— Да, — не очень уверенно ответила Аня. — Яблоки надо испечь. Но я сначала весь мусор уберу, вычищу все. Мало ли куда стекло могло попасть. А Давид Васильевич любит босиком по полу ходить.

— Ладно, сейчас сумки соберу, — сказала дама Маргарита. — Ты мне поможешь немножко? Чтобы побыстрее. Я как-то растерялась, а Василий в машине ждет.

— Там бабушка специально для вас кое-что приготовила, — вспомнила Аня. — Вы заберете? Не беспокойтесь, я сейчас охраннику позвоню, он все до машины донесет.

— Ты бабушке сообщила уже? — осторожно спросила дама Маргарита.

— Давид Васильевич запретил. Сказал, что не хочет, чтобы бабушка его видела больным. Я пообещала, что не буду сообщать.

— Ну, мало ли чего кто кому обещает! — начала было дама Маргарита, но замолчала, махнула рукой и безнадежно добавила: — Что за порода… Что старый, что малый. Даже себе во вред — и то на своем стоят.

Дама Маргарита ушла, а Аня опять принялась высматривать, не осталось ли на полу в кабинете царя Давида какого-нибудь осколочка ампулы. А то вернется царь Давид из больницы, а тут по всем углам стекла валяются. А он босиком любит…

Думать о чем-нибудь другом у нее просто не хватало сил. Страшно было вспоминать, как Васька кричал на царя Давида. И какое лицо стало у царя Давида, и как он медленно сползал по спинке дивана набок. И суету медиков там, в машине, тоже очень страшно было вспоминать. И уклончивое «состояние стабильное» Михаила Максимовича… Конечно, она понимала, что царь Давид вернется домой не завтра. Наверное, не скоро вернется…

Все-таки надо сообщить бабушке.

Пока Аня раздумывала, что и как говорить бабушке, та позвонила сама. И сразу спросила:

— Что с Давидом? Телефон отключен.

И Аня рассказала бабушке все.

— Сейчас приеду, — заявила бабушка. — Мало ли что Давид запретил говорить! Терпеть не могу все эти тайны. Я лучше знаю, что надо делать. Часа через два буду. Не реви.

Последние полчаса перед приездом бабушки Аня промаялась в вестибюле на первом этаже, рядом с постом охраны. Руслан сказал, что Давид Васильевич предупредил, кого можно пускать, — тех, у кого есть ключи от его квартиры. Царь Давид торжественно вручил бабушке ключи на тех смотринах, как «предсвадебный подарок». Бабушка без всякой торжественности деловито забрала их, заметив, что в хозяйстве все пригодится. Вот и пригодились. Охрана и так впустила бы бабушку в дом, без всякого вмешательства Ани. Но Аня все равно ждала у входа.

Наконец Руслан оторвался от черно-белых экранов, нажал какую-то кнопку на пульте и с облегчением сказал:

— Ну вот, приехала. Иди, встречай, а то на тебя уже смотреть больно. Сама извелась, и мне все нервы издергала.

Железная дверь подъезда щелкнула и стала медленно открываться, Аня нетерпеливо толкнула ее, выскочила во двор и побежала навстречу бабушке, которая уже шла к дому от ажурных ворот. Бабушка шла уверенно, не оглядываясь по сторонам, будто сто раз уже здесь была. Увидела Аню, Вместо приветствия сердито буркнула: «Я кому сказала, не реви!», — отдала ей большую дорожную сумку и первой вошла в подъезд. Аня поспешила за ней, чувствуя, как с каждой минутой тает страх, как возвращается уверенность и яснеет в голове. Теперь все будет хорошо.

— Ну, теперь все будет хорошо, — бодро сказал Руслан, выходя из-за стойки. — Здравствуйте, тетя Нина. Мы вас тут заждались. Давай сумку, сестренка, я сам до двери донесу.

— Привет, внучек, — на ходу откликнулась бабушка. — Не суетись, там ничего тяжелого. Не оставляй вверенный тебе пост. Бдительно охраняй рубежи и границы. И все будет хорошо.

Руслан засмеялся, глядя на Анину бабушку с горячей симпатией, и даже Аня улыбнулась. Конечно, теперь все будет хорошо, раз бабушка обещала.

…И действительно, все получилось так, как обещала бабушка. В больнице никому даже в голову не пришло спрашивать, с какой стати она требует полного отчета о состоянии больного, к которому формально не имеет никакого отношения. И Михаил Максимович не спрашивал, просто велел выдать им халаты и бахилы, привел в свой кабинет, усадил на кушетку, почему-то застеленную клеенкой, сам сел за старый письменный стол, сложил перед собой руки и весело поинтересовался:

— Ну, и каких еще подробностей вы от меня ждете? Внучка из меня уже все вытрясла. Ничего нового пока нет.

— Ладно, рассказывай что есть, — согласилась бабушка. — Только ты, Михаил Максимович, поподробнее, как следует рассказывай. Чтобы я поняла.

Михаил Максимович рассказывал подробно, долго, послушно отвечал на вопросы, что-то на бумажке записал, отдал листок бабушке, объяснял, зачем это нужно… Аня все равно ничего не понимала, да и почти не слушала его. Она смотрела на бабушку: как та реагирует? И по ее реакции пыталась понять, что там на самом деле с царем Давидом.

— Ладно, — наконец сказала бабушка и поднялась с кушетки. — На данном этапе вопросов к тебе нет. Ты, Михаил Максимович, говорят, у Давида учился? Ну вот, нет у меня к тебе вопросов. Но ты меня к нему пусти. Надо мне своими глазами на него посмотреть.

— Нельзя! — почти с отчаяньем сказал Михаил Максимович. — Что ж вы обе… Нельзя к нему, вы же понимаете!

— Конечно, понимаю, — подтвердила бабушка. — Что ж я, совсем глупая? Ну, пойдем, покажешь нам, где он лежит.

…Царь Давид лежал на какой-то очень высокой кровати, весь опутанный проводами и трубками, рядом с кроватью стояли непонятные аппараты, на экране одного из них бежала и пульсировала яркая зеленая кривая. Аня такое в кино видела. Она помнила, что если линия бежит и пульсирует, — это хорошо. Царь Давид был бледный, но в остальном ничуть не изменился. Просто с закрытыми глазами Аня его никогда не видела, вот сразу и не узнала. Это она так уговаривала себя, что царь Давид выглядит хорошо. Почти как здоровый.

Бабушка стояла, прижавшись носом с стеклу, отделявшему их от палаты, внимательно всматривалась, недовольно сопела, вздыхала, наконец сказала:

— Я так понимаю, что внутрь ты нас все равно не пустишь?

— Нет, — твердо сказал Михаил Максимович.

— Ну и молодец, — неожиданно похвалила его бабушка. — Пусть отдыхает. Как проснется — скажи, что я приехала. Звонка буду ждать.

— Скажу, — серьезно пообещал Михаил Максимович. — А что сказать-то, кто приехал?

— Так невеста, — ответила бабушка с некоторой даже гордостью. — Прямо так и скажи: невеста, мол, приехала. Сама, мол, так назвалась… Ну, пойдем, Ань, что-то мы засиделись в гостях. А в доме дел невпроворот.

Михаил Максимович провожал их до самого выхода, и все рассказывал по дороге, какой царь Давид человек, и как он оперировал, и скольких учеников подготовил… Бабушка слушала, кивала, коротко поддакивала, а на прощанье сказала:

— Ты, Михаил Максимович, не тревожься. Ты из его лучших учеников, мне уж сказали. Ну и делай, что умеешь. Ты ведь хорошо умеешь?

— Я… э-э… да, хорошо, — после некоторой заминки уверенно сказал Михаил Максимович. — Вы тоже не тревожьтесь. Я… э-э… умею, да.

Они распрощались, и, уже выходя из ворот в каменном заборе, который огораживал территорию больницы, Аня оглянулась и увидела, что Михаил Максимович стоит на крыльце отделения, смотрит им вслед и улыбается.

— Хмурится, нет? — спросила бабушка, не оглядываясь.

— Улыбается, — ответила Аня радостно. — Бабуль, это ведь хорошо, что он улыбается?

— Это хорошо, — серьезно ответила бабушка. — Это у меня камень с души. А то я ведь сразу-то сильно испугалась. Вот, думала, замуж-то не захотела, обсмеяла человека, а он вон чего… Испугалась.

— А теперь пойдешь? — Аня уже совсем не боялась за царя Давида, успокоилась, даже развеселилась, и ее все время тянуло сказать что-нибудь такое, чтобы и бабушка развеселилась.

— А теперь посмотрю на его поведение, — строго ответила бабушка. — Еще неизвестно, сколько он в больнице прохлаждаться будет. Я хозяйство бросила, у меня урожай неубранный… Так что лучше Давиду поторопиться с выздоровлением. Я тут не намерена рядом с ним дежурить.