— Вы сумасшедший, — сказал Могатару Кога.

— Я патриот, — ответил Райзо Ямата. — Благодаря моим усилиям наша страна станет по-настоящему независимой. Я снова сделаю её великой. — Взгляды двух мужчин, сидевших по разные стороны стола в пентхаузе Яматы, встретились. Телохранители промышленника стояли за дверью и не могли ничего слышать. Разговор шёл один на один.

— Вы нарушили узы дружбы с главным союзником и наиболее важным торговым партнёром, ввергли нашу страну в пучину экономических бедствий, из-за вас погибли люди. Вы подчинили себе правительство Японии и наших военных.

Ямата кивнул, словно признавал правильность совершенной сделки.

— Хай, я действительно сделал все это, причём от меня не потребовалось особых усилий. Скажите мне, Кога, неужели вы считаете, что трудно убедить политического деятеля сделать что-то?

— А ваши друзья, Матцуда и все остальные?

— Время от времени все нуждаются в твёрдой руке, — ответил Ямата. Почти все, подумал он, но промолчал. — Когда все это завершится, у нас будет полностью интегрированная экономика, два надёжных и могучих союзника, и со временем наша торговля снова расширится, потому что мир нуждается в наших товарах. — Разве сидящий перед ним политик не видит этого? — подумал Ямата. Не понимает грядущей выгоды для нации?

— Неужели вы настолько плохо знаете Америку? — вырвалось у Коги. — Наши теперешние проблемы начались с того, что в автокатастрофе погибла одна-единственная семья. Американцы не похожи на нас. Они думают не так, как мы. У них другая религия. В американской жизни процветает насилие, и в то же самое время они почитают правосудие. Они испытывают уважение к тем, кто сумели разбогатеть, однако корни их культуры уходят в идеалы. Неужели вы не понимаете этого? Они никогда не согласятся с тем, как вы обошлись с ними! — Кога сделал паузу. — А ваш план относительно России — вы действительно считаете, что…

— Что Китай поможет нам? — улыбнулся Ямата. — Общими силами мы справимся с Россией.

— И после этого Китай останется нашим союзником? — спросил Кога. — Мы убили двадцать миллионов китайцев в ходе второй мировой войны. Их политическое руководство не забыло этого.

— Мы нужны им, и они знают, что мы нуждаемся в них. А вместе…

— Ямата-сан, — прервал его Кога, вежливо и спокойно, потому что привык именно так вести разговор, — в политике вы разбираетесь не так хорошо, как в бизнесе. И это приведёт вас к катастрофе.

Ямата ответил ему так же вежливо и спокойно:

— А вас это уже привело к государственной измене. Мне известно, что вы встречались с американцами.

— Неправда. Я не разговаривал ни с одним американским гражданином на протяжении нескольких недель. — Ответ, полный возмущения, не прозвучал бы более убедительно, чем эти полные достоинства слова.

— Ну что ж, в любом случае вам придётся некоторое время воспользоваться моим гостеприимством, — заметил Райзо. — Мы увидим, насколько я неграмотен в политических вопросах. Через два года я займу пост премьер-министра, Кога-сан, а Япония превратится в сверхдержаву. — Ямата встал. Его огромная квартира занимала весь верхний этаж сорокаэтажного небоскрёба, и. отсюда открывалась панорама, достойная богов Олимпа. Промышленник встал и подошёл к огромным, во всю стену от пола до потолка, окнам, глядя на город, которому скоро суждено стать егостолицей. Жаль, что Кога не понимает, как в действительности все происходит. Но сейчас Ямате нужно вернуться на Сайпан и начать там восхождение к политическим высотам. Он обернулся.

— Вы будете свидетелем грандиозных событий, а пока останетесь моим гостем. Ведите себя, как от вас потребуют, и не будет никаких проблем. Попытаетесь скрыться отсюда, и ваше тело, разорваннное на куски, будет найдено у какой-нибудь железной дороги с запиской, в которой вы извиняетесь за совершенные вами политические ошибки.

— Этого удовольствия я вам не доставлю, — холодно заметил бывший премьер-министр.

Щеренко намеревался встретиться сам, но неотложные дела помешали ему. Оказалось, что все обернулось к лучшему. Сообщение поступило на дискете от его самого высокопоставленного агента, заместителя директора СУОБ — Следственного управления общественной безопасности. Какими бы неприятными ни были личные привычки этого человека, он оказался проницательным политическим наблюдателем, хотя и слишком многословным в своих докладах и оценках ситуации. Японские военные, сообщил он, ничуть не расстроены происшедшими событиями и открывающимися перед ними перспективами. Озлобленные годами существования под унизительным названием «силы самообороны» и униженные тем, что во мнении общественности им отведена роль защитников от мифического Годзиллы и прочих невероятных киномонстров (причём всякий раз они оказывались побеждёнными), военные считали себя хранителями гордых традиций древних японских воинов, и вот наконец после прихода к власти достойного политического руководства им представилась возможность продемонстрировать все, на что они способны. Получив образование главным образом в американских училищах и академиях, переняв американский профессиональный опыт, старшие офицеры оценили ситуацию и объявили всем, кто пожелали их слушать, что они в состоянии одержать верх в этой ограниченной войне и, продолжил руководитель СУОБ, по их мнению, шансы завоевать Сибирь очень высоки.

Эта оценка и доклад двух агентов ЦРУ были немедленно переданы в Москву. Итак, в японском правительстве существуют разногласия и по крайней мере в одном из его департаментов более или менее трезво оценивают обстановку. Это было приятно русскому разведчику, но он тут же вспомнил, что в 1939 году руководитель немецкой разведки по имени Канарис сделал то же самое и потерпел полную неудачу, пытаясь убедить руководителей Германии. Русский разведчик намерен был нарушить эту историческую традицию. Единственная возможность предупредить войну заключается в том, чтобы не дать ей разрастись. Щеренко не был согласен с теорией, будто дипломатия способна удержать мир от войн, зато придерживался мнения, что надёжные разведданные и решительные действия не дадут им зайти слишком далеко, особенно если у политических деятелей есть стремление осуществить необходимые действия. Его, однако, беспокоило, что это стремление должны продемонстрировать американцы.

— Мы дали операции название «Зорро», господин президент, — произнёс Робби Джексон, перелистывая обложку и открывая первую схему. Государственный секретарь и министр обороны тоже находились в центре управления боевыми действиями вместе с Райаном и Арни ван Даммом. Члены кабинета министров были обеспокоены, но такое же беспокойство испытывал и заместитель начальника J-3. Райан кивнул, давая знак продолжать.

— Цель операции заключается в том, чтобы нарушить командную структуру противника, устраняя тех отдельных лиц, которые…

— Вы хотите сказать, что собираетесь убивать их? — прервал его Бретт Хансон. Он посмотрел на министра обороны, лицо которого застыло, словно каменная маска.

— Мистер Хансон, нам запрещено наносить удары по мирному населению Японии. Это означает, что нельзя разрушать японскую экономику. Нам запретили уничтожать мосты в их городах. Военное руководство противника слишком децентрализовано по месту своего пребывания, чтобы…

— Мы не можем так поступать, — снова прервал его Хансон.

— Господин государственный секретарь, — заметил ледяным тоном Райан, — давайте сначала всё-таки узнаем, в чём заключается план операции, прежде чем заявлять, что можно делать и чего нельзя.

Хансон недовольно кивнул, и Джексон продолжил свой доклад.

— Сейчас план почти готов, — заключил он. — Мы устранили два их самолёта раннего радиолокационного оповещения…

— Когда это произошло? Каким образом?

— Это произошло вчера вечером, — ответил Райан. — Как мы это осуществили, вас не должно интересовать.