8

Вечером перед домом майора оба бездельника держали пари со своими приятелями, такими же бездельниками, что проникнут на бал и будут приняты хозяевами как самые желанные гости. Они действительно проникли туда и были встречены с распростертыми объятиями, поскольку Гуляка представился майору и доне Ауроре как племянник помощника инспектора, заявив, что тот не смог при ехать; Мирандон же, по его словам, занимал несуществующий пост личного секретаря Шимбо.

— Доктор Айртон Гимараэнс, мой дядя, был вынужден сопровождать губернатора на конгресс акушеров. Но так как он ни в коем случае не хотел пренебречь вашим приглашением, то попросил присутствовать меня и своего секретаря доктора Миранду. Разрешите представиться — доктор Валдомиро Гимараэнс…

Майор признался, что тронут любезностью инспектора, который послал свои извинения с племянником, выразил сожаление, что тот не приедет на бал, поскольку собирался поднять тост за его здоровье, и заверил, что они с женой рады видеть в своем доме друзей инспектора. Он уже протянул руку Гуляке, когда Мирандон, вдохновленный вежливостью хозяина, решил пойти еще дальше:

— Простите, майор, что я вмешиваюсь. Собственно, высокой чести представлять помощника инспектора удостоен я, доктор Жозе Родригес де Миранда, доцент Агрономического института, прикомандированный к доктору Айртону… Мой же друг Валдомиро, хотя он и племянник инспектора, представляет не его, а сеньора губернатора…

— Губернатора? — воскликнул майор, остолбенев.

— Да, это верно, — поддержал Гуляка приятеля, — когда губернатор услышал, что помощник инспектора просит своего секретаря и своего племянника представлять его на вашем празднестве, он попросил меня, поскольку я служу в канцелярии его превосходительства, обнять «его лучшего друга Пержентино и передать привет его достойной супруге».

Майор и дона Аурора, которых так и распирало тщеславие, введи столь почетных гостей в дом, представили их собравшимся, велели наполнить их бокалы вином и подать самые лучшие блюда. Дружки Гуляки и Мирандона отказывались верить своим глазам. Что придумали эти два нахала? Почему их так принимают? Еще ни разу никому из их круга не удалось переступить порог майора, который приглашал только избранных друзей. Для майора это было вопросом чести. Он не раз похвалялся, клянясь своими галунами: «Ни один пройдоха не попадет на мой праздник, разве только через мой труп!» И в самом деле, даже ловкачи, проникавшие, несмотря на полицейскую охрану, и на приемы в правительственный дворец и к доктору Клементе Мариани, каждый год терпели поражение у майора, а ведь по сравнению с этими приемами праздник в доме майора был обычной вечеринкой. И все же никому из них не удалось переступить порог этой бдительно охраняемой крепости.

Правда, Эдио Гантоису, студенту-проныре, и Льву Серебряному Языку, о котором мы уже упоминали, тоже хитрецу под стать Эдио, однажды удалось переступить порог майора и продержаться около получаса; однако по прошествии этого времени они были изгнаны пинками и оплеухами, причем мускулистый Эдио пытался драться с гостями, а верзила Лев вступил в единоборство с майором. У Эдио была старая плачущая пила, у Льва — русского по происхождению — смешное имя. Оба были любителями приключений, и, завернув в бумагу пилу и выпив для смелости несколько рюмок кашасы, они явились в дом майора, представившись как русский музыкант и его импресарио.

Майор Тиририка со своим тонким чутьем на всякого рода проходимцев сразу же понял, что дело нечисто. Едва он бросил взгляд на Льва и Эдио, как внутренний голос шепнул ему, что надо быть настороже. Но гости, услышав о прибытии «русского с волшебной пилой», пришли в восторг. Обуреваемый сомнениями, майор молча открыл дверь и разрешил мошенникам войти, однако не спускал с них глаз. Самозванцы поставили пилу за вешалку, майор же заметил, с какой поспешностью они направились в столовую. Переглянувшись с доной Ауророй, которой вся эта история тоже показалась подозрительной, майор при полной поддержке нетерпеливых гостей потребовал, чтобы концерт начался немедленно. Угощение будет потом. Как ни пытался Эдио выкрутиться и оттянуть неминуемый провал, ему не удалось найти выход из создавшегося положения, получив необходимую отсрочку.

К тому же, почувствовав прилив какого-то странного вдохновения, Лев вошел в роль русского музыканта: он не заставил себя долго просить и взялся за пилу под бурные аплодисменты и крики присутствующих. Его аристократический вид — согнутое над пилой худое, длинное тело, растрепанная шевелюра, устремленные вдаль глаза, ни дать ни взять настоящий маэстро — на какую-то минуту поколебал даже майора и дону Аурору. Но едва он коснулся кофейной ложечкой пилы, как всем без исключения стало ясно, что их разыгрывают, — об этом потом рассказывал сам Эдио. Тем не менее Лев, все более и более распаляясь, изображал из себя артиста и упорно ударял ложкой по пиле. Однако хозяин дома, его жена и гости не оценили должным образом его рвения и мастерства.

Майор и несколько его друзей, не выносившие подобных неостроумных шуток, решили проучить нахалов. Их путь до дверей был долгим и поистине легендарным. Эдио и Лев сохранят его в своей памяти навечно. Они шли под градом пинков и оплеух, спотыкаясь и падая. Дона Аурора рвалась выцарапать им глаза, но майор вышвырнул их на улицу прямо в притихшую толпу, а вслед им полетела пила, которая, упав на мостовую, жалобно задребезжала и смолкла.

С Гулякой и Мирандоном ничего подобного не случилось: ни у майора, ни у доны Ауроры не возникло и тени подозрения. Приятели поели и выпили на славу — их угощали самым лучшим, что было на столе. Теперь Гуляка кружился в вальсе, а Мирандон размышлял, не следует ли ему от имени Шимбо поднять тост за майора и дону Аурору. С рассеянной улыбкой отвечал он на вопросы доны Розилды об этом молодом человеке, кавалере ее дочери. Желая произвести впечатление, Мирандон на вопрос ответил вопросом:

— Разве майор вам его не представил?

— Нет, я была в зале и не видела, когда он вошел.

— Тогда, уважаемая сеньора, разрешите сообщить вам, что это доктор Валдомиро Гимараэнс, племянник доктора Айртона Гимараэмса, помощника полицейского инспектора, внук сенатора…

— Не хотите ли вы сказать, что он внук того самого сенатора Гимараэнса, о котором столько говорят?…

— Именно, уважаемая сеньора. Племянник всемогущего влиятельнейшего политика, моего крестного отца…

— Он вас крестил?

— Разумеется. Это дед Гуляки.

— Гуляки?

— Это его прозвище с детских лет. Он любимый внук сенатора.

— Он что, студент?

— Разве я вам не сказал? У него уже диплом. Закончил университет, адвокат. Сотрудник канцелярии губернатора крупный муниципальный чиновник, инспектор…

— Налоговый? — Эти сведения превосходили самые дерзкие мечты доны Розилды.

— Нет, наблюдает за игорными домами, моя дражайшая сеньора. — И приглушенным голосом Мирандон добавил: — А это приносит самый большой доход, целое состояние ежемесячно, не говоря уже о подношениях… В данное время он, помимо всего прочего, прикомандирован к канцелярии губернатора…

Охваченный порывом великодушия, Мирандон поинтересовался.

— У вас, сеньора, нет бедного родственника, который хотел бы поступить на службу? Если есть, вам достаточно назвать имя… — И с гордостью продолжал: — Сейчас он танцует, не правда ли? Но не удивляйтесь, если на будущих выборах он станет депутатом…

— Но он еще совсем молодой…

— Ну и что, сеньора?… Он родился в сорочке, удача ему сопутствует с детства, путь его усыпан розами. — В эту ночь Мирандон чувствовал себя поэтом и мог бы растрогать до слез самое дону Аурору, эту тигрицу из Рио-Вермельо.

Дона Розилда сощурила близорукие глаза, словно ослепленная желтым пламенем тщеславия. Свое танго Жоанзиньо Наварро кончил причудливыми аккордами. Гуляка и Флор улыбались друг другу и дона Розилда вздрогнула: никогда еще она не видела дочь такой, а уж она-то знала свою Флор. «Неужели, — спрашивала она себя, — парень тоже попался?» Гуляка казался таким простодушным и бесхитростным. Дона Розилда почувствовала волнение. О святой чудотворец, неужели это он, богатый и знатный зять, ниспосланный ей небесами? Богаче и знатнее Педро Боржеса с его необозримыми землями и толпами слуг, внук сенатора, близкий к правительству, да и сам все равно что правительство. «О пресвятая богородица из Капистолы, помоги мне! Яви свою милость, господь, соверши чудо, и я босая пойду в процессии омовения с цветами и кувшином чистой воды».