— Ах, оставьте, ротмистр. К чему эти хождения вокруг да около? Я слишком стар для игр, а день был долгий и хлопотный.

— Да, у меня тоже.

— Кстати, как давно вы на острове?

— Сутки с лишним.

— Почему не навестили нас сразу?

— Возникла техническая заминка.

Полковник пожевал губами, что-то соображая, потом заметил:

— Ваши ответы, ротмистр, не добавляют ясности. Думаю, будет лучше, если вы сами, без наводящих вопросов, обрисуете ситуацию, как она видится руководству.

— Ситуация, господин полковник, достаточно щекотливая.

— А конкретнее?

— Всё началось приблизительно год назад, когда один из ваших сотрудников написал своему приятелю, который дослужился в столице до весьма высоких чинов. Письмо было частным, но касалось проблемы, с которой автор столкнулся по долгу службы. Столичный приятель вник, согласился, что дело крайне серьёзное, и нашёл способ донести информацию до шефа всей нашей организации. Напрямую, минуя всех заместителей.

Мой собеседник задумчиво погладил ладонью лакированную поверхность стола и очень спокойно осведомился:

— И о чём же писал тот… гм… корреспондент? Мой, как вы говорите, сотрудник?

— Он отвечал за контроль колдовского фона на острове. И однажды обнаружил некую аномалию, которую вы почему-то проигнорировали.

— Аномалию?

— Да. Отголосок ледяных чар.

— Я что-то такое припоминаю. Наш старший колдун всё перепроверил, опасения не подтвердились.

— А вот шеф в столице рассудил по-другому. Он, изучив письмо, решил собрать больше данных. С этой целью на остров был направлен агент, который стал действовать тут инкогнито и проработал в таком режиме несколько месяцев. Вы об этом не знали.

Полковник нахмурил брови:

— Прискорбно слышать. Такое недоверие к нам я считаю совершенно необоснованным — мы трудимся честно, с полной отдачей, помышляя лишь о благе империи. Всё остальное — инсинуации. Слышите, ротмистр? Это моя позиция, и я прошу зафиксировать её в вашем отчёте.

— Я учту, господин полковник, но позвольте продолжить. Агент вступил в контакт с автором письма, а также установил на острове сенсоры, чтобы регистрировать нестандартные чары. Поначалу, правда, это не дало результата — всё в пределах допустимой погрешности…

— Само собой разумеется.

— …но летом опять пошли отчётливые сигналы, а в начале осени был пиковый всплеск. Наместник, по иронии, поручил расследование именно вам — и опять вы всё спустили на тормозах. Наступило очередное затишье. Но несколько дней назад всплески ледяных чар возобновились, причём с утроенной силой. Наш агент сумел наконец выследить того, кто их генерирует. И тогда прислали меня.

Полковник вдруг улыбнулся, развёл руками и произнёс с добродушно-снисходительной интонацией, как дедушка в разговоре с внуком:

— Голубчик, вы меня запутали окончательно. Никак не могу взять в толк, к чему вы, собственно, клоните. Вы уж просветите старика, покорнейше вас прошу.

Я достал спичечный коробок, словно собирался курить, и, глядя в глаза полковнику, размеренно сообщил:

— В империи созрел заговор. В нём участвуют сановники, аристократы, дельцы и предатели из спецслужб. Вы — в их числе. Доступно?

— Вполне, голубчик, вполне, — безмятежно покивал он и пошевелился в кресле. — Экий вы, однако, нахрапистый и серьёзный! Всех нас выведете на чистую воду с этой вашей инспекцией…

— Вы заблуждаетесь.

— В чём же, позвольте полюбопытствовать?

— Это не инспекция, полковник. Это зачистка.

Я чиркнул спичкой.

Он отреагировал правильно.

Его рука соскользнула с подлокотника кресла и нырнула в ящик стола.

Тишину вспорол надсадный рёв урагана.

В потолке как будто открылась невидимая дыра, и на меня обрушился поток воздуха, который скрутился в смерч. Эта сила хотела меня раздавить, расплющить, лишить дыхания, содрать с меня кожу, перемолоть мои кости в пыль — агрессивные чары, средство от незваных гостей.

Но я не желал быть дичью.

Вокруг меня сформировался защитный кокон. Он был похож на мыльный пузырь — с той разницей, что выдули его не из мыла, а из огня. Полупрозрачная поверхность яростно рдела, отражая атаку.

Смерч завывал, его хвосты хлестали по комнате. Лампа, снесённая со столешницы, разбилась о стену, чернильный прибор загремел по узорчатому паркету. Книги вымело с полок, страницы затрепыхались как мотыльки. Вздымаясь, хлопали тёмные паруса — оконные шторы. Кресло старика опрокинулось, а сам он, пригнувшись, скрылся за массивной тумбой стола.

Так продолжалось секунд десять-пятнадцать, потом тиски вихря стали ослабевать — воздушные чары, активированные полковником, иссякали. Я поднялся со стула, стряхнул с себя остатки огня. Противник тоже вскочил, схватился за револьвер, но тут же выпустил его, зашипев от боли, — металл раскалился, безжалостно обжёг руку.

Я потратил на схватку часть внутреннего резерва. Этого можно было бы избежать, если бы я, к примеру, просто придушил хрыча в коридоре, без всяких предварительных разговоров. В мою задачу, однако, входила не только физическая, но и колдовская зачистка.

Колдовство, подпирающее власть в государстве, — это громоздкая многоступенчатая конструкция, застывшая в неустойчивом равновесии. Выдёргивать из неё отслужившие элементы надо с оглядкой, соблюдая условности. Лично мне это напоминает нелепые рыцарские баллады, герои которых, прежде чем снести голову супостату, обязательно произносят длинный обвинительный монолог.

Ничего не поделаешь — правила сочиняем не мы.

Я вынул тесак из ножен. От обилия чар вокруг он нагрелся, на лезвии играли багряно-жёлтые отсветы.

— Вы разжалованы, полковник.

Лезвие вошло в сердце. Я постоял над телом, спрятал тесак и двинулся к выходу. Огонь уже по-хозяйски осваивал кабинет. Он самодовольно потрескивал, а дорогу мне уступал с неохотой. Почерневшие крылья книг-мотыльков хрустели под сапогами.

— Ваше высокоблагородие! Ваше…

В коридоре загрохотали шаги — дылда-ефрейтор спешил на помощь начальству. Я взял со стола в приёмной тяжёлое пресс-папье и, встретив здоровяка на пороге, без затей саданул по лбу.

Перешагнув через упавшую тушу, я хотел выглянуть в коридор — и пошатнулся от накатившей слабости. Голова закружилась, дым вокруг стал едким и осязаемым — он забивался в лёгкие, словно вата. Стены сдвинулись, потолок опустился ниже. Удушливый мрак окутал меня, высасывая силы и волю.

Я не упал только потому, что вцепился в дверной косяк. В сгустившейся тьме остался единственный ориентир — огонь в полковничьем кабинете. Сигнальный костёр, путеводный свет, маяк в ненастной ночи — я мысленно потянулся к нему, по капле впитывая жаркую силу, и мрак начал отступать. Взгляд прояснился, ко мне вернулась способность адекватно воспринимать окружающее.

Повернув голову, я увидел нового персонажа. Коренастый мужик с обветренным грубоватым лицом стоял в коридоре, шагах в пяти от меня. Будь он одет попроще, вполне сошёл бы за портового грузчика, но внешность была обманчива.

Прибыл старший колдун, приписанный к здешнему отделению.

Досье не врало — он действительно оказался на редкость сильным, хорошо обученным менталистом. Ему почти удалось меня оглушить. На его несчастье, однако, в меня перед поездкой вкачали такой резерв, что я заведомо имел преимущество.

Отлепившись от косяка, я двинулся к колдуну.

Это стало для него неожиданностью — он был уже уверен в победе. Запаниковав, менталист сунулся в карман за оружием, но опоздал — я бросился на него, сшиб с ног и приложил затылком об пол.

Забрав у него револьвер, я встал. Колдун с трудом сфокусировал на мне взгляд:

— Ты кто такой? Как здесь оказался?

— Ротмистр Зуев. Идёт зачистка.

Он вздрогнул и инстинктивно попытался отползти к лестнице. Я предупредил:

— Твой револьвер в моей руке — опасная штука. Может выстрелить сам собой — порох излишне восприимчив к огненным чарам. Поэтому не зли меня. Понял?