— Не знаю, Изз.

— Хочешь завтракать?

— Было бы неплохо, — раздался голос Пита Барроуза. Он вошёл потягиваясь в кухню. — Похоже, я отключился часа в три… — Он помолчал. — Чувствую себя… чертовски плохо, — запинаясь, поправился он из уважения к женщине.

— Ладно, но через час мне нужно быть у себя в кабинете, — заметила миссис Ореза, открывая холодильник. Барроуз увидел, что в этом доме на завтрак подают овсяные хлопья, обезжиренное молоко и что-то вроде хлеба из соломы. Стоит добавить немного фруктов, подумал он, и я снова в Сан-Хосе. Зато чувствовался запах кофе. Он взял кофейник и наполнил чашку.

— Кто-то у вас умеет варить кофе, — одобрительно отозвался Барроуз.

— Это Мэнни, — заметила Изабел.

На лице Орезы впервые за несколько часов появилась улыбка.

— Научился у своего первого боцмана. Выбираешь соответствующий сорт, насыпаешь, сколько требуется, и добавляешь щепотку соли.

Наверно, делаешь это в безлунную ночь и приносишь в жертву козлёнка, подумал Барроуз. Впрочем, если и так, смерть козлёнка пошла на благое дело. Он сделал пару глотков и подошёл, чтобы посмотреть на записи Орезы.

— Неужели так много?

— По самым осторожным оценкам. Отсюда до Японии два часа лета, четыре часа сюда и обратно. Пусть на каждом конце тратится девяносто минут на заправку, погрузку и всё остальное. Получается семичасовой цикл, то есть три с половиной рейса на каждый самолёт в сутки. С одним рейсом сюда прибывает триста солдат, может быть, триста пятьдесят. Выходит, каждый самолёт доставляет тысячу солдат. Пятнадцать самолётов перебросят за сутки целую дивизию. Скорее всего у них больше чем пятнадцать 747-х, как ты считаешь? — спросил Португалец. — Это, как я сказал, заниженные расчёты. Остаётся только доставить снаряжение.

— Сколько судов потребуется для этого?

Ореза нахмурился.

— Не знаю точно. Когда шла война в Персидском заливе — меня отправили туда обеспечивать безопасность портов… Проклятие, забыл! Всё зависит от судов и того, как их загружать. Снова будем осторожными в расчётах. Двадцать крупных «торговцев» только для переброски снаряжения — грузовиков, джипов и всего остального, о чём даже сразу и не вспомнишь. Это похоже на перевозку целого города с его населением. Кроме того, понадобится обеспечить дивизию горючим. На Сайпане не выращивают пищу из-за скалистого грунта — придётся морем доставлять и продукты. Короче говоря, население острова удвоится. Даже снабжение водой окажется затруднённым. — Он взял блокнот и записал что-то. — В общем, японцы собираются остаться здесь надолго, в этом можно не сомневаться, — произнёс он, направляясь к столу и своему низкокалорийному завтраку. Господи, как хочется съесть яичницу из трех яиц с ветчиной, несколько ломтей хлеба с маслом и наплевать на весь их холестерин. Плохо, когда тебе за пятьдесят.

— Как относительно меня? — спросил инженер. — Вижу, что тебя считают местным жителем. Но меня-то за местного никто не сочтёт, чёрт возьми!

— Пит, ты мой пассажир, а я — капитан, верно? Я несу за тебя ответственность. Таков закон моря, сэр.

— Но мы больше не в море, — напомнил ему Барроуз. Справедливость замечания раздосадовала Орезу.

— В моей семье юристом является дочь, а у меня для решения проблемы свои принципы. Ешь свой завтрак. Мне нужно поспать, а тебе заступить на дневную вахту.

— А что делать мне? — спросила миссис Ореза.

— Если ты не придёшь на работу…

— …то кто-то заинтересуется почему.

— Кроме того, было бы неплохо узнать, насколько верно то, что сказали они о раненых полицейских, — продолжил её муж. — Я не спал всю ночь, Изз, и не слышал ни единого выстрела. Похоже, что выставлены блок-посты на всех перекрёстках, но они ничего не предпринимают. — Он помолчал. — И это мне тоже не нравится. Так или иначе, нужно принять какие-то меры.

* * *

— Так ты сделал это или нет? — задал прямой вопрос Дарлинг, впившись глазами в лицо своего вице-президента. В душе он проклинал Келти за то, что тот вынудил его заниматься ещё одной проблемой в дополнение к тем многочисленным несчастьям, которые обрушились на администрацию, но статья, опубликованная в газете «Вашингтон пост», не оставила ему выбора.

— А почему ты бросил меня на произвол судьбы? Почему по крайней мере не предупредил?

Президент обвёл рукой вокруг, по сторонам Овального кабинета.

— Находясь здесь, ты многое можешь сделать, но многого и не можешь. Например, не имеешь права вмешиваться в уголовное расследование.

— Только не говори мне об этом! Столько до тебя…

— Это верно, и все до одного жестоко расплачивались за такие необдуманные поступки. — Роджер Дарлинг не сказал Келти: в прикрытии нуждается не мой зад, а твой. Я не собираюсь из-за тебя рисковать своей политической карьерой. Это было ясно и без слов. — Ты не ответил на мой вопрос.

— Послушай, Роджер!.. — угрожающе прошипел вице-президент, но Дарлинг остановил его, подняв руку, и спокойным голосом проговорил:

— Эд, у меня разваливается экономика. В Тихом океане погибли экипажи двух подводных лодок. У меня нет ни времени, ни желания заниматься спорами. Я не могу ставить на карту политическую стабильность страны. Отвечай на вопрос. — Тон президента сделался повелительным.

Келти покраснел и, прежде чем ответить, склонил голову вправо.

— Ну хорошо, я люблю женщин и никогда не скрывал этого. Мы с — женой понимаем друг друга, она не имеет возражений. — Он снова посмотрел на Дарлинга. — Но я никогда, слышишь, никогда за всю свою гребанную жизнь никого не преследовал, не принуждал и не насиловал. Никогда. В этом не было надобности.

— А Лайза Берринджер? — спросил Дарлинг, отыскав имя в лежащих перед ним записях.

— Она была прелестной девушкой, такой искренней, такой умной, и уговаривала меня пойти на… ты понимаешь на что. Я объяснил ей, что это невозможно. В том году мне предстояли перевыборы, да и вообще она была слишком молодой. Ей нужен был мужчина ближе по возрасту, чтобы женился на ней, чтобы у неё были дети и хорошая семья. Она очень расстроилась, начала пить — может быть, пристрастилась к наркотикам, но в этом я не уверен. Как бы то ни было, однажды вечером она ехала по кольцевой автодороге и врезалась в устой моста, Роджер. Я присутствовал на её похоронах. Я в хороших отношениях с её родителями — по крайней мере был до недавнего времени, — поправился Келти.

— Она оставила записку, предсмертное письмо.

— И даже не одно. — Келти сунул руку в карман пиджака и достал два конверта. — Меня удивляет, что никто не обратил внимания на дату на том письме, которое находится в ФБР — оно написано за десять дней до смерти. Вот это написано за неделю, а это — в день смерти. Мои сотрудники нашли их. Полагаю, что третье обнаружила Барбара Линдерс. Ни одно из писем не было отправлено по почте. Думаю, ты заметишь разницу в тексте этих писем, в тексте всех трех писем, по сути дела.

— Линдерс утверждает, что ты…

— Дал ей наркотик? — Келти покачал головой. — Ты знаешь о том, что я много пил, знал об этом, когда пригласил войти в твою команду. Это верно, я был алкоголиком, но последний раз пил два года назад. — По его лицу промелькнула кривая улыбка. — Теперь моя сексуальная жизнь даже улучшилась. Но вернёмся к Барбаре. В тот день она чувствовала себя больной — гриппом, по-моему. Она пошла в аптеку на Капитолийском холме, получила рецепт и…

— Откуда тебе это известно?

— Может быть, я веду дневник. А может, у меня просто хорошая память. Как бы то ни было, я помню день, когда всё это произошло. Один из моих сотрудников проверил рецепты в аптеке, и, возможно, на флаконе была надпись, запрещающая принимать спиртное в сочетании с таблетками. Этого я не знаю, Роджер. Когда у меня бывала простуда — давно, несколько лет назад, — в качестве лекарства я пил бренди. Чёрт возьми, — признался Келти, — я прибегал к алкоголю во многих случаях жизни. Вот я и налил ей немного, и она стала очень послушной. Пожалуй, слишком послушной, но в тот момент я изрядно набрался сам и решил, что это объясняется моей широко известной привлекательностью для женщин.