Меркулов с изумлением уставился на него. А пробудившийся Турецкий прямо-таки непристойно захохотал, невзирая на свое совсем не расположенное к юмору состояние.

– Вячеслав! И где ж ты это все успел разглядеть?! – Нет, Костя был уже не изумлен, а потрясен.

Чтобы смягчить неловкость друга, по собственной инициативе вляпавшегося в незавидное положение, тем более перед Костей, на выручку немедленно кинулся Александр.

– Ты, Костя, был просто невнимателен, и в этом кино тебя интересовали совсем не те детали, что нас со Славкой. Каюсь, я тоже обратил внимание. Но я заметил, Слава, несколько больше, чем ты, величайший знаток женской натуры. Я увидел еще и растерянность. Ну знаешь, бывает: сам себя невольно подставляешь и чувствуешь, что делать этого ни в коем случае не следует, а лезешь, прешь до конца, сильно рискуя при этом собственной безопасностью.

– Час от часу не легче! – Костя совсем уже растерялся. – Да вы что, с ума тут посходили? Где вы, братцы, все это углядели?! Или просто дурью маетесь, меня разыгрываете?

– Ладно, Костя, приоткроем тайну. Можно, Слава?

Грязнов подумал, строго посмотрел на Турецкого и кивнул.

– Так вот, касаемо нашего друга Вячеслава. Он имел однажды краткосрочное знакомство с указанной дамой. У меня – сложнее. Но проще. Чуешь парадокс? Я же твержу, что все пытался вспомнить обстоятельства, при которых видел женщину, помогавшую мне там, на Ленинградке. А когда сейчас киношку эту поглядел, сразу и вспомнил: так это ж она и есть, красотуля наша. А вот почему узнал не сразу, теперь легко объяснимо. Тогда она была цветущая, яркая и молодая, а нынче – растерянная, испуганная и суетливая. Все же эти качества женщину не красят, а, напротив, старят. Но то, что она узнала меня, даю голову на отсечение.

– Не понял! – Костя в раздражении помотал головой. – Что, и ты успел заиметь с ней кратковременное знакомство? Друзья мои, куда это мы катимся? Вас что, уже на групповуху потянуло? Так я напомню: статья сто тридцать первая, часть вторая, пункт «б» Уголовного кодекса. От четырех до десяти, ребятки!

– Но когда по взаимному согласию, Костя, – хмыкнул Турецкий, – вовсе не наказывают, а завидуют. Верно, молодежь? – И он посмотрел на Дениса.

– Дядь Кость, – вмешался «молодежь», – да не верьте вы им! Это когда дядь Слава в Кисловодск уезжал, а дядь Саша его провожал, там, на вокзале, они ее и видели. Потом рассказывали. И, кстати, кажется, именно этот самый Мамедов ее провожал, верно?

– Вернее не бывает, – хмуро кивнул Грязнов-старший. – Но не слишком ли много совпадений?

– А в чем ты видишь совпадения? – спросил Турецкий. – Просто я ехал из Шереметьева, а они возвращались из Химок, со своего «Мосдизеля». Случайно пересеклись. Лично меня в этой ситуации смущает совсем иное. Я ж все-таки кое-что петрю по автомобильной части. И поэтому могу сказать с немалой долей уверенности, что колесо на «Жигулях» господина Мамедова отвалилось по всем правилам, когда требуется создать для аварии все необходимые предпосылки. Устроить гонки, поставить в критическое положение и заставить сделать резкий вираж. Или я все это себе нафантазировал. А впрочем, пусть разбирается следствие. Там появились мужики из межрайонной прокуратуры Северного административного округа. Они меня не знают, и все, что я думаю по поводу аварии, я им не успел изложить. «Скорая» за мной приехала...

– То есть ты считаешь, что авария кем-то могла быть подстроена? – спросил Костя.

– Считать можно все, что угодно. Но я-то ведь не знал фигурантов трагической катавасии. Это уж, как говорится, монолог на лестнице. А там-то какие у меня могли быть поводы для размышлений, кроме явной гонки за «маздой»? Да и потом, все произошло очень стремительно. А теперь здесь, слушая Дениса, вас, сопоставляя факты, и в частности, то, что Нолина уже ездила в машине Козлова, а Мамедов шел следом, ей-богу, не могу отделаться от ощущения, что авария была заранее подстроена. Но это – так, я ж говорю, бред больного. Хотя следователю я бы посоветовал проверить, копнуть это дело. Мы в прошлый раз послушали кое-что из аудиозаписей, у этих деятелей какие-то сложно-сексуальные отношения. Так что тут и ревность, и что угодно может быть. Все, остальное уже не мое дело. Тачка моя не была застрахована, рассчитывать на компенсацию от покойника не приходится, так что самая пострадавшая сторона здесь я. Кроме покойника, разумеется. Да, и еще того «волгаря», что в нас впендюрился. Но тот сам виноват, дистанцию надо держать, когда имеешь дело с идиотами.

– Похвально, – отметил Меркулов. – Все разложил по полочкам, сделал реверанс и отошел в сторону. С другой стороны, что с тебя взять? Здорово стукнуло. Но делать обобщения, а тем более выводы, основанные на каком-то непотребстве, считаю преждевременным. Сегодня же у нас речь идет о более серьезном. Поэтому давайте договоримся таким образом. Часть проблем, с которыми столкнулся Денис, я возьму на себя – в плане исключительно консультации со сведущими людьми. Вячеславу, для очистки вашей совести, думаю, будет не особенно сложно подсказать коллегам из САО все, что он сочтет нужным. Тебе, Саня, надо отлежаться и избавиться от излишних фантазий. И наконец, ты, Денис. Своего водителя я отпустил домой. Поэтому сегодня придется тебе позаботиться о том, чтобы я без происшествий добрался до собственного дома. Это даст нам также и возможность обсудить ряд интересующих нас с тобой вопросов. В связи с чем я и закрываю наше торжественное собрание по поводу возвращения господина Турецкого. Все, кончайте пить, надоели... – И, отвернувшись в сторону, добавил, как бы самому себе, но явно чтоб слышали все: – Господи, ну почему я никогда не влипаю в подобные истории?! Истинно архаровцы...

Нелепая гибель Махмуда Мамедова ввергла академика Самарина в шок. Но жутчайший разнос по этому поводу он устроил Лине. Причем не на службе и даже не в Серебряном Бору, к которому стал испытывать с известных пор брезгливое недоверие. Всеволод Мстиславович велел своей помощнице задержаться на работе и только в начале десятого вечера сказал, что есть серьезный разговор. Естественно, Лина знала, о чем пойдет речь. Да об этом, пожалуй, догадался весь дружный коллектив «Мосдизеля»: с утра по всем кабинетам института и производственным помещениям только и говорили, что о трагической и нелепой смерти главного конструктора.

Как всегда в подобных случаях, мнения были самые разные, даже полярные. Одни, например, утверждали, что при всем своем вспыльчивом и неуравновешенном, кавказском характере именно к технике у Махмуда было трепетное отношение, а потому выехать на неисправной машине он не мог бы уже по определению. Тем более с колесом, которое держалось на двух полуотвернутых болтах, которые под пластиковым колпаком не видны. Да какой же водитель сразу не почувствует, что с колесом непорядок! Откуда возникли слухи об отвернутых колесных болтах? Так с утра же появились на «Мосдизеле» сотрудники милиции и прокуратуры, которые и выдвинули, вероятно, такую версию. Значит, кто-то из своих решил насолить Махмуду? Но вряд ли на «Мосдизеле» могли сыскаться у Мамедова серьезные враги. Вот разве что какие-нибудь кавказцы?

Другие, сомневаясь в «диверсии» врага, все сводили к обыкновенному разгильдяйству, вызванному наверняка семейными проблемами Махмуда. В последнее время он что-то слишком много суетился, куда-то мотался, говоря на службе одно, а дома – другое, словом, появились у него проблемы, возможно, и по женской части, потому что было известно, что его супруга часто звонила в дирекцию в поисках заблудшего мужа. Уж у кого, а у Серафимы Павловны – самаринской секретарши – никакие домашние тайны не задержатся. Во, слухмейстер! Так их нынче именуют, бывших злостных сплетников.

Ну и когда твоя башка занята не делом, а сочинением причин отсутствия у домашнего очага, тут не только стука собственного колеса не услышишь, но даже тяжкой длани самого Господа Бога и его последнего предупреждения, если бы Он заимел намерение стукнуть по крыше салона твоих «Жигулей». Напомнить о Себе... И вот – результат.