— Что тогда? — повторяет она, но не получает ответа.

Они выходят из пассажа и на углу расстаются. Жаклин ныряет в подошедший автобус, а Жак-Анри, задумавшись, пешком направляется в контору. Он озабочен необходимостью срочно добыть новые документы для связной. Это труднее, чем кажется. Если бы речь шла о фальшивке, то на черной бирже сколько угодно паспортов, хоть уругвайских. Но для легализации в Марселе нужен настоящий документ, полученный и зарегистрированный в префектуре. Придется дать взятку.

В контору Жак-Анри поднимается по слабо освещенной резервной лестнице и сразу звонит знакомому чиновнику в районный комиссариат.

Голос его весел, когда он болтает о погоде и театральных новостях: ходят слухи, что приезжает венская оперетка…

— Кстати, — говорит он как можно небрежнее. — Моя племянница, малютка Лили… Лили Мартен — вы помните ее? — собирается в Виши. Вы могли бы это устроить?

Чиновник не знает никакой Лили, но зато отлично понимает Эзопов язык.

— Врач прописал ей воды?

Да, и к тому же подходит зима, а у нее слабые легкие.

— Как ее полностью зовут?

— Лили-Симона, дочь Ги и Агат Мартен, урожденной Лепелье, оба из Бузонвилля. Двадцать три года, католичка, крещена в церкви Сент-Антуан второго февраля. Прежний адрес — Бузонвилль, Иль-де-Франс. Адрес в Париже — отель «Ферран».

— Отлично! — говорит чиновник и смеется. — Надеюсь, она не блондинка? А то мои коллеги из политического отдела ищут знакомства с блондинкой того же возраста. Ее очень ждут в брюссельском гестапо. Не понимаю, как можно в таком возрасте заниматься политикой? Франция вполне обойдется без новой Жанны д'Арк!

Жак-Анри не меняет тона:

— Лили брюнетка, вы же помните… А эта ваша Жанна д'Арк — она хорошенькая? Как она выглядит на фото?

— У нас только ее описание.

— Так вы поможете?

— Посмотрю, что можно будет сделать.

— Все необходимое и деньги на гербовые марки я пришлю. Скажем, в три. Не поздно?

— В самый раз. Когда она думает ехать?

— Лили сидит на чемоданах и картонках для шляп…

— Не забудьте о гербовом сборе!..

Жак-Анри кладет трубку на рычаг. Придется поторопиться. Жаклин должна уехать немедленно. Есть ли деньги в кассе? Вызывая Жюля, Жак-Анри слегка прижимает кнопку звонка.

При своем весе Жюль умеет быть бесшумным. У него походка охотника, и Жак-Анри вздрагивает, услышав кашель над ухом.

— Напугал?

— Садись, — говорит Жак-Анри. — Сколько у нас денег?

— Здесь или на счету?

— При себе.

— Несколько тысяч, но можно достать еще…

— Пошли в комиссариат, как обычно. Жаклин поедет в Марсель. Позвони ей и скажи, чтобы покрасила волосы и сразу же уходила из дому. Ее ищет гестапо. Звони из кафе.

— Дела так плохи?

— Да, с Брюсселем кончено. И к тому же Жаклин наделала глупостей.

Жак-Анри встает и резко отодвигает кресло. В который раз все приходится менять на ходу! Товарищи гибнут, уходят, безмолвные и безымянные, оставляя живым незавершенные дела. Их так мало, и они — не Гераклы, а просто люди с нормальными мышцами, мозгом и нервами. И тем не менее они не сетуют на трудности, не ропщут и даже не просят себе того, на что каждый солдат имеет неотъемлемое право, — боевого оружия, чтобы перед смертью самому убить хотя бы одного врага. Только ум и руки даны им, а сколько всего не дано!..

— Поль уже начал работу? — спрашивает Жюль.

— С пятнадцатого. Марсельская группа будет запасной. С ней их у нас остается четыре, не считая групп Вальтера.

— Есть предложение.

— По системе?

— Да. Мне кажется, надо отказаться от общих позывных.

— У Поля свой.

— Дадим и остальным. И сменим код… По-моему, немцы выделили нас в общей массе подпольных передатчиков и будут пеленговать вовсю.

— Ну а Центр? Мы сменим все — я согласен; но корреспондирующая рация останется все той же.

— Изменит расписание и частоты.

— Полная ломка? Слишком сложно.

— Я бы не откладывал.

— Значит, месяц бездействия… Не выйдет, Жюль.

— Где же выход?

— Я уже ломал голову и кое-что придумал. Если забыть о Поле, у нас три действующие рации. Но на ключе могут работать десять человек, включая тебя и меня. Мы образуем три секции: в Нанте, Антверпене и Париже.

— Что это даст?

— Я не кончил… У каждой секции будут три передатчика. Пусть работают синхронно. Не уловил?

Жюль пожимает толстыми плечами.

— Но это же просто. Возьми, к примеру, Париж, Один передатчик останется там, где есть. Другой разместим на Монмартре, третий — в Версале. В эфир они выйдут одновременно на одной волне, слушая друг друга. Первый передаст десять групп и умолкнет; следующие десять групп передаст другой, еще десять — третий. Комбинацию можно менять, и пеленг станет непрерывно произвольно смещаться. Поставь-ка себя на место оператора и попробуй определить, откуда идет передача, если рация словно не раздвоилась даже, а разделилась на три части и из разных мест, не прерываясь, передает одну телеграмму?

— Это идея.

— Только часть идеи… У каждой рации должно быть по меньшей мере три квартиры. Они станут кочевать, как бедуины по пустыне. Пусть немцы запеленгуют, если смогут!

— А связные? — допытывается Жюль.

— Группы перейдут на автономию… В Антверпене, открываем филиал, фирма «Монд», строительные материалы. Я войду в дело — через третьих лиц, разумеется. Сними деньги со счетов, с каждого не слишком много, и Рене, за комиссионные, уладит все.

— Я займусь квартирами.

— Решено! — говорит Жак-Анри.

На столе, скрытая в чернильном приборе, загорается и мигает крохотная лампочка: кто-то вошел в приемную и не садится. Жюль, подхватив на ходу с бюро кожаную папку, устремляется к двери. Приоткрывает и, словно продолжая деловой разговор, почтительно роняет в кабинет:

— Понимаю, господин Легран. Я немедленно звоню генералу и сообщаю, что мы согласны на условия Тодта.

И — посетителю в приемной:

— Господин Легран занят. Соблаговолите подождать, я доложу о вас. Жак-Анри остается один. В ушах, как наваждение, возникает и начинает звучать, повторяясь, одна и та же строка: «Белеет парус одинокий…» Она назойлива и мешает Жаку-Анри думать о другом — о делах, заставляющих его идти на реорганизацию фирмы «Эпок». Два года им всем было трудно, очень трудно, а теперь станет еще труднее. Жак-Анри обязан быть к этому готовым. И его товарищи — тоже.

Сегодня Шустер доволен солдатами радиороты: они работают как одержимые, не отвлекаясь ни на что постороннее.

— Десять — семь — пятнадцать, господин капитан!

— Настройка десять — семь — пятнадцать!

— Алло, все иксы, примите: десять — семь — пятнадцать![9]

Все силы парижской группы радио-абвера брошены на охоту. Шустер, не отрываясь от карты, видит, что каждый из шести операторов, дежурящих с ним сегодня, буквально слился с приемником на своем столе. Сейчас начнут поступать данные от стационарных и передвижных пеленгаторов-«иксов».

— Икс первый докладывает: пеленг — сто два градуса!

— Икс-два — сорок пять!..

— Икс-три — сто шестьдесят шесть…

Маленькая заминка, и наконец:

— Икс-четыре — сто тридцать два!

Рация, работающая на частоте 10715 килогерц, засечена. Шустер протягивает по карте нити пеленгов, в месте скрещения возникает крохотный треугольник. Может быть, сегодня все будет как надо?

— Фельдфебель! Запросите иксы еще раз!