— И кто ж ее взял? Кого вы подозреваете?

— Ну знаете, подозревать опасно. Пойдут разговоры: вот, мол, развожу клевету. Но я все-таки думаю: без тети Фени, нашей поварихи, здесь не обошлось.

— Это почему же?

— Я тут при ней как раз заводил. Она услышала и говорит: «Какую только пакость не придумают! Орут будто оглашенные, с ума сойти можно. Такую музыку уничтожать надо». Думаю, она и уничтожила.

Степан Васильевич вздохнул и промолчал. Подобная информация ничего не давала для отчета. Хотя, конечно, можно насчет подбора кадров что-нибудь сказать.

Сергею стало скучно, и он решил продолжить беседу:

— А вообще народ ничего подобрался. Отличнейший коллектив. И спортом, спортом все занимаются. Даже я вчера гранату кидал. Копытин привлек. Говорит: «Я тебя заставлю на золотой значок ГТО сдать».

Это уже заинтересовало Чучкина.

— А что, Копытин — толковый парень? С обязанностями справляется? — равнодушно глядя в окошко, спросил он Серегу.

— Отличный парень. Тут до него был Пал Палыч. Все сидел, марки через лупу рассматривал. А то уйдет в лабораторию карточки делать, так на всю ночь. Поговорить не с кем. А у нас комнаты рядом. Ткнешься к нему — пусто. А у меня, знаете, бессонница бывает. Вообще-то я сплю крепко, как сурок, но иной раз…

Поскольку Серегин сон мало интересовал Чучкина, Степан Васильевич попытался перевести разговор на Жору.

— И хороший физкультурник ваш Копытин?

— Будь здоров! Пятаки гнет — в метро потом не проникнешь. Крутится как белка в колесе. Ну еще бы! Тут ребятишки те еще! Один недавно чуть не утонул. Жора соревнования устроил. А тот возьми — и бултыхнись в речку. Еле откачали. Не завидую Жоре. У меня работа куда спокойнее. Да и к культуре ближе…

Степан Васильевич еще немного порасспрашивал Серегу, но новых материалов не получил. Впрочем, услышанного было достаточно: он теперь знал, что писать в отчете.

В этот вечер в лагере крутили кинофильм «Пропажа свидетеля». Копытин смотреть картину не пошел. Приехала из Москвы Наташа. Какая уж тут картина!

Жора сидел с Наташей у окна и думал, глядя на ее длинные волосы, как же они помещаются в резиновую шапочку, когда Наташа плавает.

В дверь постучали.

— Войдите, — нехотя крикнул Жора. Вот уж некстати принесла кого-то нелегкая.

Дверь отворилась, и порог переступил Борька Мамалыкин.

— Можно? — Наташу он явно не ожидал увидеть и поэтому остановился в нерешительности.

— Заходи, заходи, — приподнялся Жора. — Ты что?

— Да я это… я к вам.

— Садись. Рассказывай, что у тебя.

Мамалыкин сел, снова посмотрел на Наташу.

— Я, знаете… — Борька помялся. — Хотел поговорить.

— Ну и говори. Время у меня есть.

— Да я, Георгий Николаевич, это… По личному делу. Я лучше потом зайду, попозже.

— Давайте сделаем вот что, — вмешалась Наташа. — Я вижу, у вас тут мужской разговор предстоит. Так сказать, тайны мадридского двора. Вот вы и поговорите наедине. А я пока пройдусь к реке, прогуляюсь.

Наташа ушла. Мамалыкин чувствовал себя неловко.

— Вы меня извините, Георгий Николаевич, — сказал он. — Я, правда, мог и попозже.

— Ладно уж, — махнул рукой Жора. — Выкладывай.

Борька молчал, не знал, с чего начать. Наконец он произнес:

— Только между нами, Георгий Николаевич, ладно?

— Действительно тайны? — невольно улыбнулся Копытин.

Но Борька оставался серьезным.

— Георгий Николаевич, а как по-вашему, Ветка уже хорошо плавает?

Жора был разочарован: он-то приготовился услышать нечто невероятное.

— Об этом нужно было спросить у Натальи Сергеевны, она ведет кружок плавания, а мы ее выставили.

— Я же говорил, могу зайти попозже.

— Ты говорил! Ты говорил, у тебя разговор по личному делу.

— По личному. Только не по моему, а по Веткиному.

— Вот и пришел бы он сам. Зачем же тебя присылать?

Борька оглянулся на дверь.

— Меня никто не посылал, Георгий Николаевич. Я сам пришел.

— А он что же сам не пришел?

— Он не придет.

Жора рассмеялся.

— Ну хватит тянуть резину. Говори прямо, что тебе нужно.

— Вот я и спрашиваю… — Борька даже поморщился. — Ветка хорошо плавает?

— Ну более или менее, а что?

— Вы залив знаете?

— Какой?

— Недалеко от плотины. Там еще островок есть, а возле него лилии растут.

— Знаю.

— Ветка доплывет до островка?

— А зачем?

— Георгий Николаевич, я не могу сказать.

— Называется, пришел поговорить по личному делу, — обиделся Жора.

— Хорошо. Только вы никому-никому, ладно?

— Ладно. Так зачем ему этот остров?

— Остров ему не нужен.

— Ничего не понимаю. Что же ему нужно?

Борька снова оглянулся.

— Вы обещали, Георгий Николаевич, помните?

— Помню, помню.

— Ветке нужны лилии.

— Зачем?

— Тайна, Георгий Николаевич, — умоляюще проговорил Мамалыкин.

— Ну раз тайна, можешь не говорить. Не пойму только, почему бы тебе самому не сплавать? Плаваешь лучше всех, нарвал лилий и отдал Ветке.

— Нельзя, — опустил голову Мамалыкин.

— Почему?

— Он не возьмет.

— Почему не возьмет?

— Принципиально.

— Вот какие словечки закручиваешь, — рассердился Жора, — а поговорить толком не можешь. Ну что я могу тебе посоветовать, если я не в курсе дела? — Жора немного помолчал. — Пусть даже личного.

Борька сидел, уставившись на пол, потом поднял голову, взглянул Копытину прямо в глаза.

— Я вам все скажу, Георгий Николаевич. Никто бы не должен знать, но тут такой случай — а вдруг не доплывет. Только вы…

— Знаю, знаю. Никому ни слова.

— Вчера у Маринки — она в том же отряде, где и Бережкова, — был день рождения. Ну вот. Ей цветов надарили. А еще букет лилий был…

— Кто плавал?

— Я.

— А кто разрешил?

— С вожатым плавали. Ну и вот, а Катя увидела и говорит: «Ах какие лилии! Какая прелесть!» Маринка ей говорит: «Возьми», а та не берет. «Тебе, — говорит, — подарили». Ветка услышал, даже побледнел. Я-то рядом стоял, все видел. Потом, когда мы на волейбольной были, он сказал Бережковой: «Хочешь, у тебя завтра такие же лилии будут? Даже лучше». — «Хочу. Только это будут не твои лилии». И смеется. «Почему?» — «Тебе же не доплыть». Тогда Ветка стал вдруг такой серьезный-серьезный и говорит: «Это будут мои лилии. Я доплыву». Бережкова сразу стала говорить: «Не надо, я пошутила, не плавай». А он: «Я сказал — точка». Он упрямый, Ветка, знаете?

— Знаю.

— Я потом ему говорю: «Хочешь, я для тебя сплаваю?» Он показал кулак: «А по шее, — говорит, — хочешь?» Вот и все, — Мамалыкин снова опустил голову. — Вот я и пришел к вам.

Жора положил ему руку на плечо.

— Правильно сделал. Ты настоящий друг. Сейчас что-нибудь придумаем. Когда он хочет осуществить свою вылазку?

— Завтра. Еще до подъема.

Жора стал лихорадочно думать, как быть. Вначале у него мелькнула мысль, не вызвать ли к себе Ветку и не всыпать ли ему по первое число. Но тут же он понял, какой вздорной была эта мысль. Он и Мамалыкина бы выдал, а главное — Ветка. Что же получается: парень пообещал девчонке цветы, а тут вмешиваются, хватают за руки, все топчут. «Стыдись, Копытин», — сказал он себе и виновато взглянул на Борьку, будто тот мог прочитать его мысль.

«Да, — думал Жора, — легко сказать: придумаем. А где же выход из положения? Как же сделать, чтоб и овцы были целы и волки сыты? А кто же из нас волк, неужели я? Да и Ветка далеко не овечка. Что за глупая пословица! Нет, пословица ни при чем. Просто не к месту. Но как быть? Нужно, чтобы все было о'кэй».

Жора вдруг подскочил на месте. Ну конечно! Наташа со своим первым разрядом. Она же плавает, как акула. (Жора поежился: опять неудачное сравнение.) А, неважно! Ну пусть, как дельфин. С ней ведь можно хоть океан переплыть. Но захочет ли Ветка? Постой, постой. И опять же — откуда, получается, мы обо всем узнали? Как ему объяснишь? Однако вариант с Наташей — это уже полрешения.