Дона Розилда пулей вылетела из комнаты, не дослушав дочь до конца. И напрасно, ибо дона Флор собиралась сообщить ей приятную новость, чтобы хоть немного смягчить свои слова. Пришлось подождать до отъезда матери, и уже на пристани дона Флор объявила, что каждый месяц будет давать ей немного денег на карманные расходы и благотворительность.
Опять провалился план доны Розилды поселиться у дочери: дона Флор не хотела этого, когда была вдовой, не захотела и сейчас, когда вышла замуж. Но если в первый раз дона Розилда обиделась и почти перестала поддерживать отношения с дочерью, то теперь она проглотила обиду — уж слишком казалась заманчивой новая жизнь дочери с приемами и светскими связями. Дона Розилда вернулась в Назарет, но ее кратковременные визиты к дочери заметно участились. Останавливаясь в Рио-Вермельо — на этих «вонючих задворках», — она с утра являлась к дочери, чтобы чесать язык с кумушками. Восьми — десяти дней для нее было достаточно, чтобы перессорить соседей, поругаться с сестрой, а потом снова отправиться в Назарет терзать сына и невестку. Теперь к многообразным занятиям доны Розилды прибавилось еще одно: она без устали рассказывала о светских знакомствах доны Флор, превозносила до небес зятя-доктора, его ум, богатство, красоту и даже его фагот. Повествуя о концертах любительского оркестра, она с безудержным восторгом ахала и восклицала:
— Вот это настоящая музыка!..
И подчеркивала изысканность программ, в которых имена Генделя, Легара и Штрауса стояли рядом с именами местных композиторов, малоизвестных за пределами Баии, но от этого не менее талантливых. Теперь дона Розилда от всей души презирала веселые самбы и песенки и называла их не иначе, как «гадостью». Это было тонкое противопоставление любительского оркестра, в котором играли доктор Венсеслау Пирес да Вейга, известный хирург, доктор Пиньо Педрейра, судья Адриано Пирес, владелец крупной торговой фирмы, имевший особняк, собственный автомобиль и супругу Имакуладу самого благородного происхождения, с лицом старой лошади и лорнетом, бродягам и мошенникам, горланящим под окнами серенады, всем этим пьяницам, забулдыгам и распутникам.
Во время первого замужества дочери (если это можно назвать замужеством) она столкнулась с этими грубиянами и бездельниками. Если же в их компанию попадал образованный человек из хорошей семьи, он становился еще хуже остальных. Например, доктора Валтера да Силвейру с его лоснящимся лицом дона Розилда до сих пор не может вспомнить без отвращения. В Назарете многие хвалят его как опытного и честного адвоката, пусть эти сказки слушают другие, она-то насмотрелась, как этот подлец дует в дудку.
От тех времен у доны Розилды осталось недоверие ко всем, кто любит музыку, поэтому, услышав, что зять играет на фаготе, она испугалась, что дочь снова связалась с каким-то мошенником, снова будет содержать его и его любовниц, платить его карточные долги. Она так ненавидела музыку, что даже титул доктора, о котором дона Норма, знавшая о слабостях доны Розилды, не преминула упомянуть, сообщая о помолвке, не произвел на нее никакого впечатления.
— Еще один проходимец… — ворчала дона Розилда. — Будет кутить ночи напролет и распутничать на деньги этой дурехи… Вот увидите, и этот окажется игроком. Будет жить в свое удовольствие, а она — гнуть спину. Подумаешь, фармацевт паршивый… Тоже мне, доктор…
Дона Розилда считала, что разбирается в ученых званиях, здесь у нее была своя классификация:
— Настоящий доктор — этоврач, адвокат, инженер. А дантисты, фармацевты, агрономы, ветеринары — это второй сорт, мелочь, ничтожество… Просто не хватило ума и терпения доучиться до конца…
Только в Баии, убедившись, что фармацевт является компаньоном такого солидного заведения, как аптека на углу улицы Карлоса Гомеса и Кабесы, а также в его респектабельности и хороших манерах, она изменила свое мнение и уяснила разницу между классическим фаготом и народным беримбау, любительским оркестром и уличными серенадами. Зять мгновенно вырос в ее глазах. До принца ему, правда, было далеко, как и до сказочных богатств Педро Боржеса, студента из штата Пара. Но на что еще может рассчитывать бедная тридцатилетняя вдова? Довольная против собственного ожидания, дона Розилда призналась доне Норме:
— За такого и я бы вышла замуж. Благородный, солидный мужчина, с прекрасными манерами! На этот раз она сделала удачный выбор. Да и пора бы… Весьма и весьма достойный сеньор!
Доктор Теодоро, как человек воспитанный, относился к доне Розилде сердечно и почтительно, называл «дорогая теща», без конца спрашивал, не нужно ли ей чего-нибудь, и приносил то таблетки от кашля, то микстуру и даже подарил зонтик, узнав, что свой старый, купленный еще при муже, она потеряла в суматохе, когда сходила с парохода.
Приехав на свадьбу, дона Розилда намеревалась пробыть у дочери всего несколько дней, но, познакомившись с зятем, переменила свое решение, тотчас сообразив, что ей сулит этот брак доны Флор. Ради такой жизни она была готова навсегда покинуть Назарет-дас-Фариньяс, благотворительное общество священника Валфридо Мораэнса, клуб, церковь и даже председательское место среди тамошних сплетниц.
А уж как привольно она чувствовала себя в маленьком городке! Как измывалась над невесткой, которая потеряла надежду даже на скорбящую богоматерь, остававшуюся глухой к ее мольбам и обетам. Только смерть могла освободить бедняжку. Смерть свекрови, разумеется. Добрая Селеста все чаще мечтала об этом радостном событии и поклялась себе не скупиться и отслужить панихиду так, чтобы о ней заговорили не только в городе, но и в столице штата.
Но как бы доне Розилде ни было хорошо в Назарете, с появлением нового зятя она стала предпочитать Баию и, чтобы остаться там, разработала целый план. Прежде всего сделалась льстивой и вкрадчивой, всячески стараясь угодить фармацевту. Доктора Теодоро это поначалу растрогало, и как-то в разговоре со своим другом Розалво Медейросом он сказал, что вместе с очаровательной женой получил вторую мать, эту святую женщину.
— Что?! — Розалво не поверил своим ушам. — Это дону Розилду вы называете святой женщиной? — И он расхохотался, как дона Амелия в день помолвки. — Только вы, Теодоро, с вашей доверчивостью могли сказать такое.
Однако заблуждение доктора Теодоро быстро рассеялось: сварливость и постоянное недовольство доны Розилды всем на свете вскоре взяли верх над сладкими улыбочками и льстивыми речами, тогда зять понял причину веселого смеха доны Амелии и Розалво. Началось с того, что дона Розилда пришла к нему и заявила, что им не пристало жить в таком маленьком доме, почти лишенном удобств, и предложила переехать в более комфортабельный и просторный дом, соответствующий их положению.
Она дала понять также, что доне Флор тяжело в этом доме, который связан для нее с неприятными воспоминаниями, но она молчит потому, что не хочет докучать своему мужу.
Доктор Теодоро весьма удивился этому предложению и особенно поведению жены. Разве не сама дона Флор объявила о своем желании остаться в доме с низкой арендной платой, расположенном в двух шагах от аптеки? Разве не она говорила о том, что нет смысла менять адрес кулинарной школы, который всем известен? Да и зачем им большой дом? Зачем лишние заботы и расходы, если и тут они могут быть счастливы? Вот каковы были доводы доны Флор, пока она оставалась скромной и рассудительной невестой.
Почему вдруг такая перемена? Зачем тратить лишние силы и деньги? Зачем лезть из кожи вон? Только чтобы пускать пыль в глаза?
Дона Розилда что-то путанно толковала о престиже, о том, что надо занять положение в обществе. Для доктора Теодоро, всегда считавшегося с чужим мнением, этот аргумент был немаловажным. Что же касается доны Флор, то она не обращала внимания на подобные вещи и, еще когда они спорили о школе, сказала, что о человеке судят не по деньгам, а по делам.
Так почему же она противоречит себе, жалуется, выражает недовольство? Доктор Теодоро внимательно выслушал тещу, но не стал обсуждать с ней этот вопрос.