– Я поставила чайник, – буднично сообщила она, словно и не видела, что происходит в комнате.

Виктор даже на мгновенье остановился, зачарованный таким идиотски неуместным предложением, чем тут же не преминул воспользоваться старик, и следующий орех попал ему в правый глаз.

– Твою мать! – вырвалось у него. Виктор с огромным трудом подавил в себе желание надавать оплеух этому сумасшедшему старикану.

– Жрите их, мудачки, – неожиданно ласково сказал старик. – Грецкий орех похож на человеческий мозг, и это неспроста. Жрите, авось поумнеете.

В его искривленных пальцах что-то тускло блеснуло, и Виктор понял, что сейчас в него полетят клещи для раскалывания орехов. Он вовремя пригнулся, и клещи, описав мерцающую дугу, разбили небольшую картинку на стене.

Виктор держался за глаз, на веке краснела ссадина. Он уже начинал жалеть, что согласился на эту встречу. Интересно, у этого психа больше ничего тяжелого под рукой нет? Не хотелось бы получить по лбу, к примеру, тарелкой или будильником.

Иван, кряхтя, собирал с пола орехи и складывал их на колченогий стул. Между тем профессор откинулся на кресле, поерзал, устраиваясь поудобнее, и... захрапел.

– Он что, уснул? – не веря своим глазам, спросил Виктор.

– Как видишь, – вздохнул Иван.

– Он так всех встречает? – оторопело поинтересовался Виктор.

– Иногда похуже, – признался Иван. – В последнее время это повторяется с ним все чаще. Пошли чайку попьем. Будем ждать просветления.

Потом они битый час торчали на кухне, пили жидкий чай с зачерствелыми пряниками и слушали, как Тамара Егоровна в десятый раз пересказывала, как ей удалили желчный пузырь.

– Иван! – неожиданно донеслось из комнаты. Милиционер толкнул в бок Виктора, и они вернулись в комнату. Тамара Егоровна, казалось, не заметила ухода гостей, она продолжала что-то невнятно бубнить, пока не задремала прямо за столом.

– Я прошу простить меня, если я вел себя неадекватно, – встретил их профессор. Его голос был совершенно нормальным, деловитым и даже каким-то насмешливо-прохладным. – Вы, наверное, Виктор? Иван говорил о вас.

Виктор переглянулся с оперативником.

– Я оставлю вас, – сказал Иван. Он вышел, прикрыв за собой дверь.

– Я могу включить свет? – робко поинтересовался Виктор.

– Разумеется, – кивнул Тинеев. – Что у вас? Кстати, ваше лицо мне кажется знакомым.

– Вы преподавали у нас в академии, – пояснил Виктор, включая настольную лампу с засаленным абажуром.

– Ладно, ближе к делу, – сухо сказал Владислав Сергеевич. Виктор обратил внимание, что у него даже изменилась поза – он выпрямился, с достоинством распрямив плечи. Теперь перед ним сидел настоящий профессор, спокойный, уверенный в себе, а не умирающий дряхлый старик с искривленной остеохондрозом спиной.

Собравшись с мыслями, Виктор рассказал ему о Живодере. Он старался быть предельно кратким и в то же время не упускал ни одной детали, которая, как ему казалось, могла сыграть решающую роль.

– Вот материалы. Все, что удалось накопать, – сказал он, указывая на папку.

– Виктор, а вы не боитесь, что потеряете со мной время? – спросил профессор. – Вы знаете, меня ведь здесь психом считают.

– Я слышал об этом, но у меня нет выбора, – ответил Виктор. – И я верю, что вы сможете помочь.

– Клоун, значит, – задумчиво проговорил Владислав Сергеевич. – Кроме того, из вашего рассказа я понял, что человек, которого мы ищем, неравнодушен к древним пыткам и казням?

– Он помешан на этом и ни разу не повторился, – подтвердил Виктор. – Я немного покопался в истории инквизиции и могу предположить, что у этого шизоида наверняка в запасе еще много чего припрятано. Волосы дыбом встают, на что были способны люди.

– Вы напрасно считаете, что человечество подобрело с тех пор, молодой человек, – покачал головой профессор. – У меня был случай, когда один рыбак, заподозрив свою супругу в измене, соорудил для нее что-то вроде огромного корыта, из двух половинок, с отверстиями для головы и конечностей. Он сделал надрезы на ее теле, обложил трухой и водорослями, после чего соединил половинки, закрепив их штырями.

– Извините, не понимаю сути, – сказал Виктор.

– Ее заживо ели черви, – пояснил Владислав Сергеевич. – Рыбак сел на берегу, посадил жену рядом с собой, разжег костер, достал бутылку самогона и стал любоваться закатом под аккомпанемент воплей своей неверной супруги. Они жили на отшибе, и никто не слышал криков. Женщина умирала две недели.

Виктор поежился.

– И при этом заметьте, этот рыбак подверг свою жену казни, которую практиковали в древности персы, отличавшиеся самыми изощренными пытками в истории человечества. Откуда, вы спросите, у рыбака такие познания? Неужто книжек начитался? Или друг рассказал?

Виктор молчал, и профессор постучал себя сухими костяшками по лбу:

– Вот отсюда, Виктор. Из головы. Из инстинктов. Ведь, в сущности, мы ненамного ушли от древних. Цивилизация, технологии, всеобщая компьютеризация, да, с этим не поспоришь. Но первобытные инстинкты, запрятанные глубоко в нашем подсознании, они существуют, все это хранится в потайных комнатах, просто оно ждет своего часа. Это как бомба замедленного действия, у кого-то она может дремать годами, а кто-то рванет сразу. Нужен лишь катализатор, который приведет в действие механизм разрушения.

Так что же вы хотите от меня услышать, молодой человек? Я не ясновидящий, не пророк. Я не дам вам фоторобот подозреваемого, максимум, могу попробовать составить психологический портрет нужного вам человека.

– Я буду рад любой информации, – сказал Виктор.

– Поведение серийных убийц продиктовано в первую очередь стремлением утвердиться, пережить ощущение полноты жизни за счет подчинения и унижения другого человека, – начал профессор. – Практически все без исключения хищники, одержимые манией причинять боль другим, в детстве и юности страдали от негативного отношения (прежде всего – семьи), подвергались унижениям и издевательствам, нередко – сексуальному насилию. Собственно, вам это и так наверняка известно. Учитывая, что Живодер – ведь так вы его называете? – применяет к своим жертвам исключительно пытки, да еще такие изощренные, это может говорить о том, что когда-то на нем был проведен некий эксперимент из этой же области. То же относится и к цирку, то есть к клоунам в частности. Ему нравится балансировать на контрастах, входить в образ того, кто априори является добрым и веселым, того, кто должен радовать детей, дарить улыбки и смех, то есть по своей природе не способен причинить зло. На его воображаемой «арене» он – главный конферансье, он ведет «программу», цель которой – подвергнуть казни свою жертву, казнить ее так, как это делали много столетий назад наши предки. Возможно, что перед казнью он до последнего тянет время, изображая некое подобие циркового представления, и жертва сходит с ума от неопределенности – что это, какая-то глупая шутка или что-то серьезное? Жертва изводит себя психологически, до тех пор пока не наступает вторая фаза – непосредственно пытки, и тогда наступают физические страдания. Вот такой коктейль. Меня смущает одно – тот, кого вы ищете, не различает полового объекта.

– Я тоже обратил на это внимание, – сказал Виктор, и старик кивнул:

– Дело в том, что практически любое убийство, совершенное маньяком, имеет сексуальный подтекст. Даже если сразу он незаметен. Как правило, жертвами гетеросексуальных преступников становятся лица противоположного пола, гомосексуальных – того же пола, что и убийца. В вашем случае же полная каша.

– Может ли что-то влиять на обострение, например погода? – задал вопрос Виктор.

– Для многих психических расстройств, в частности – маниакально-депрессивного психоза, некоторых форм шизофрении, эпилепсии, свойственна сезонность, – подтвердил Владислав Сергеевич. – При переходе от зимы к лету и от лета к зиме меняется настрой мозговых центров и функций, они адаптируются к окружающей среде: природной и социальной. Когда на системы ложатся большие нагрузки, тогда и возникают обострения.