— Но я не могу… Я хочу сказать, что просто не могу… Либби протянула руку и прикоснулась к её ладони.

— Я не собираюсь просить вас рассказывать мне обстоятельства дела, Барбара. Это может нанести ущерб судебному процессу, и вы должны понять, что я хочу ничуть не меньше вас, чтобы все прошло в соответствии с законом. Но вы можете поговорить со мной при условии, что это будет не для печати.

— Да… Пожалуй.

— Вы не будете возражать, если я запишу нашу беседу? — Либби достала из сумочки миниатюрный диктофон.

— Кто услышит эту запись?

— Только один человек — заместитель главного редактора. Это необходимо для того, чтобы показать, что у нас надёжные источники информации. Кроме него — никто. Запись будет конфиденциальной, якобы вы беседуете со своим врачом, адвокатом или священником. Таковы правила поведения журналистов, и мы никогда их не нарушаем.

Вообще-то Барбара знала это, но сейчас, у неё в квартире, такие этические правила журналистики казались ей не слишком надёжными. Либби Хольцман поняла это по выражению её лица.

— Если хотите, я могу уйти или мы можем продолжить беседу без магнитофона, но… — прибавила она с обезоруживающей улыбкой, — я не люблю вести записи в блокноте. При этом случаются ошибки. Может быть, вам хочется обдумать моё предложение — это я тоже понимаю. Вы прошли через тяжёлые испытания. Я знаю, что это такое.

— Дэн тоже так говорил, но он не понимает этого! Не может понимать!

Либби Хольцман посмотрела ей прямо в глаза. Неужели Мюррей действительно видел и чувствовал такие глубокие, такие мучительные страдания? Может быть, подумала она, он и вправду переживал вместе с этой женщиной, хотя и не совсем так, как она, потому что он мужчина, но он ведь хороший и честный полицейский, так что, вполне возможно, тоже испытывает ярость из-за того, что дело пытаются замолчать.

— Барбара, если ты хочешь рассказать мне… о случившемся, я готова выслушать тебя. Иногда нам нужен друг, просто чтобы выговориться. Я ведь тоже женщина и не всегда являюсь репортёром.

— Либби, ты слышала о Лайзе?

— Обстоятельства её смерти так и остались неясными, правда? — Мы были подругами, делились всем… и затем когда он…

— Ты уверена, что в это замешан Келти?

— Это я нашла последнее письмо Лайзы.

— Ты можешь рассказать мне об этом? — спросила Хольцман, не в силах сдержать профессиональный интерес.

— Я могу сделать нечто лучшее. — Линдерс встала и на несколько секунд вышла из комнаты. Она вернулась с ксерокопией и передала её Либби.

Журналистке потребовалось всего две минуты, чтобы прочитать его раз за разом. Дата, место, метод. Письмо из потустороннего мира, подумала Либби. Что может быть более опасным, чем чернила на бумаге?

— На основании того, что написано здесь, и благодаря твоим показаниям, Барбара, его могут отправить в тюрьму.

— Дэн тоже так говорит. И улыбается при этом. Он хочет, чтобы всё закончилось именно таким образом.

— А ты? — спросила Хольцман.

— Да!

— Тогда позволь мне оказать тебе помощь.

Электронные системы связи называют чудом — именно чудом — современных коммуникаций только потому, что ничто современное в принципе не должно становиться бичом, истинным проклятием. И. действительно, нередко те, кто принимают сообщения по линиям такой связи, приходят в ужас от того, что слышат.

Полет проходил удивительно гладко, даже по меркам президентского самолёта «ВВС-1», на борту которого многие пассажиры — главным образом молодые и не слишком опытные сотрудники аппарата Белого дома — часто отказывались пристёгивать ремни безопасности. Что они тем самым демонстрируют? — подумал Райан. Лётный экипаж был превосходно подготовлен и состоял из пилотов ВВС, в то же время это не смогло предупредить неприятный случай, происшедший на авиабазе Эндрюз, когда в носовую часть правительственного самолёта, заходящего на посадку с министром обороны и его женой на борту, угодила молния, что изрядно всех напугало. По этой причине Джек, сидя в кресле, всегда пристёгивался, хотя и не слишком туго, в точности как это делают члены экипажа.

— Доктор Райан? — раздался чей-то шёпот, и рука потрясла его за плечо.

— В чём дело, сардж? — отозвался Джек, понимая, что нет смысла ворчать на ни в чём не повинного сержанта.

— Мистер ван Дамм ждёт вас наверху, сэр.

Райан кивнул, поднял спинку кресла в вертикальное положение и встал. Сержант передал ему кружку с кофе. На часах было девять утра, но там не указывался часовой пояс, и Райан не смог припомнить, на какую зону установлены часы. Впрочем, все это имело чисто теоретический интерес — самолёт все равно миновал один часовой пояс за другим.

Верхняя палуба VC-25B резко отличалась по уровню комфорта от нижней палубы. Вместо роскошных кресел салон был заполнен оборудованием связи военного типа, причём отдельные ячейки были снабжены хромированными скобами для быстрой замены целых узлов в случае неисправности. Здесь всегда находилось несколько связистов, прослушивающих все возможные источники информации: дискретные радио — и телевизионные каналы, телефакс. Все они были кодированы, что защищало их от прослушивания посторонними лицами. Арни ван Дамм стоял в центре отсека. Он повернулся к Райану и передал ему газету. Это оказался факсимильный экземпляр вечернего выпуска «Вашингтон пост», который только что поступил в продажу в четырех тысячах миль и шести часовых поясах отсюда.

ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ СВЯЗАН С САМОУБИЙСТВОМ, гласил огромный заголовок на первой странице. ПЯТЬ ЖЕНЩИН ОБВИНЯЮТ ЭДВАРДА КЕЛТИ В ИЗНАСИЛОВАНИИ.

— Ты разбудил меня ради этого? — недоуменно спросил Райан. Разве этот вопрос затрагивал его сферу интересов? — подумал он.

— Твоё имя упоминается в тексте, — заметил Арни.

— Что? — Джек быстро просмотрел статью. «Советник по национальной безопасности Райан был одним из тех, с кем советовались по этому поводу». — Ну хорошо, по-видимому, это соответствует действительности.

— Читай дальше.

«Белый дом четыре недели назад приказал ФБР не передавать дело Келти на рассмотрение юридического комитета Конгресса».

— Это неправда.

— Статья представляет собой поразительно искусное сочетание правды и вымысла. — У руководителя аппарата Белого дома настроение было не из лучших.

— Откуда произошла утечка информации?

— Не знаю, но автором статьи является Либби Хольцман, а её муж спит в хвостовом отсеке самолёта. Вы друзья. Пойди и поговори с ним.

— Подожди, Арни. Пройдёт немного времени, и истина восторжествует. Насколько мне известно, президент не нарушал закона.

— Его политические противники выдадут это за попытку помешать отправлению правосудия.

— Перестань. — Джек недоверчиво покачал головой. — При тщательном рассмотрении такое обвинение легко опровергнуть.

— Никто не будет «тщательно рассматривать» это или «опровергать», черт побери. Запомни, речь идёт о политике. Никого не интересуют факты, когда приближаются выборы. А теперь иди и поговори с Хольцманом. Немедленно. — Он редко пользовался таким тоном в разговоре с Райаном, но сейчас в его голосе звучали повелительные нотки.

— Ты уже сказал боссу? — спросил Райан, складывая газету.

— Пусть ещё поспит. Пришли сюда Тиш, когда будешь проходить мимо, ладно?

— О'кей. — Райан спустился по трапу, разбудил Тиш Браун, сделал жест в сторону салона, где размещался центр связи, и пошёл в хвостовой отсек. По пути он встретил стюардессу — нет, члена экипажа, поправился он. — Пригласите сюда Боба Хольцмана, — попросил Райан. Через иллюминатор было видно, что уже рассвело. Может быть, там, где сейчас летит самолёт, и впрямь девять утра? Наверно, ведь расчётное время прилёта в Москву — два часа дня по местному времени. Шеф-повар сидел у себя в камбузе и читал журнал «Тайм». Джек вошёл в камбуз и налил свежий кофе в кружку.

— Не спится, доктор Райан?

— Для сна не осталось времени. Пора заниматься делами.