— Я могу воспользоваться другим правом.

Мне как-то сразу стало не по себе, но все же любопытство дернуло спросить:

— Это каким?

И свысока прозвучало ледяное:

— Правом сильнейшего.

Секунд тридцать я просто с нескрываемым недоумением смотрела на тар-эна, от которого все равно все внутри дрожало, и пыталась осознать, о чем он. В итоге откровенно сказала:

— Воин, у меня даже сомнений нет в том, что ты сильнее меня, вообще никаких, правда.

Минута молчания.

— За-бав-но, — по слогам с какой-то странной интонацией произнес тар-эн.

Ничего я в этом забавного не замечала, наверное, потому что продолжала смотреть в его глаза и отчетливо видела его желание. Хуже другое — чем больше я глядела на него, тем сильнее ощущала собственное, снова появившееся.

— Слушайте, — отступления не мой конек, но маневр с обходом дерева я проделала мастерски, — мне уже пора, правда, а вы…

В его глазах вновь зажегся огонек азарта.

— Стоять! — вскрикнула я, продолжая отступление.

Тар-эн с улыбкой шагнул ко мне, вновь загоняя в ловушку. Деревьев-то тут было много, а отступала я спиной вперед, боясь отвернуться от воина. Птицы пели не переставая, шумела зеленая листва, под ногой хрустнула ветка, а он снова шагнул ко мне, причем абсолютно бесшумно. Мое сердце зашлось в сумасшедшем ритме, ноги подгибались, по телу дрожь, широко распахнутыми глазами испуганно смотрю на воина. Тар-эн улыбнулся и вкрадчиво прошептал:

— Ты провоцируешь меня, женщина.

— Я? — Ушам своим не верю.

— Ты. — Ответ с улыбкой.

Он просто улыбался и казался спокойным и даже невозмутимым… если бы не его взгляд… И вот если исходить из данных, поведанных мне его взглядом, кипец мне абсолютный и полный.

— Слушай, ты, причина моего гормонального бунта, давай ты не будешь приближаться, а я клянусь больше никогда…

Рывок, я снова у дерева, он профессионально блокирует все пути отхода и собственно возможность нанести удар ногами. Очень профессионально, у нас так даже мастера не могут, а в следующее мгновение тар-эн насмешливо поинтересовался:

— Больше никогда что?

Казалось, грохот моего сердца заглушает пение птиц, шелест листвы, отдаленный шум какого-то из начавшихся сражений и подбадривающие крики зрителей… Биение моего сердца заглушало все… а его приближающиеся глаза, казалось, поглотили весь мир…

— Что же ты со мной делаешь, женщина, — прошептал воин.

А затем подхватил на руки и понес в неизвестном направлении.

Хотя почему это неизвестном, это было очень даже известное направление — налево мы шли. На самое банальное «лево»! И я понимала, для чего мы туда идем. Осознавала со всей ясностью, но ничего не могла сделать. И не хотела, что самое страшное. Я продолжала смотреть на воина широко распахнутыми глазами, как загипнотизированная и словно оглушенная биением собственного сердца.

Потом мы на мгновение остановились, и меня куда-то внесли. Не знаю куда. Я смотрела только на его лицо, а оно вдруг потемнело и солнечными лучами, пронзающими густую листву деревьев, больше не освещалось. А еще вдруг не стало слышно ни лязга железа, ни пения птиц, ни даже шелеста листвы. Мы вдруг остались одни, совсем, будто отрезанные от всего мира пологом тишины и тканью палатки.

Воин медленно опустился на колени и положил меня на что-то мягкое, и… его рука плавно двинулась к завязочкам моего одеяния. А я испуганно смотрела, как в полумраке палатки из светлой ткани перекатываются его мускулы под бронзовой кожей, как плавно двигается воин, с каким желанием во взгляде он смотрит на меня.

— Ты заставляешь терять контроль, — вдруг хрипло произнес тар-эн.

— Почему? — прошептала я, приподнялась, протянула руку и коснулась его груди.

Не смогла удержаться.

— Твое желание, — он накрыл мою ладонь своей рукой, — слишком сильное. А теперь даже страх исчезает. Я сдержан, но не настолько.

И я вновь легла, напряженно глядя на воина, который не торопясь раздевал меня… Его пальцы касались завязок, и те распадались, словно пораженные ионным распылителем, а потом… его руки скользнули под белую рубаху и медленно от самых ступней начали подниматься вверх, убирая и ткань… И это было так… невероятно. И страх действительно прошел, оставляя томительное ожидание…

Он вдруг остановился. Я даже не сразу и поняла почему. Руки воина так и застыли на моих бедрах, а белья на мне не было, потому как Ашара же одевала. И как-то не сразу дошло, что я сейчас перед ним вот конкретно наполовину совсем без одежды. Я смотрю на мужчину, склонившегося надо мной и… и, в общем, на все мое смотрящего, и мне вдруг стало стыдно.

И вот мне стыдно, вся покраснела, а он сидит и смотрит. Уже не туда, а на меня. Внезапно поняла, что сейчас передумаю. Потому как мужик незнакомый, палатка неизвестная, а сейчас будет что-то, что по идее очень болезненное, и стало страшно. А уйти нельзя, он уже точно не отпустит. Бракованный двигатель! Нет, я не выдержу. Надо сматывать. Пошло оно все, я просто к отцу не вернусь и…

— Ты как пантера, — вдруг произнес воин. — Сильная, смелая, решительная, грациозная и завораживающе прекрасная, и в то же время по-кошачьи осторожная и недоверчивая… Невероятное сочетание.

Нет, ну если я это сейчас не попробую, жалеть буду всю оставшуюся жизнь! Воин улыбнулся, от его проницательного взгляда не укрылось ни то, что я расслабилась, ни моя покорность ему и ситуации. Его сильные ладони скользнули по телу выше, поднимая ткань платья, затем, приподняв, тар-эн избавил меня от одежды. И вновь опустившаяся, я лежала перед ним уже без ничего… совсем.

И тут воин выдал:

— Я никак не могу понять, к какому клану ты принадлежишь.

Вот тебе и атом нестабильный! Пока я тут смущаюсь, жизненно важные решения принимаю, отдаться ему собираюсь — он не только всю меня разглядывает, он и татуировку расшифровать пытается!

— А это важно? — спросила я, дернув на себя ткань снятого платья и прикрывая все стратегически значимые места.

— Важно, — спокойно ответил тар-эн.

— Ну если важно, тогда я пошла отсюда, — решила кадет Киран МакВаррас и села, чтобы одеться, свалить отсюда, потом из города, а в идеале вообще с планеты!

Светловолосый улыбнулся и спокойно сказал:

— Нет.

— Право левого трицепса? — догадалась я, жестоко поиздевавшись над его «правом сильнейшего».

Рассмеялся. А в потемневших глазах ни тени улыбки, только желание. И несмотря на ситуацию, несмотря вообще на события последних дней, я вдруг ощутила себя такой желанной, такой нужной, важной и жизненно необходимой для него…

И сомнения растаяли как дым.

— Я больше не буду сдерживаться, — произнес воин.

Такое пугающее заявление и такое восхитительное воплощение. Потому что в следующую секунду я оказалась лежащей на шкуре, а воин… губы он почему-то не целовал, зато все остальное с избытком. И я растворилась в каждом его прикосновении, в каждом касании, в каждой ласке… Мне казалось, что его руки везде и разом, а губы безраздельно властвуют на моем теле… И каждый раз, когда он легонько сжимал в объятиях, я ощущала, что окончательно растворяюсь в нем, в его силе, в его напоре, в его безграничной нежности…

А потом случилось это, которое это самое. Случилось как-то неожиданно совсем, потому как факт расположения воина между моими ногами не насторожил совершенно, да и боли никакой не было, лишь потрясающее ощущение наполненности… но он остановился. И несмотря на наше фактическое слияние, его остановка как-то резко выдернула из состояния блаженного счастья.

Затем раздался полный гнева рык:

— Женщина!

— Что? — простонав от разочарования, спросила я.

Воин в этот момент удерживал свое немалое тело на вытянутых руках и, не скрывая злости, смотрел на меня.

— Ты не сказала! — прошипел взбешенный тар-эн.

— Бракованный двигатель! — Я чуть пошевелилась, поняла, что шевелиться совсем не хочется и вообще его ведущая партия меня вполне устраивает. И даже более чем устраивает, и, впервые в жизни наплевав на гордость, я взмолилась: — Слушай, я тебе все скажу… сдам явки и пароли и даже правительство сдам с потрохами… Только не останавливайся! Ну пожалуйста… я же сгорю сейчас…