— Японцы напали на нас?
— …ты не должна никому говорить об этом, — продолжал Джек. — Понимаешь? Никому. Поскольку завтра тебе предстоят встречи с японцами и принимая во внимание занимаемую мной должность, Секретная служба выделяет тебе телохранителя, чтобы с тобой ничего не случилось, понимаешь? — Он промолчал, не сказав о том, что одним агентом дело не ограничится. Агентов Секретной службы не так и много, и потому её руководители обращались, как правило, за помощью к местным полицейским агентствам. Городская полиция Балтимора, и без того проявляющая немалую заботу о больничном комплексе Джонса Хопкинса — он находился в далеко не самом безопасном районе города, — выделит, наверно, в помощь мисс Прайс одного из своих детективов.
— Джек, нам угрожает опасность? — спросила Кэти, к которой вернулись воспоминания о прежних временах и прежних страхах, когда она была беременна маленьким Джеком, а террористы из освободительной армии Ольстера напали на их дом. Она вспомнила, какую гордость испытала за смелость своего мужа, защищавшего семью, и какой стыд, когда последний из террористов был казнён за участие в массовых убийствах. Тогда ей казалось, что это положило конец самому худшему и самому страшному периоду в её жизни.
Что касается его самого, только сейчас Джеку пришла в голову мысль, о которой он не задумывался раньше. Если Америка находится в состоянии войны, то он, советник президента США по национальной безопасности, является, несомненно, одной из первых целей для покушения. И его жена — тоже. А трое детей? Безрассудные опасения? Да разве война не безрассудна сама по себе?
— Нет, пожалуй, — произнёс он, заколебавшись, — но, ты понимаешь, может оказаться, что некоторое время у нас в доме будут проживать гости. Пока не знаю. Когда выясню — сообщу.
— Ты говоришь они напали на наши корабли?
— Да, милая, но говорить об этом ты не имеешь…
— Значит, началась война?
— Не знаю. — Джек чувствовал себя настолько усталым, что заснул через несколько секунд после того, как голова его коснулась подушки, и последней связной мыслью было признание, что он знает слишком мало, чтобы честно ответить не только на вопрос жены, но и на свои собственные вопросы.
В южной части Манхэттена никто не спал — по крайней мере никто из тех, кого остальные считали влиятельными лицами. Многим усталым руководителям инвестиционных и финансовых компаний приходила в голову мысль о том, что теперь они действительно зарабатывают деньги нелёгким трудом, хотя добиться сейчас на этом поприще им удалось немногого. Опытные и высокие профессионалы, они оглядывались по сторонам в биржевых залах, полных компьютеров, общая стоимость которых была известна только бухгалтерам, а польза в данный момент равнялась нулю. Скоро откроются европейские финансовые рынки. И чем же они — будут заниматься? — думали все. При обычных условиях на американских биржах дежурили ночные смены, которые вели торговлю акциями европейских компаний, следили за рынками евродолларов[17], продовольственных товаров и металлов, а также подводили баланс экономической активности на восточном берегу Атлантического океана, сравнивая его с положением на западном. В обычных условиях их работа походила на предисловие к книге, которая будет написана через несколько часов, была предвестником лихорадочной активности, разворачивающейся после открытия американских бирж. Работа ночной смены была интересной, но не слишком важной, разве что ради определения тенденций, потому что по-настоящему важные события разворачивались здесь, в Нью-Йорке.
Однако сегодня все обстояло иначе. Никто не — знал, что произойдёт. Торговля будет вестись только на европейских биржах, и потому правила игры кардинально менялись. Тех, кто сидели у компьютеров в ночной период, их сменщики, заступающие на работу в восемь утра, часто считали кем-то вроде дублёров, что было несправедливо и не соответствовало действительности, однако здесь, как и повсюду, шло внутреннее соперничество. На этот раз, когда ночная смена заступила на работу в этот привычный для них, но странный для всех остальных час, они заметили присутствие высокопоставленных служащих компаний и почувствовали одновременно неловкость и ликование. Вот теперь они покажут, на что способны. Впрочем, у них возникла возможность не только продемонстрировать свои способности, но и в случае неудачи завалить все на виду у начальства.
Все началось ровно в четыре утра по восточному поясному времени.
Казначейские облигации. Эти слова прозвучали одновременно в двадцати торговых домах, когда европейские банки, все ещё держащие у себя огромное число ценных бумаг американского казначейства в качестве защиты от инфляции при неустойчивом состоянии европейской экономики и собственных валют, внезапно почувствовали неуверенность в них. Некоторым американским финансистам показалось странным, что в пятницу их европейские коллеги как-то медлили и испытывали неуверенность, однако в Нью-Йорке все считали, что первые шаги всегда бывают осторожными. Скоро причина прояснилась. Из Европы поступило огромное количество предложений, но желающих купить облигации оказалось намного меньше. Банки предлагали их, однако интерес к их покупке был незначительным. В результате цены начали падать с такой же быстротой, как и уверенность европейцев в устойчивости американского доллара.
«Но это грабёж, падение уже на 3/32. Как нам поступать?» Этот вопрос задавали почти повсюду, и в каждом случае ответ звучал одинаково: «Ничего», — с раздражением в голосе. Затем следовали различные вариации на тему «долбанных европейцев» — в зависимости от лингвистических способностей высокопоставленных финансистов. Итак, все началось снова, очередная атака на американский доллар, причём в тот момент, когда самое мощное оружие Америки, способное отразить наступление, бездействовало ввиду выхода из строя компьютерной программы, на которую все полагались. В операционных залах никто не обращал внимания на надписи «Не курить». Стоило ли теперь беспокоиться о сигаретном пепле в компьютерном оборудовании? И вообще компьютеры сегодня не годились ни на что другое. «Сейчас, — проворчал один финансист, — самое время заняться техническим обслуживанием электронных систем». К счастью, не все придерживались такой точки зрения.
— О'кей, значит, здесь всё и началось? — спросил Джордж Уинстон. Марк Гант провёл пальцем по экрану.
— «Бэнк оф Чайна», «Бэнк оф Гонконг», «Империэл Кэтэй бэнк». Они купили их месяца четыре назад, рассчитывая на падение иены, и, судя по всему, получили немалую выгоду. А в пятницу выбросили все на рынок, требуя наличные, и купили взамен огромное количество казначейских обязательств японского центрального банка. Судя по объёму продаж, это соответствует двадцати двум процентам общей суммы сделок.
Да, они начали этот процесс, заметил Уинстон, так что, оказавшись первыми при таком развитии событий, получили огромную прибыль. После завершения столь крупных сделок в Гонконге, городе, привыкшем к роскоши, последует немало торжественных ужинов.
— Ты считаешь, что все выглядит самым обычным образом? — подавляя зевок, спросил он Ганта.
Тот пожал плечами. Он устал, но теперь, когда босс снова взялся за руководство компанией, все испытывали прилив энергии.
— Обычным, скажешь тоже! Это был блестящий манёвр. Они или что-то почувствовали, или просто им поразительно повезло.
Везение, подумал Уинстон, всегда можно сослаться на везение. Везение играет огромную роль, и любой финансист признается в этом во время коктейлей, обычно после двух или трех стаканов — Количества, необходимого для того, чтобы перешагнуть порог ссылок на «блестяще задуманную» операцию. Иногда интуиция подталкивает тебя, ты чувствуешь, что тебе обязательно повезёт, вот и все. Если тебе действительно везло, сделка оказывалась успешной — в противном случае требовалось отступить с минимальными потерями.
