— Мне жаль… я не хотел.
Но при этом никакого сожаления или чувства вины в глазах, и более того, он еще и продолжил:
— Ты сама пришла ко мне, тьяме. Ты согласилась. Ты обманом вынудила меня, но я не виню — я получил то, о чем не смел и мечтать. А сейчас просто лежи, сердце мое, моя эйтна прибудет на закате, осталось не более двадцати минут. Я не оставлю тебя, я буду рядом. Всегда.
— Всегда? — испуганно переспросила я.
А воин спокойно сообщил:
— Отныне ты принадлежишь мне.
У меня такое ощущение, что меня только выдернули из рая, а теперь в гроб гвоздями заколачивают. О чем он вообще? О каком обмане? Почему это я «тьяме» и что это такое? А самое главное — я тут не останусь! И вдруг я осмыслила его слова — закат! Двадцать минут!
— Пить хочу, — простонала я, в ужасе осознавая, СКОЛЬКО времени провела с ним.
Это ж несколько часов беспрерывного секса! И все бы ничего, и мне даже очень-очень понравилось, мне настолько понравилось, что я готова на второй заход, если бы не последствия!
— Пить? — воин был явно удивлен.
— Очень… — по моим щекам как-то неожиданно потекли слезы. — Пожалуйста.
Видимо, слезы на него и подействовали.
— Хорошо. — Он поднялся, мгновенно оделся. Затем укрыл покрывалом и приказал: — Не вставай. Твоя боль невыносима для меня.
Молча кивнула, не чувствуя в данный момент никакой боли. Мне все еще было хорошо после секса… который длился бракованную прорву времени! В общем, лежу… Стараюсь не всхлипывать, потому что на душе и горько, и страшно.
Воин подошел к выходу, обернулся, еще раз повторил, что сейчас вернется. Опять кивнула, глядя не на него, а в потолок и стараясь не реветь, сама не знаю, от чего. Мне было грустно, и тошно, и горько, и даже обидно… И не хотелось, чтобы он уходил, но вместе с тем я понимала, что так нужно… Нужно — ненавижу это слово!
Он вышел из палатки, и время для сожалений завершилось!
Решительно напомнила себе, что я и с поломанными ногами ползала, и с треснутыми ребрами бегала, и даже с открытыми переломами руки один раз имела дело. Так что к боли мне не привыкать и… и надо подняться.
Осторожно повернулась на бок… не болит. Медленно встала на четвереньки, стараясь двигаться по возможности плавно… не болит. Но, едва попыталась выпрямиться стоя на коленях, повалилась обратно, едва сдерживая крик, для чего пришлось закрыть рот ладонью! Боль каленым железом пронзала все тело, но это только полбеды — кровь тягучим ручейком потянулась по бедру.
— А чтоб тебя, — хрипло выдала я и резко, одним рывком поднялась.
Простонала, сжав зубы, но устояла. А отрезвила меня именно кровь — теперь ясно, почему Ашара сказала взять гигиеническое средство с собой — она знала. И если она знала и предупредила, значит, сейчас происходит закономерное, а не смертельное… Следовательно, надо терпеть… Надо!
Как я одевалась, история отдельная. Надеюсь, зубы не раскрошатся от столь усердного сжимания. А потом я достала из кармана захваченный из дворца нож (пусть его собрата и обозвали сувенирным, зато сие орудие было острым), и разрезала палатку в противоположной стороне от входа, благоразумно полагая, что лучше действовать именно так.
Обернувшись спустя сорок шагов, я осознала правильность своего поступка — у входа покинутой мной палатки стояли двое светловолосых, явно охраняя вход… Жаль, очень жаль, что я была не в состоянии ускорить шаг, но идти я все же продолжала!
Однажды я сломала ногу на марш-броске. Нас десантировали в пустыне по одному и предоставили лишь навигаторы для возвращения на базу. Тогда я неудачно приземлилась, травмировав при падении голень, и преодолевала расстояние где ползком, а где совершая дерганые прыжки… Тогда было больно, ужасно больно, но… сейчас было больнее. И намного страшнее — неизвестность всегда пугает… И мне казалось, что я умираю… гибну, истекаю кровью, а внутренности разрывает все то же каленое железо…
Я не помнила, как вышла из Шоданара, в полубредовом состоянии пересекла дорогу едва не столкнувшись с каким-то экипажем, а потом я услышала:
— Киран…
И потеряла сознание.
История двенадцатая, бегемотонаказательная
— Киран, деточка, где ты его нашла?
Причитания Ашары вернули меня в неприятную реальность. Открыв глаза, я поняла, что лежу на постели, в своей спальне… точнее, не лежу, а фактически корчусь.
— Больно… — простонала я, выгибаясь на скомканных простынях.
— Ох, бедненькая. — Мокрое полотенце осторожно положили на лоб.
Стало легче… ненадолго…
— Ашара, что со мной? — простонала я, чувствуя очередной нарастающий виток боли.
Это не должно быть так! Такого после секса не бывает… ну совсем никак… Новый приступ — и я кричу, срывая охрипшее горло.
— Где ты его нашла? — встревоженно вопросила старуха. — Кира, Пантереночек, чем слабее воин, тем позже приходит боль. Нрого стар, ты испытывала бы страдания лишь к закату и намного слабее, но сейчас… Кто он? Кого ты себе нашла, глупая девочка?
Но я уже не слушала ее. В очередной раз изгибаясь на постели и раздирая истерзанное горло очередным криком…
— Кирочка… — Ашара едва не плакала, — Кирочка…
А я снова потеряла сознание.
Мне снился наш первый тренировочный бой в режиме реального присутствия. И я пилотирую малый фланговый истребитель… Вражеская армия внезапно выныривает из астероидов, руководство пускает нас в расход… взрыв… Тело накрывает стена пламени… боль… Смерть…
Вот только вместо слов преподавателя «Бой окончен» я слышу:
— Киран, дочь Киары, открой глаза.
Глаза?! Как? Здесь огонь, он сжигает мою кожу, мои веки, и я зажмуриваю их сильнее, в отчаянии понимая, что при таких повреждениях не спасет и гелликс… Этот бой мне не засчитают, придется пересдавать…
— Киран.
И мой хриплый ответ, ранящий обожженные губы:
— Киран МакВаррас, кадет. Первый курс обучения. Бой проигран. Корабль уничтожен. Экипаж погиб.
Сейчас учитель должен вынести решение. И я жду… жду его слов, жду, когда боль прекратится, жду момента, в который пламя отступит и я проснусь в гипкапсуле.
— Киран, девочка, открой глаза.
Что-то не так. Что-то совсем не так. И остается вопрос:
— Это приказ?
Тишина. Почему они молчат? Почему?
И голос крайне неприятного мне человека:
— Да, кадет Киран МакВаррас, это приказ. Открыть глаза!
Мне не нравится этот человек. Мне не нравится приказ. Мне не нравится что-то еще, и я не могу понять что. Но приказ есть приказ.
— Есть, сэр. — Я не узнаю свой голос.
Глаза… я открываю их с трудом, ожидая увидеть ревущее пламя и собственную висящую лохмотьями сожженную кожу. Но огня не было. С удивлением я посмотрела в потолок, белый и каменный… Огня нет?! Нет? Но почему я сгораю?
— Вот и хорошо. Киран, посмотри на меня. — Голос был женский.
Медленно повернула голову в сторону, откуда доносился говор, и увидела странное создание в черном балахоне и черном же шарфе. Видны были одни глаза… черные.
— Киран, дочь Киары, смотри на меня, — сказала та, чей рот я не видела, может, поэтому создавалось ощущение, что женщина говорит в моей голове.
И я хотела смотреть… хотела… но не могла…
— А-а-а! — хриплый отчаянный крик вырвался из моего горла, а тело изогнулось дугой. — Мама…
Меня вновь скрутило, как тогда… когда рядом была Ашара, но сейчас боль все нарастала, не прекращаясь ни на мгновение, и я закричала снова…
— Держите ее, — послышался голос одетой в черное. — Плохо, слишком плохо. Я не справлюсь одна, пригласите эйтну клана МакЭдл.
Она говорила что-то еще, но я уже не слышала, вновь срываясь на отчаянный гортанный хрип… Наверное, я умираю… наверное, это все…
— Мама… мамочка… мама… — Я уже только шептала. — Позовите маму…
Открылась дверь. Быстрые шаги… прохладные ладони обняли мое лицо… такие знакомые руки…
— Мама?
— Нет, Киран, нет… но все будет хорошо.