— Вот значит как! — несколько раздраженно сказал Доктор. — Ну что ж, они ведь не причиняют нам вреда. Какое нам дело, что они приходят посмотреть, как мы спим? Меня это нисколько не волнует. Давайте завтракать.

Мы вновь уселись на свои места и принялись за еду.

Но Джон Дулитл недаром говорил, что лунные животные не замедлят появиться: его предсказание самым удивительным и неожиданным образом сбылось. Едва я поднес ко рту кусок смазанного медом ямса, как почувствовал, что надо мной проплыла огромная тень. Я поднял голову: это был гигантский мотылек, который привез нас из Падлби! Я не мог поверить своим глазам. Грациозно помахивая своими исполинскими крыльями, он с филигранной точностью опустился на землю возле меня (дредноут, швартующийся бок о бок с мышью!) — словно подобные посадки были для него самым обычным, будничным делом.

Мы не успели сказать друг другу и слова, как вдруг, откуда ни возьмись, вниз спланировали два или три таких же мотылька: подняв вокруг нас столбы пыли, они опустились рядом со своим собратом.

Затем появилось множество птиц. Некоторые виды уже были знакомы нам по ущелью шепчущих лоз; но других — больших журавлей, гусей, лебедей и т. д. — мы увидели впервые. Примерно половина этих птиц не так уж сильно превосходила размером своих земных сородичей. Остальные же были неправдоподобно громадны и отличались необычной окраской и телосложением — хотя нетрудно было определить, к какому семейству принадлежит каждая птица.

Мы то и дело порывались обсудить происходящее, но появление новых и новых незнакомцев, присоединявшихся к собранию, каждый раз мешало нам говорить. Следом за птицами прилетели пчелы. Я никогда не занимался пчеловедением, но сразу опознал виды, живущие на Земле. Они слетались стая за стаей, многократно увеличенные в размерах (такие страшилища могут привидеться только в кошмарном сне): большие черные шмели, малые желтые шмели, пчелы обычные, пчелы сверхбыстрые, узкотелые, ярко-зеленые. А вместе с ними явилась их близкая и дальняя родня — правда, каждая порода была представлена не более чем двумя-тремя разновидностями.

Я видел, что бедная Чи-Чи близка к обмороку. Еще бы! Когда тебя со всех сторон беззвучно окружают насекомые столь чудовищных размеров, поневоле испытаешь ужас, каким бы ты ни был храбрецом. Я, впрочем, не находил, что эти создания настолько уж страшны. Возможно, мне передалось настроение Доктора, который выглядел скорее заинтригованным, чем испуганным. Но и само поведение гостей не казалось мне недружелюбным. Держась спокойно и чинно, они, по-видимому, рассаживались по местам в соответствии с заранее определенным порядком; и я чувствовал: вскоре должно случиться нечто такое, что сразу все объяснит.

И действительно, несколькими мгновениями позже, когда все пространство вокруг нашего лагеря уже кишмя кишело гигантскими насекомыми, и птицами, мы услышали шаги. Обычно на открытом воздухе звук шагов слышен плохо или не слышен совсем, хотя на Луне, как мы уже заметили, любые звуки распространялись намного дальше, чем на Земле. Но то, что творилось сейчас, превосходило всякую меру. Почва под нами вздрагивала и ходила ходуном, как будто начиналось землетрясение. Но почему-то было понятно, что это именно шаги.

Чи-Чи бросилась к Доктору и забилась под полу его одежды. Полинезия, даже не шелохнувшись, по-прежнему сидела на ветке дерева; она созерцала происходящее крайне хмуро и недовольно, но с нескрываемым любопытством. Зная, что чутье обычно не подводит попугаиху, я проследил за ее взглядом. Полинезия смотрела в сторону леса, окружавшего поляну, посреди которой мы разбили наш лагерь. Ее глазки-бусинки так и сверлили расширявшийся кверху просвет, который виднелся на опушке слева от меня.

Примечательно, что в таких серьезных ситуациях мой взор неизменно, почти автоматически, устремлялся на старину Полинезию. Я вовсе не хочу сказать, что оставлял без внимания Доктора: нет, я был готов в любую секунду выполнить его приказания. Но всякий раз, когда происходило что-нибудь странное и необъяснимое, как сейчас (особенно если это имело отношение к животным), я невольно переводил глаза на старую попугаиху, чтобы видеть ее реакцию.

Итак, склонив голову несколько набок — в высшей степени характерная поза! — Полинезия внимательно смотрела на просвет в стене лесных деревьев. Она что-то тихо бормотала себе под нос (наверное, по-шведски — обычно она предпочитала, браниться на этом языке), но я не мог понять ни слова: все сливалось в неразборчивый брюзгливый клекот. Я стал глядеть в ту же сторону, и вскоре мне почудилось, что лесные деревья качаются. Потом над их верхушками показалось нечто Огромное и круглое.

Уже начинало смеркаться. Внезапно мы поняли, что пока эти существа собирались вокруг нас, минул целый день; поглощенные зрелищем, мы так и не притронулись к пище. Трудно было поверить, что все это не сон. Я заметил, что Доктор резко привстал с места, бедная старушка Чи-Чи при этом свалилась наземь. Колоссальный кругляк над верхушками деревьев становился все больше, все выше; он слегка покачивался, продвигаясь вперед, и вместе с ним качался лес — точь-в-точь как шевелится трава, когда сквозь нее пробирается кошка.

Я все время ожидал, что Доктор скажет хоть слово. То, что надвигалось на нас теперь, чем бы, точнее, кем бы оно ни оказалось, было, вне сомнений, таким чудищем, что все живые твари, встреченные нами на Луне до сих пор, выглядели рядом с ним милыми крошками.

А старина Полинезия все так же неподвижно сидела на ветке, испуская клекот и шипение, словно фейерверк в сырую ночь.

Очень скоро к сотрясавшим землю шагам примешались и другие звуки. Это ломались и трещали толстенные деревья, которые попадались под ноги приближавшегося к нам существа — так похрустывают прутья под ногами обычного смертного. Скажу откровенно: теперь и мое сердце сдавил тяжелый страх. Я готов был разделить опасения бедной Чи-Чи. Но как ни удивительно, сама обезьянка больше не пыталась прятаться. Стоя возле Доктора, она, словно зачарованная, не отрывала глаз от громадного силуэта, выраставшего над деревьями.

Тяжело ступавшая фигура надвигалась, подходя все ближе и ближе. Вскоре ее очертания стали вполне отчетливы. Вот она отделилась от стены деревьев; собравшиеся на поляне насекомые и птицы расступались, давая ей дорогу. Внезапно мы поняли, что длиннорукий гигант стоит уже прямо перед нами, совсем рядом… Это был человек!

Мы встретились наконец с лунным человеком!

— Так-так, — проскрипела Полинезия, прерывая жуткое молчание. — Наверное, вы здесь ужасно важная персона. Но да простят меня небеса: пока вы собрались прийти и поговорить с нами, прошла чертова уйма времени!

Это восклицание Полинезии, следом за которым из ее уст хлынул настоящий поток ядовитого брюзжания, настолько не вязалось с серьезностью ситуации, что я не удержался и захихикал. А раз начав, я уже никакой силой не мог вернуть своему лицу невозмутимого выражения, — даже если бы мне посулили миллион.

Теперь странное собрание было окутано вечерним сумраком. В глазах окруживших нас мотыльков и птиц загадочно поблескивал звездный свет — так мерцает огонек настольной лампы, отраженный в глазах домашнего кота. Все еще пытаясь побороть приступ идиотского хихиканья, я увидел, что Джон Дулитл, чья фигурка выглядела нелепо крошечной в сравнении с великаном, поднялся навстречу нашему гостю.

— Я рад вас видеть… наконец-то, — сказал он на чистом, правильном английском. Единственным ответом на это вежливое приветствие были нечленораздельные звуки, выражавшие полное отсутствие понимания.

Увидев, что лунный человек совершенно не знаком с английским, Джон Дулитл приложил все старания, чтобы найти язык, который был бы ему понятен. По-моему, на свете еще не было и, вероятно, никогда не будет лучшего полиглота, чем Доктор. Он перебрал один за другим большинство земных языков, употребляемых в наши дни или дошедших до нас из древности. Ни один из них не вызвал у лунного человека даже слабой ответной реакции. Перейдя к наречиям животных, Доктор добился несколько лучших результатов. Похоже, наш гость понимал какие-то отдельные слова.