Хладнокровно холатанин прикинул расстояние. Далековато.

Он завыл, снова скользя по земле.

Вспышка света и грохот бластерного разряда ударили в то место, где он только что был. Сарис покрыл расстояние до человека в три прыжка. Подпрыгнув в воздух, он резко ударил, и почувствовал, как рвутся мышцы шеи под его пальцами.

Теперь внутрь. Сарис нащупал люк. Тот открывался внутрь и фиксировался простейшими механизмами, с которыми Сарис не мог справиться из-за малой энергии мозга. Ещё он чувствовал ужас сидящего внутри аппарата человека. Ладно… Он отыскал один из бластеров, мгновение изучал его устройство и принцип действия. Рука обхватила рукоятку, один палец приходился на клавишу, огонь вылетает из раструба, регулятор, устанавливающий мощность выстрела. Он поэкспериментировал с оружием и был удовлетворён своими способностями. Вернувшись к аппарату, он встал напротив люка.

Человек внутри прижался к противоположному борту, сжимая ружьё в дрожащих руках и пронзительно крича от страха, что этот дьявол сейчас вломится внутрь. Сарис прощупал его телепатически и выяснил, что ещё один вход располагается в кормовой части — хорошо! С треском выбив дверь одной рукой, он выстрелил, целя в угол. Бластер неудобно сидел в руке, но одного разряда хватило.

Кабина наполнилась запахом горелой плоти. Сейчас надо было все делать быстро: другой аппарат мог быть поблизости. Собрав все оружие, он пролез на место пилота, слишком маленькое для него, и начал изучать панель управления.

Принцип устройства летательного аппарата был незнаком науке времён Ленгли. Он не мог узнать символы над приборами и переключателями. Но, проследив электронные цепи и гиромагнитные поля, используя логику, он понял, как управиться с этой штукой.

Взлетел он немного неуклюже — перестарался, манипулируя переключателями. Он быстро поправил положение аппарата и завис над землёй. Скоро он был высоко в небе, стремительно пронзая темноту. На одном экране было светящееся изображение карты с движущейся красной точкой, которая показывала его местонахождение. Отлично.

Он не мог оставаться в этой машине долго — её опознали бы и посадили. Но он должен воспользоваться ею, чтобы найти себе безопасное место, а потом пустую машину можно отправить в океан. Для этого было необходимо овладеть программированием автопилота.

Но куда лететь? Что делать??

Ему необходимо место, чтобы отлежаться и подумать, место, откуда он мог бы наблюдать и к которому мог бы возвращаться, где он мог бы отсидеться, если судьба отвернётся от него. И ещё необходимо время для принятия решений.

Эти люди — странная раса. Он не понимал их. Он много разговаривал с Ленгли, они дружили, но в нём все же было много непонятного. Эта близкая к религии концепция завоевания всего пространства просто ради самого пространства была чужда холатанам. Кроме того, бессмысленная погоня за чистым, абстрактным знанием; холатане не были идеалистами, но люди находили какое-то неясное, почти непристойное удовольствие, манипулируя дедуктивными безличными категориями.

Эти новые люди, населявшие Землю, могут попытаться завоевать Холат. Расстояние гигантское, но нельзя быть уверенным ни в чём.

Самое мудрое и безопасное — разрушить их цивилизацию, вернуть назад в пещеры. Это безумный план, но надо попытаться. Надо что-то делать, надо сыграть, натравливая одну группировку на другую. Он уже давно понял, почему они хотят поймать или убить его.

Он должен выжидать, наблюдать и подумать, прежде, чем решить, как ему поступать. Для этого нужно место, где можно спрятаться, и он уже знал, где можно найти такое место. Во всяком случае, стоило попытаться. Он изучил неподвижную карту, сопоставляя её с той, которую видел у Ленгли, и ввёл её в свою эйдетическую память, расшифровывая символы и учитывая изменения за пять тысяч лет. Затем он повернул аппарат на северо-восток и расслабился в ожидании.

Прогресс был налицо: к утру из перекроенной комнаты Ленгли были удалены все следы похмелья, и обслуживающий робот прикатил завтрак на столике и убрал посуду, когда Ленгли поел. После завтрака делать было нечего, кроме как сидеть и размышлять. Пытаясь преодолеть депрессию, Ленгли заказал себе книги. Раб-домоуправитель показал ему как управляться с приспособлениями в его аппартаментах. Машина, щёлкая, отыскала в городской библиотеке микрофильм, сделала копию и выдала её космонавту, который вставил микрофильм в свой сканнер.

Блостейн пытался читать роман, затем какую-то поэму, затем специальные статьи и в итоге отшвырнул их. С его ограниченным знанием все подтексты были непонятны. Он доложил Ленгли, что всё написано на высоком уровне, в сложной форме, полной намёков на классическую литературу двухтысячелетней давности, более важных, чем тривиальное содержание.

— "Поп и Драйден", — пробормотал он с отвращением. -Но им-то было хоть что-то сказать. Что ты накопал, Боб?

Мацумото, который пытался сориентироваться в современной науке и технике, пожал плечами.

— Ничего. Всё написано для спецов, считается, что читатель знает азы. Совершенно нет популяризации. Все, что я просмотрел, — руководства для тех, кто занимается непосредственно этими разделами науки. Муть голубая с какими-то Загановскими матрицами… Но при этом все же ощущается, что ничего реально нового за последнюю пару тысяч лет.

— Стабильная цивилизация, — сказал Ленгли. — Они полностью уравновешены, каждый на своём месте, все идёт достаточно гладко, и не существует ничего, что выбило бы их из колеи. Может быть, на Центавре по-другому?

Он вернулся к своим кассетам, к истории, пытаясь выяснить, как всё это произошло. Это было удивительно трудно. Первое, на что он наткнулся, — была учёная монография, перенасыщенная непонятной эрудицией в узкой области. Но ничего для обычного человека, если только он ещё существует. Чем ближе Ленгли продвигался к настоящим временам, тем более понимал, что перед ним застывшая в узкой специализации цивилизация, чьё будущее как ему показалось, лежит в прошлом.

Большинство выдающихся открытий после изобретения сверхпривода приходилось на долю параматематической теории человека, как индивидуальности, так и общественной единицы, что позволило перестроить общество, сделать его стабильным, предсказуемым и логичным. Отсутствовали работы, посвящённые структуре Технона, они не думали, что подобное устройство должно заниматься производством и распределением, они это знали. Их наука не была совершенной, да этого и не могло быть: такие происшествия, как революция в колониях, были совершенно непредусмотрены. Но цивилизация была стабильной, с мощной отрицательной обратной связью; она немедленно приспосабливалась к новым условиям.

Средства социальной организации не использовались для освобождения людей, а туже затягивали ярмо — для небольшого числа учёных было необходимо наблюдать за реализацией своих планов, и они, или их потомки (с прекрасным человеческим рационализмом) просто использовали силу. Поэтому, после всего, было логично, что у власти стояли наиболее сильные и интеллигентные — обычный человек был просто неспособен манипулировать силами, которые могли в один прекрасный день очистить планеты от живого. Так же логично было организовано управление: избирательное воспитание, управляемая наследственность, психологические тренировки. Возможность производства рабов, которые были эффективны и удовлетворены, — в общем, все совершенно логично. Обыкновенный человек не являлся объектом приложения таких усилий, потому, что концентрация и централизация власти, все более и более возраставшие с Индустриальной революцией, внушили ему традицию подчинения. Если бы человеку дали свободу, он не знал бы, что с ней делать.

Ленгли мрачно заметил, что другого и не могло быть.

Чантхаваар предложил прогуляться по городу, который назывался Лора.

— Я знаю, он показался вам поначалу довольно скучным, — извиняющимся тоном сказал он. — Просто последнее время у меня было много дел, но я буду рад показать его вам завтра и ответить на все ваши вопросы, если смогу. Мне кажется, это был бы прекрасный способ адаптации.