозь темные очки и отвернулась.

— Длительное плавание действительно порой нагоняет тоску, — сказала она наконец. — Не с кем переброситься словечком, не с кем… Ну, в общем, скажем так: ты мне понравился сразу, едва появился в «Нэнси» со своими дурацкими картами Таро. Ты казался таким потерянным. Именно тогда я решила увезти тебя отсюда. Есть и еще кое-что. Сугубо практическое соображение.

— Что?

— Догадайся.

— Не могу.

— Мне не хватает хорошего игрока.

— Как это?

Она неопределенно пожала плечами:

— Я расскажу тебе все позднее, когда узнаю получше. Назовем это историей моей жизни.

— Крикет, я не…

— Да знаю я, что ты хочешь сказать, — перебила она. — Тебе повезло как новичку. Хорошо, допустим, это касается собачьих бегов. Но петушиные бои? Бог мой, ты был великолепен.

— И чуть не погиб.

— Но ведь не погиб. Ты поступил как храбрец.

— Я так испугался, что чуть не обделался.

— В этом и есть суть храбрости.

Уилсон опустил голову на колени и некоторое время хранил молчание. Городская грязь въелась в трещины старого камня. На другой стороне улицы полным ходом шло строительство, и на коричневато-красных отвалах земли, поднятой экскаватором, поблескивали солнечные зайчики. Вид таких мест всегда вызывал у него дрожь. Он закрыл глаза и увидел, как с неба падает черная балка. Крикет тронула его за плечо, и балка исчезла, не долетев до тротуара. Уилсон открыл глаза и посмотрел вверх. Крикет стояла над ним с простертой дланью и медным нимбом вокруг головы.

— Пойдем, — сказала она.

— Ты меня совершенно не знаешь.

— Не беспокойся, у нас будет предостаточно времени, чтобы узнать друг друга.

Уилсон встал, взял Крикет за руку, и она потянула его к русалкам, которые охраняли вход в здание. Бронзовые груди были натерты до блеска матросскими ладонями.

— Давай, — сказала Крикет, — поцелуй сосок. Вот эта олицетворяет шторм, а эта — ветер. Выбирай.

— Шутить изволишь?

— Нет, — ответила Крикет. — Ты должен поцеловать русалку. Это многолетняя традиция, которой следуют все новички. Приносит удачу в плавании.

Уилсону обычай показался глупым, но он сделал, что велела Крикет. Он коснулся губами ближайшей к нему русалки и почувствовал кисловатый металлический привкус. Крикет засмеялась. Рука об руку они переступили порог и вошли в гулкий полумрак холла.

Дул сильный юго-восточный ветер. Небо накануне ночи было зеленовато-золотистым. На набережную обрушивались волны: луна устраивала мировые приливы. Казалось, все дороги ведут прочь от дома. Уилсон чувствовал, как внутри его формируется мрачное ожидание беды. Тем не менее он был спокоен как человек, принявший решение. Со спортивной сумкой на плече он шел вместе с Крикет вдоль променада на острове Блэкпул. Черные камни, некоторые величиной с валун, загромождали спуск к темной воде. На волнах отчаянно раскачивались алюминиевые скифы[12], пришвартованные к пирсу, находившемуся ниже. На горизонте Уилсон заметил силуэт танкера.

Они отправились в ресторан «Баззано» на конце прогулочного пирса. В баре несколько хиппи у металлической стойки пили кофе эспрессо и курили французские сигареты. Крикет прошла на лоджию. Там были столики на клинкерах[13]. Крикет выбрала тот, что под лампочкой. Официант оказался приземистым перуанцем с лицом свекольного цвета. Он, похоже, смутился, когда они заказали бифштексы, поскольку в «Баззано», известном блюдами из даров моря, мясное никто не заказывал. Ресторан был городской достопримечательностью. Его открыли в 1908 году и с тех пор ни разу не закрывали. Стены украшали сценки из жизни сицилийской рыбацкой деревушки, пестрые краски изрядно потускнели за истекший век. После десяти лет упадка «Баззано» оправился за счет молодых людей, которые обычно тащились сюда расхлябанной походкой со своими бачками, одеждой фабричного производства, туманными надеждами и красивыми татуированными женщинами, убежав от беспросветной жизни на городских окраинах. Как Уилсон недавно прочитал в рубрике «Жизнь» журнала «Диспетч», «„Баззано“ является городской реликвией, его знали еще наши деды, это место посещают гангстеры и люмпены, здесь можно найти контрабандные джин, сигареты, губную помаду. Здесь можно было найти любовь». «Не совсем точно», — подумал тогда Уилсон. Хотя современная жизнь безжалостна и прагматична, «Баззано» каким-то образом удавалось сохранять романтическую атмосферу.

Официант прислал мальчика (тоже перуанца, возможно, своего сына) сказать, что бифштексы пришлось достать из морозилки в подвале, что они твердые как камень и что их нужно оттаивать, прежде чем жарить.

— Что, у вас нет микроволновки? — удивилась Крикет. — Суньте бифштексы в нее и поставьте переключатель на «размораживание».

— Микроволновки нет, — ответил мальчик.

— Может, заменим бифштексы устрицами? — предложил Уилсон.

Крикет покачала головой:

— Нет смысла. Сколько, по-твоему, бифштексов мы получим за восемнадцать месяцев в море?

— Мне казалось, каждую пятницу на всех уважающих себя парусных судах объявляется вечер бифштексов, — сказал Уилсон.

— Смешно, — заметила Крикет и попросила мальчика принести бутылку вина, что тот и сделал.

Некоторое время они сидели молча. Темнота сгущалась, но на западе, у самого горизонта, еще виднелась полоска света. Кошка, обосновавшаяся в животе Уилсона, проснулась и начала скрести по внутренностям.

— Я и в самом деле решился, — сказал он не столько Крикет, сколько кошке.

— Посмотри в бумажник, — посоветовала Крикет.

Уилсон вынул из портмоне глянцевую карточку, удостоверяющую личность моряка. Фотография была ужасная. Уилсон выглядел то ли преступником, то ли его полусонной жертвой.

Крикет поднесла карточку к свету и улыбнулась:

— Ну вот видишь?

— Хорошо, но как быть с моей квартирой, со всеми моими пожитками?

— Этим займется Нэнси. Она сходит туда в субботу и уложит в коробки твои вещи. К ней постоянно наведываются ведьмочки, проходящие стажировку. Так что твоя квартира будет сдана внаем в течение недели.