— Ромул это сделал. Мальчик увидел то, чего не должен был видеть, и собирался рассказать об этом старосте деревни.

Я даже думать не хотела, свидетелем чего мог стать несчастный ребенок. Но действия его отца ужасали!

— Но как же так! Неужели никто не заметил этого зверства?

— Никому нет дела, Мэлори. Здесь не бывает гостей, а сам мальчишка дальше колодца не ходит.

— Но это же… бесчеловечно.

— Ты можешь излечить его, если захочешь. Вернуть ему способность говорить. Очень многое сейчас в твоих руках. Больше мне сказать тебе нечего.

На этом наш разговор был окончен. Не произнеся больше ни единого слова, Знающая скрылась во тьме, сгустившейся в дверном проеме. Какое-то время я сидела, не шевелясь и вслушиваясь в тишину. Ни шагов, ни скрежета отодвигаемого засова, словно старуха испарилась прямо в воздухе.

Спустившись вниз, я убедилась, что входная дверь заперта. По коже пробежали мурашки. Если бы не все еще витающий в воздухе запах влажной земли и горьких трав, я бы решила, что ведунья мне померещилась.

Ночь прошла в тревожном полусне. Я то проваливалась в беспокойные видения, то просыпалась от малейшего шороха. Образ Знающей, ее слова о матери-ведунье, о расплатившемся мной отце, о трех невинных душах, нуждающихся в спасении, не давали мне покоя.

Едва в спальню начал пробиваться свет нового дня, я тихонько встала, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить мальчиков. Облачившись в поношенное платье Мэлори, я неслышно выскользнула из дома, сжимая в руке старый ключ.

Утренняя прохлада бодрила, а пение птиц казалось насмешкой на фоне творившегося в моей душе хаоса. Дорога к окраине деревни была недолгой. Я не помнила этот путь вдоль леса, ноги сами несли вперед. Вот и яблоня, усыпанная нежными розовыми цветами, словно приветствующая меня из прошлого. Старый покосившийся дом выглядел заброшенным и мрачным, но в то же время в нем чувствовалось что-то родное, давно забытое.

Это было странно, ведь отец умер не так давно. Почему здесь царит такое запустение, такая ветхость? Словно жизнь покинула эти стены много лет назад.

Ключ оказался не от входной двери. Та и вовсе не была заперта. Она со скрипом распахнулась, впуская меня в темную утробу, пропитанную сыростью и пылью. Запах старого дерева, плесени и давно забытых воспоминаний обрушился на меня, унося в далекое детство, которое Мэлори, казалось, и вовсе не помнила. Я вошла внутрь, полная решимости узнать как можно больше о себе и о своей семье.

Осторожно ступая, я прошла вглубь дома. В полумраке угадывались очертания старой мебели, покрытой толстым слоем пыли. Паутина свисала с потолка, словно траурные кружева. В углу комнаты, возле камина, стояло кресло-качалка, тихонько поскрипывая под напором ветра, проникавшего сквозь щели в окнах. Дом жил своей собственной жизнью, храня в себе тайны прошлых лет.

Я замерла посреди комнаты, тщетно пытаясь собрать воедино обрывки воспоминаний Мэлори. Что она помнила об этом месте? О своей матери? Об отце? В голове всплывали лишь размытые образы, словно кадры из старого фильма. Я подошла к камину и провела рукой по шершавой поверхности камней. Здесь горел огонь, согревая семью в долгие зимние вечера. Здесь рассказывались сказки и легенды, передаваемые из поколения в поколение.

В доме было два помещения, одно из которых служило кухней, столовой и жилой комнатой одновременно. Назначение второго оставалось загадкой, ибо в нем не осталось ровным счетом ничего. Ни мебели, ни вещей. Неужели Ромул вынес и пропил все до последней щепки?

К слову, осматривая родительский дом, я вновь поймала себя на мысли, что хоромы моего мужа совершенно не похожи на крестьянскую избу. Даже с учетом того, что он кузнец и, возможно, когда-то неплохо зарабатывал на жизнь. Два этажа с двумя раздельными спальнями и кухней — это неслыханная роскошь для средневековой деревни! Если бы Знающая не исчезла так внезапно, а я не была так потрясена услышанным, я бы непременно спросила и об этом. Возможно, еще представится случай встретиться с ней, и уж тогда я не забуду задать этот вопрос. А может, сама найду ответ. Наберусь смелости и выпытаю все у Ромула. С его покалеченной ногой он вряд ли причинит мне вред за излишнее любопытство.

Обойдя комнаты несколько раз, я не нашла ничего, что могло бы пролить свет на прошлое. Единственной тайной дверью оказался вход в погреб под кухонным столом. Но он был пуст. Лишь яма, заваленная обломками старых ящиков и парой пустых стеклянных банок. Возможно, часть запасов, которые я обнаружила в доме мужа, была извлечена именно отсюда.

Выйдя во двор, я бегло осмотрела покосившиеся постройки, где когда-то содержались животные, а затем направилась к мельнице.

В целом, моя семья не бедствовала. Отец имел право обрабатывать часть поля, мимо которого мы шли с Мэтти к колодцу. Там сеяли пшеницу или рожь, а урожай шел на продажу и пропитание. Часть зерна отправлялась на рынок, а часть мололась в муку. Если вспомнить о матери-ворожее, можно предположить, что она оказывала лекарские услуги или занималась чем-то подобным. Но о ней в моей памяти не осталось ни единого воспоминания, лишь смутные догадки.

Мельница, несмотря на заброшенный вид, оказалась довольно крепкой. Деревянные лопасти обветшали, но сам механизм выглядел вполне работоспособным. Заглянув внутрь, я обнаружила мешки с зерном, немного муки и старые инструменты. Видимо, до мельницы руки у Ромула еще не дошли.

Пробежавшись глазами по стенам, я заметила небольшую потайную нишу, замаскированную под деревянную обшивку.

Сердце забилось быстрее. Что-то подсказывало: именно туда мне нужно заглянуть.

Ощупав стену, я нащупала подвижную дощечку. Она отодвигалась в сторону, являя замочную скважину. Дрожащими пальцами я извлекла старый ключ и вставила его внутрь. Повернула несколько раз, и раздался щелчок.

Неужели все так просто?

Узкая дверь поддалась не сразу — заела, но в конце концов со скрипом отворилась.

Заглянув внутрь, я увидела что-то вроде чулана. Тесное пространство, едва метр на полтора, с низким потолком. У дальней стены стоял сундук, а по бокам были прибиты узкие полочки, на которых пылились несколько старых книг в кожаных переплетах, пучки сушеных трав, несколько пузырьков с непонятными жидкостями и котелок с толстыми стенками. Травы пахли странно, но как-то знакомо. Книги были написаны на чужом языке, хотя буквы выглядели так, словно я уже видела их раньше.

Присев перед сундуком, я открыла скрипучую крышку. Внутри оказались разные вещи: одежда, мыло, еще одна книга, свитки с записями и вытесанная из серого камня шкатулка. В ней лежал кожаный мешочек с золотыми и серебряными монетами, кольцо с мутным бесцветным камнем и такой же кулон на плетеном шнурке.

Он привлек мое внимание больше всего остального. Взяв его в руку, я ощутила холодную тяжесть и легкое покалывание в ладони. Это явно не простая стекляшка…

Я не могла здесь долго задерживаться. Но стоило ли нести находки в дом мужа? Книги, травы, пузырьки и амулет. Знания. То, что мне так необходимо. Знающая советовала поспешить в отцовский дом, значит, велика вероятность, что Ромул сам может обнаружить все это.

Решение созрело мгновенно. Вытащив из сундука новую сложенную простыню, я расстелила ее перед тайником и быстро сложила на середину все, что там было. Связав противоположные края, я получила внушительный узел, который с трудом подняла и закинула за спину, словно мешок. Спрячу все в спальне, на второй этаж Ромул в ближайшее время точно не поднимется.

Домой я успела добраться до того, как мальчишки проснулись.

Затащила узел с новообретенным наследством наверх, оставила рядом с сундуком, а сама бегом спустилась на кухню. Вчерашнее молоко уже закисло, я смешала утреннее и вечернее, оставив в одной емкости кваситься дальше. Из него выйдет отличный творог, а там, глядишь, и пирог какой-нибудь с ним испеку.

Остатки гороховой похлебки, настоявшиеся за ночь, я разогрела в протопленной печи и разлила по трем тарелкам. Последнюю лепешку разломила пополам, чтобы, проснувшись, дети могли позавтракать. Сама же, наскоро перекусив, отправилась к соседке.