— Места роскошные, да, — мечтательно сказала дама Маргарита, впрочем, не очень прислушиваясь к Ваське. — Такие сады… Но в таком поселке все-таки… тесновато. Соседей много. Кто их знает, что за люди. Давид, мы по дороге какую-то деревню заметили, за лесом, после поворота. Не знаешь, что за место? Там еще речка и вроде бы прудик небольшой. А домов всего штук пять, если я не ошибаюсь. Вот там бы оглядеться как следует. Как тебе идея?

— Это очень хорошее место! — с энтузиазмом поддержала Аня идею дамы Маргариты. — Это Мураевка, я эту деревню знаю. Самое яблочное место во всем районе. А еще самое яблочное место есть в соседнем районе, это даже ближе к Москве, почти на сто километров. И речка есть, даже две, и искусственные пруды, и дорога туда неплохая…

— И подальше от твоих, ага, — с плохо скрытой обидой заметил Васька.

— Я совсем не это имела в виду, — соврала Аня и почувствовала, что краснеет.

Дама Маргарита и царь Давид переглянулись, и почти в один голос сказали:

— Мы потом все места посмотрим.

Еще минут пять все сидели за столом, допивая чай и лениво обмениваясь какими-то необязательными замечаниями, потом царь Давид позвал Ваську сыграть в шахматы, дама Маргарита отправилась смотреть телевизор, захватив с собой вазу с бабушкиными яблоками, Аня торопливо перемыла посуду и пошла читать распечатку. Тем вечер и кончился.

И утром никаких обсуждений вчерашних смотрин и предстоящей женитьбы царя Давида не было. Встали все поздно, завтракать никто не захотел, попили кофейку и занялись каждый своим делом. Дама Маргарита уехала по магазинам — оказывается, она хотела купить какой-то редкий комнатный цветок, еще позавчера видела здесь в магазине, а потом забыла. Ну, до отъезда время еще есть, успеет.

Царь Давид опять увел Ваську в свой кабинет, и они там затихли надолго — наверное, все те же шахматы.

Аня принялась готовить обед, прикидывая, что бы такого подходящего собрать даме Маргарите и Ваське в дорогу. Она так радовалась, что они скоро уезжают, что на радостях даже решила пирожков испечь. Вынула тесто из морозильника, сунула его в микроволновку размораживаться, задумалась над серьезным вопросом — с какой бы начинкой печь пирожки, и от хорошего настроения решила, что прямо сейчас спросит у Васьки, что он предпочитает, с капустой или с яблоками. Вот как успокоилась.

Аня подходила к кабинету царя Давида, когда услышала крик. Ну, дядя с племянником всегда друг на друга кричали, можно было бы уже привыкнуть. Но в этот раз было что-то другое. Тон был другим. Аня остановилась, не решаясь войти, и услышала, что кричал Васька:

— Ты вообще свихнулся?!! Завещание на нее! Бабка замуж не хочет идти, так ты внучке решил все отдать?! Благодетель! Я так и знал, что эта девка тебя вокруг пальца обведет! Ходит тут! Тише воды, ниже травы! Монашка, блин! Пальцем ее не тронь! На наследство надеется! Вот увидишь: узнает о завещании — тут же в гроб тебя загонит! Так вот учти: если что — я ее быстро на нары определю… Не попользуется…

Васька захлебнулся собственным криком, замолчал, и в тишине царь Давид громко, раздельно и очень спокойно произнес:

— С этого момента ты мне никто. Уходи. Ты подлец. Я больше не хочу тебя видеть. Никогда.

— Ну и пожалуйста, — сипло сказал Васька. — Раз прислуга тебе дороже, чем родная кровь. Я отцу все расскажу, посмотрим, как ты ему объяснять будешь.

— Вон, — так же громко и спокойно сказал царь Давид.

Это было очень страшно. Вот оно, ее плохое предчувствие, связанное с приездом Васьки. На Ваську ей наплевать, что бы с ним ни случилось. Да ничего с ним не случится! Что-то плохое случится с Давидом Васильевичем…

Аня шагнула к двери, та распахнулась ей навстречу, и из кабинета вылетел Васька — злой, красный и почему-то со слезами на глазах. Увидел Аню, оскалился, как киношный вампир, злобно прошипел сквозь зубы:

— Что, никак не дождешься? Кухарка…

И широко зашагал в сторону прихожей.

Аня не обратила на него внимания. Она смотрела в проем открытой двери. Царь Давид сидел на диване, глядя вслед племяннику совершенно пустыми глазами, и зачем-то пытался разорвать ворот футболки. А потом побелел, откинулся на спинку дивана и медленно стал падать набок. Аня кинулась к нему, на ходу шаря в карманах спортивного костюма в поисках мобильника. Нашла, уронила, подняла, склонилась над царем Давидом, напряженно всматриваясь в его как неживое лицо, непослушными пальцами пытаясь набрать «03» и все время попадая не на те кнопки.

— Подожди, — вдруг сказал царь Давид, открывая глаза. — Не надо, подожди. Дай мой телефон. На столе…

Аня кинулась к столу, нашла мобильник, вернулась к дивану и опять попыталась набрать «03».

— Без паники, — сказал царь Давид. — Слушай меня. Полистай имена… Найди Мишу. Вызови. Я сам поговорю. Делай, как сказал, а то уволю.

И Аня сразу успокоилась. Нельзя сказать, что совсем успокоилась, но тот черный ужас, который она испытала, когда увидела, как царь Давид медленно валится набок, прошел. Царь Давид врач, он знает, что происходит. Разве он говорил бы, что уволит, если бы точно не знал, что все обойдется?

Она позвонила этому Мише, дождалась, когда этот Миша ответит, и поднесла трубку к уху царя Давида.

— Да, дорогой, здравствуй, — тихо сказал царь Давид. — У меня мало времени, не перебивай. Придется тебе мной заняться. Нет, прямо сейчас. Я думаю — инфаркт. Если я отключусь, Аня откроет. Внучка. Если захочет, пусть поедет со мной. Ей все можно говорить. И ее бабушке. Больше никому. Больше никакой родни у меня здесь нет… Ну, жду.

Он опять закрыл глаза, и Аня опять испугалась. Он сказал: инфаркт! А он ведь врач, он знает, что говорит…

— Не бойся, — сказал царь Давид, не открывая глаз. — Сейчас «скорая» придет, предупреди охрану. Собери минимум для больницы, если успеешь. Знаешь, что в больницу нужно брать? Хотя и потом можно… Телефоны захвати. Бумажник и документы в столе, в правом ящике. Захвати. Нино пока не звони, не надо. Потом… Ничего, мы справимся. Главное — не бояться, ты поняла? Никогда не надо бояться, потому что это большой грех…

Потом он стал говорить что-то о шубе, которую они не успели выбрать, потом — о том, что Нино права: зачем ей выходить замуж за такую развалину? Потом потребовал, чтобы она не звонила ни Ваське, ни даме Маргарите… Аня подумала, что он бредит, и опять очень испугалась. Но тут в квартиру торопливо вошли какие-то люди, покричали из прихожей: куда, мол, идти? Она мельком удивилась, что дверь оказалась открытой, побежала навстречу вошедшим, вцепилась в рукав толстого дядьки с чемоданом, поволокла его в кабинет царя Давида, приговаривая на ходу одновременно сердито и испуганно:

— Как вы долго… Почему вы так долго? Давид Васильевич говорит, что это инфаркт… Разве можно так долго?

— Ты чего? — удивился дядька, осторожно отцепляя ее пальцы от своего рукава. — Мы же сразу сюда! С сиреной! Это же великий Давид… Да ты не трясись, сейчас мы твоего деда к его ученику отвезем, так что все нормально будет.

Аня хотела сказать, что Давид Васильевич ей не дед, но как-то не успела. Все происходило очень быстро, к тому же — непонятно, толстый дядька и еще двое, которые пришли с ним, что-то делали, разворачивали какую-то аппаратуру, задавали царю Давиду какие-то вопросы, переговаривались между собой, отламывали от ампул носы прямо голыми руками, бросали осколки на пол, и пустой шприц тоже на пол бросили, а потом кому-то звонили, а потом перекладывали царя Давида на каталку… А она следила за всем этим, ничего не понимая, и даже не сразу поняла, о чем ее спрашивает толстый дядька.

— Ты с дедом поедешь? — терпеливо переспросил дядька, заметив, что она просто не слышала его. — В больницу сейчас отвезем. Поедешь с нами?

— Конечно! — Аня заторопилась, подхватила пакет, который она успела собрать по просьбе царя Давида, проверила, там ли бумажник и телефон, и не очень вежливо поторопила: — Скорее, скорее… Что ж вы так долго возитесь…