Последняя нота задрожала и растаяла далеко-далеко в лунном свете. Кругом была такая красота, что Лоре не хотелось уходить в дом. Но папа сказал, что маленьким девочкам пора спать.
Вдруг издали донесся какой-то странный низкий звук.
— Что это? — спросила Лора.
Папа прислушался.
— Наверное, это ковбои перегоняют стада на север в Форт-Додж, — сказал он.
Лора надела ночную рубашку и подошла к окну. Было очень тихо, даже трава не шелестела, и издали до нее опять еле слышно донесся тот же звук — не то рокот, не то песня.
— Они поют? — спросила Лора.
— Да, — отвечал папа. — Ковбои так убаюкивают коров. А теперь мигом в постель, маленькая разбойница!
Лора легла и стала думать о коровах, которые лежат на черной земле под луной, и о ковбоях, которые тихонько поют им колыбельную песню.
Утром Лора выбежала из дома и увидела возле конюшни двух незнакомых людей верхом на лошадях. Они разговаривали с папой. Кожа у незнакомцев была красновато-коричневой, как у индейцев, а глаза раскосые и узкие, словно щелки. У них были кожаные штаны, шпоры и широкополые шляпы. Шеи были повязаны большими носовыми платками, а за пояс заткнуты пистолеты.
Они попрощались с папой, пришпорили лошадей и ускакали.
— Нам очень повезло, — сказал папа.
Это были ковбои. Они попросили папу помочь им перегнать коров через ручей, чтобы они не застряли в ущелье между утесами. Денег папа брать с них не хотел, но сказал, что от куска говядины не откажется.
— Хочешь хороший кусок говядины, Каролина? — спросил папа.
— Ах, Чарльз! — только и могла выговорить мама. Глаза у нее сияли.
Папа повязал на шею самый большой носовой платок, какой только нашелся в доме, и объяснил Лоре, как можно натянуть его на нос и рот, чтобы не наглотаться пыли. Потом сел на Пэтти, поехал по индейской тропе на запад и вскоре скрылся из виду.
Весь день палило жаркое солнце, дул жаркий ветер, и Лора все яснее слышала глухое заунывное мычанье. К полудню весь горизонт застлало пылью. Мама сказала, что скот истоптал всю траву и с прерии поднялась пыль.
Солнце уже садилось, когда папа, весь в пыли, вернулся домой. Пыль была у него в бороде, в волосах, на ресницах и на всей одежде. Мяса он не привез, потому что стадо еще не перешло через ручей. Коровы передвигаются очень медленно и по дороге щиплют траву. Им надо вдоволь наесться травы, чтобы разжиреть к приходу в город.
В этот вечер папа говорил мало, не играл на скрипке и сразу после ужина лег спать.
Стада теперь подошли совсем близко, и заунывное мычанье разносилось по всей прерии. Когда стемнело, скотина успокоилась, а ковбои запели. Их песни совсем не были похожи на колыбельные. Высокие, протяжные, скорбные звуки скорей напоминали вой волков.
Слушая эти тоскливые ночные песни, Лора никак не могла уснуть. Где-то вдалеке выли настоящие волки. Иногда мычали коровы. Но песни ковбоев не умолкали.
Они звучали то тише, то громче, жалобно замирая под луной. Когда все уснули, Лора тихонько подкралась к окну и увидела, что у темного края земли, словно три красных глаза, горят три костра, а над ними в лунном свете сияет огромное ясное небо. Тоскливые песни, казалось, жаловались на что-то луне. У Лоры подступил комок к горлу.
Назавтра Лора и Мэри целый день поглядывали на запад. Они слышали далекое мычание скота, видели густые клубы пыли. Временами до них доносился короткий пронзительный крик.
Вдруг неподалеку от конюшни из прерии выскочило с десяток длиннорогих коров. Задрав хвосты, они свирепо трясли рогами и топали копытами. Ковбой на пятнистом мустанге бешено пронесся мимо, стараясь их обогнать. Он размахивал шляпой и пронзительно вопил:
— Эй-ий-йи-йи! Эй!
Коровы повернулись, закружились на месте, сталкиваясь длинными рогами. Потом задрали хвосты и, спотыкаясь, кинулись прочь, а за ними, сгоняя их в кучу, вихрем несся мустанг. Потом все они скрылись за невысоким холмом.
Лора бегала взад-вперед, размахивала капором и вопила:
— Эй! Ий-йи-йи!
Наконец мама велела ей успокоиться, потому что молодым леди неприлично так кричать. Но Лоре хотелось быть не молодой леди, а ковбоем.
К вечеру на западе показались три всадника, которые вели за собой корову. Один из всадников был папа верхом на Пэтти. Всадники медленно приблизились, и Лора увидела, что рядом с коровой плетется маленький пятнистый теленок.
Корова двигалась неуклюжими рывками, словно ныряла. Два ковбоя скакали впереди на порядочном расстоянии друг от друга. К седлам ковбоев были привязаны веревки, а другие концы веревки были намотаны на рога коровы. Когда корова хотела боднуть одного ковбоя, другой натягивал веревку и останавливал ее. Корова ревела, а теленок тихонько мычал.
Мама смотрела из окна, а Лора с Мэри, широко раскрыв глаза, наблюдали за ними, стоя в дверях.
Пока папа привязывал корову к стене конюшни, ковбои держали ее за веревки. Потом попрощались с папой и уехали.
Мама никак не могла поверить, что папа привел домой корову. Но эта корова и вправду теперь принадлежала им. Папа сказал, что теленок слишком слаб для такого длинного перехода, а корова слишком тощая для продажи, и поэтому ковбои подарили их папе. Говядины ему тоже дали — большой кусок мяса был привязан к седлу.
Папа, мама, Мэри, Лора и даже Крошка Кэрри смеялись от радости. Папа всегда смеялся очень громко, и смех его звучал словно звон больших колоколов. Когда мама чему-нибудь радовалась, она улыбалась нежной улыбкой, от которой Лоре становилось тепло. Но теперь мама тоже смеялась, потому что у них появилась собственная корова.
- Дай мне ведро, Каролина, — сказал папа. — Я ее сейчас же подою.
Он взял ведро, сдвинул на затылок шляпу и присел на корточки рядом с коровой. Но корова пригнулась, лягнула папу, и он упал навзничь.
Папа вскочил. Лицо у него покраснело, а глаза метали голубые молнии.
— Ах ты, чудовище рогатое! Ты от меня не уйдешь! — воскликнул он.
Он взял топор, заострил две толстые дубовые доски, потом припер корову к стене конюшни и забил доски в землю рядом с ней. Корова ревела, теленок мычал. Папа взял несколько жердей, привязал их концами к столбам, а другие концы просунул в щели в стене конюшни. Получилась изгородь.
Теперь корова не могла двинуться ни вперед, ни назад, ни в сторону, но теленок мог спрятаться между стеной и матерью Поэтому он почувствовал себя в безопасности и перестал мычать. Он стоял по одну сторону коровы и ужинал молоком, а папа просунул руку за изгородь и доил корову с другой стороны. Ему удалось надоить почти полную жестяную кружку.
— Завтра утром попробуем еще раз,— сказал папа. — Эта несчастная тварь совсем дикая, прямо как олениха. Но мы ее приручим.
Смеркалось. Козодои гонялись за насекомыми. В русле ручья квакали лягушки. «Уип, уип, уилл», — кричали ночные птицы. «Угу-гу-гу», -— бормотала сова. Где-то вдалеке выли волки. Джек сердито рычал.
— Эти волки идут вслед за стадом‚— объяснил папа.— Завтра я построю корове хорошую крепкую загородку, чтобы волки не могли к ней подобраться.
Все пошли домой, захватив с собой говядину, а молоко папа, мама, Мэри и Лора решили отдать Крошке Кэрри и стали смотреть, как она его пьет.
Жестяная кружка закрывала ей лицо, но Лоре было видно, как глотки спускаются у нее по горлу. Постепенно Крошка Кэрри глоток за глотком выпила все молоко, потом красным язычком облизала губы и засмеялась.
Лора никак не могла дождаться, когда наконец испекутся лепешки и поджарятся бифштексы. Она никогда не ела ничего вкусней этой сочной говядины. И все радовались, что у них теперь будет молоко, а может, даже и масло, чтобы мазать на лепешки.
Мычание теперь еле-еле доносилось издалека, и ковбойских песен почти не было слышно. Все стада уже перебрались на ту строну ручья, в Канзас. Завтра они медленно двинутся дальше на север к Форт-Доджу‚ где стоят солдаты.
Лагерь индейцев
С каждым днем становилось все жарче и жарче. Ветер тоже был жаркий — как из печки, говорила мама.