Вот и снова пришла весна, зажурчали ручьи, и солнце стало светить ярче и теплее. Город ожил после зимней спячки. Только в одном дворе никогда не прекращалась весна, и яблони по-прежнему цвели своим белым цветом. Единственное, что изменилось во дворе, так это температура. Воздух был сырым и холодным. Ветер трепал пышные ветви яблонь, слегка подергивая остатки цвета, который вот-вот должен был превратиться в яблоки.

— Я порезвилась, — сказала Вивиан, выходя из дома и потягиваясь, словно кошка, — давно не было мне так интересно наблюдать за людьми. Она положила книгу на маленький плетеный столик.

Дзартон задумчиво рассматривал яблоню.

— Хм… — он перевел взгляд в Вивиан, — ты конечно вольна в своих действиях. Но не находишь, что многое из произошедшего слишком жестоко?

— А что, собственно, жестокого? Мама мальчика, которая слишком избаловала своего ребенка или, может быть близняшки, которые живут отрешенно в своем мире? Или тебе не нравится, что произошло с малышом, который и не должен был родиться вовсе, пришел ниоткуда и ушел в никуда? А может быть тебе жалко бабушку? Пользуясь беспрекословным авторитетом в доме, она могла бы повернуть жизнь семьи в другое русло. Каждый из них сделал свой выбор сам. Я лишь была наблюдателем, и не мешала им вершить свою судьбу.

— Так уж и наблюдателем? — ухмыльнулся Дзартон.

— Ну… немного поколдовала, конечно. Но только самую малость, — Вивиан села в плетеное кресло, закутавшись в плед, — сегодня прохладно во дворе, не находишь?

— Погода в Доме меняется в зависимости от настроения наших испытуемых. Они стали осознавать, что происходит с ними. Более того, они стали думать… — Дзартон присел в кресло напротив Вивиан.

— Думать они должны были раньше, когда подписывали договор! А сейчас они должны действовать. Взвешивать и принимать решения! — глаза ее сверкали молниями.

— Хорошо, если они примут правильные решения, — Дзартон был спокоен как никогда.

— В нашей игре нет правильных решений! Но я жду… Уж поскорее бы. Мне не терпится заполучить кристалл.

— А с чего ты взяла, что кристалл получишь ты? Может быть, в этот раз победителем буду я.

— Не смеши меня, — Вивиан засмеялась, обнажая красивые белые зубы, — они такие предсказуемые. Кристалл получу я!

— Не торопи события. Всему свое время. Пойдем в дом, сегодня и вправду прохладно, — Дзартон встал с кресла и протянул руку Вивиан. Вивиан покачала головой.

— Лунные Девы не боятся холода. К тому же пасмурная погода мне по нутру. Я побуду еще здесь. Жаль, что с сегодняшнего дня мы не можем вмешиваться в их жизни…

— Да, это так… — Дзартон поднялся по лестнице и скрылся в Доме.

Когда она увидела Киру на больничной кровати, ее сердце сжалось от боли. Девушка была парализована. Маленькая, с синими глазами и черными, как смоль волосами, даже на больничной кровати, девушка была красива. Сестры были похожи друг на друга, как две капли воды. Единственным отличием сестер было то, как уложены волосы. У Киры волосы длинными локонами лежали на подушке, Клара же была подстрижена очень коротко. Клара подошла к сестре, и, поцеловав в щеку, стала перебирать ее шелковистые волосы.

— Привет, котенок, посмотри, кого я к тебе привела.

Лариса присела на край кровати, она вынула из сумки заколку, которую когда-то подарила ей Кира и положила на подушку.

— Эта вещь принесла мне удачу, но она принадлежит тебе. Я хочу вернуть ее… — глаза Киры безучастно смотрели в потолок.

— Прости меня, девочка. Я очень виновата перед тобой, — голос Ларисы сорвался, она стала захлебываться в своих эмоциях и не могла сдерживать слез, — Я обязательно все исправлю. Ты поправишься. Ты выйдешь на сцену…

Слабый голос Киры прервал Ларису:

— Уходите…

— Не надо так, Кира, — успокаивала Клара сестру, — она поможет нам, она сможет оплатить твое содержание в клинике, пожалуйста, Кира, не прогоняй ее…

— Уходите… — девушка закрыла глаза, по ее щекам текли слезы.

— Не нужно было приезжать, — застонала Клара, когда они вышли из палаты, — теперь она не простит меня никогда.

— Простит… Вот увидишь…Я буду приезжать к ней каждый день, пока она не поговорит со мной. Я сильная, я не сдамся. И ты не сдавайся. Твоя сестра это все, что у тебя есть.

Каждый день Лариса приезжала в больницу к Кире, и каждый раз девушка прогоняла ее. Лариса выходила из палаты, и слезы душили ее, но преодолевая горечь и отчаяние, она приходила снова и снова. Она добилась у главного врача клиники ежедневного посещения, а после и сама стала ухаживать за девушкой. Лариса оплатила лечение, отдельную палату, и практически все свое время проводила в больнице. Она ухаживала за Кирой. Она выносила судно, кормила девушку, переворачивая ее с одного бока на другой. Освоив навыки массажа, она несколько раз в день ловкими пальцами массажировала, казалось не живое тело девушки. Кира не ела, не пила и не разговаривала. Она смотрела в потолок, и только иногда на мгновение отводила глаза в сторону Ларисы, чтоб испепелить ее взглядом. Сначала Лариса боялась этого взгляда и отводила глаза. Сейчас же она смотрела в глаза Киры смело и уверенно.

— Ты можешь меня ненавидеть сколько хочешь, но я поставлю тебя на ноги. А потом мы поговорим… — говорила она.

В один из хмурых дождливых вечеров Лариса, встретившись в очередной раз с колючим взглядом Киры, не смогла сдержать слез. Она упала на кровать и разрыдалась. Все было в этих слезах — раскаяние, мольба, усталость, и сильнейшее желание выспаться. Сон — это была единственная ее мечта на сегодняшний день. Она забыла, когда спала, она валилась с ног, но ей некогда было спать.

Дела Ларисы в адвокатской конторе пошли на спад. Клиенты не принимали увлечения Ларисы балетом. Лицедейство не для сильных мира сего. По их мнению, это было оскорбительное и недостойное занятие. Годами завоеванная клиентура стала отказываться от услуг адвокатской конторы Ларисы, сотрудники один за другим увольнялись. Компания в один миг стала невостребованной. Ларисе нужно было восстанавливать дела. Хорошо, что некоторые преданные сотрудники оставались на своих местах и готовы были сотрудничать с Ларисой, помогая ей «вытягивать за уши» тонущую лодку. Но этого было недостаточно. Нужно было прямое вмешательство в дела конторы со стороны Ларисы, а в данное время она не могла там находиться. Не было надежного партнера, которому могла бы доверять Лариса. Поэтому приходилось пытаться восстановить, дела находясь рядом с больничной кроватью Киры. На журнальном столе расположился ворох бумаг, договоры, счета, иски. Все это приходилось разгребать Ларисе в те недолгие часы, когда спала Кира.

Кларе предложили контракт в одном из театров, и она большую часть времени проводила на репетициях. Вечером, бледная и уставшая она заезжала в клинику, и подолгу сидела у постели сестры. Она крепко сжимала ее руку и рассказывала все, что происходило с ней за день. Когда сестры встречались взглядами, их глаза светились. Казалось, что они были одним целым, насколько глубока и сильна была их связь. В эти недолгие минуты Лариса откидывалась в кресле, и засыпала мертвым сном. Ей снился балет, Кира, и два странных существа, которые спустились с небес и забрали у нее покой и сон.

— Я всю жизнь мечтала стать балериной, но упрямая и строптивая мать не разрешила мне осуществить мою мечту. И, когда Вивиан и Дзартон предложили мне исполнить моё желание, я не раздумывая согласилась… — в один из дождливых вечеров Лариса начала рассказывать свою историю. Не для того, чтоб девушка поняла и пожалела ее, а скорее, что бы просто выговориться, и наконец, так освободиться от щемящей боли в груди. Слова лились медленным потоком, она тихо и спокойно проговаривала их, словно смакуя каждое из них. Временами она замолкала и смотрела в окно. Она видела, как дождь омывал стекла своими слезами, такими же холодными и горькими как ее слезы. Слезы стыда и совести. Слезы печали и осознания.