– Может, и нет, – задумчиво ответила я, методично и терпеливо распутывая, как плотно скрученный клубок, залетевшую ненароком идею. И, додумав до конца, торжествующе улыбнулась: – А может – и да!

Можно было, конечно, пойти в библиотеку, засесть там за десятком фолиантов и лет через шесть вычитать-таки, каким образом заклятие Этерны можно настолько усилить – наверняка Курнак с Доеном не первые этим заинтересовались, были и другие, более талантливые и увлеченные маги, и, возможно, они и нашли решение этой задачи…

Но мне было скучно именно сегодня, поэтому растягивать удовольствие на завтра и дальше я никоим образом не собиралась. А значит – будем искать более быстрый и рациональный (по моим меркам) способ решения поставленной задачи.

Точнее, я его уже нашла и теперь, накинув поверх пушистой кофты и юбки зимнюю дубленку, летела вниз по ступеням, собираясь как можно быстрее испробовать в действии. Благо Храм пока стоял на земле, так что пользоваться порталом мне не пришлось. На улице было снежно, но не холодно – снег пушистыми перьями усыпал все вокруг, меховой оторочкой улегшись на карнизах и наружных подоконниках.

По двору носилась ребятня, с дикими криками обкидывая друг друга и всех мимо проходящих зачарованными снежками. Такой снежок, ударившись о преграду, вместо того чтобы упасть, предоставив себя в распоряжение разъяренного противника, тут же пугливо улепетывал обратно к хозяину, а уже через секунду летел к новой цели. Восхищению ребятни не было предела.

Я быстренько накинула на себя защитный купол – заклинание, конечно, энергоемкое, его для отражения стрел и скользящих ударов применяют, но, хвала Хранящим, вблизи Храма задумываться о боеготовности и наполненности ауры не приходилось. Так что вся знакомая ребятня обиженно дулась, глядя на снежки, лихо отскакивающие от невидимой преграды и со свистом устремлявшиеся в обратном направлении. Судя по не стихающим ни на минуту воплям, меткость у меня была приличная…

Видя такое дело, малолетние студентики решили, что они тоже не лыком шиты. И задумали ответную гадость.

Какую – я пока не знала, но, судя по ликующим лицам вновь оповещенных и предвкушающим – оповещающих, гадость обещала быть большой и качественной. Моя школа…

Внезапно перед калиткой, ведущей на задний двор, выросла баррикада. Мальчишки от семи до девятнадцати лет, со съехавшими на одно ухо шапками, всклокоченными волосами и с пылающими горячечным румянцем щеками, стояли насмерть, перегородив мне дорогу.

– Ну? – с мрачной лаконичностью поинтересовалась я, на всякий случай подновляя заклинание защиты, – от этих сорванцов чего угодно можно ждать. Это я, умудренная летами и тоннами пересортированных после уроков жуков-недорогов, уже перешла на куда более интересные и сложные пакости. Мне теперь просто так подложить мастеру биде-шутиху на стул не интересно – мне бы что-нибудь этакое, изящное, но с размахом. Башню заморозить, например…

– Э-э-э… – неуверенно отозвались они, косясь друг на друга.

Эх вы, малышня! Коль уже пакостить собрался – так делай это с чувством, с толком и удовольствием, чтобы потом в подвале не было безысходного отчаяния за бесцельно прожитые годы.

– Чего надо, булькотня рейтузная? – добродушно пояснила я, напоказ засовывая вроде бы озябшие руки в рукава. Дескать, смотрите, я вся такая беззащитная, руки заняты, так что колдовать не могу – так что пакостите на здоровье!

Купились. Восторженно взревев, они хором проорали что-то совершенно несусветное, явно самостоятельно придуманное, – и в меня со свистом полетели клочья снега, норовя залепить глаза, сбить с ног, замести по самую макушку. Когда через полминуты пурга подулеглась, ребятня возмущенно-разочарованно завизжала, увидев меня на том же самом месте, в той же самой позе, не тронутую снегом и с многозначительной улыбкой на губах.

Самодовольно тряхнув черными волосами, я усмехнулась и, глядя на оторопевших мальчишек, заявила:

– Учитесь, пока я жива! – и, разметав их силовой волной по близлежащим сугробам, горделиво-неспешно отправилась к калитке.

Это был триумф. Меня просто пожирали глазами, в который раз признавая, что по части пакостничества и не попадания в оное мне равных нет. Я гордо шла по расчищенной дорожке, самодовольная улыбка не слетала с губ, и… И тут-то вступил в силу самый действенный и непреложный закон, существование которого столь упорно отрицают все физики. Закон подлости.

Ибо в то благословенное время я еще только-только пробовала на вкус жизнь в ритме каблуков, поскальзываясь и оступаясь на них на каждом шагу. И, разумеется, не споткнуться и не растянуться прямо на глазах у всей малышни было просто выше моих сил!

После взрыва хохота мне, как следует искупавшейся в снегу, было терять уже категорически нечего, так что игра закипела вдвое жарче. Воздух звенел от вспарывавших его комков снега и звонко срывающихся с губ заклинаний. Срывались с губ, конечно, и кое-какие другие слова, но их мы, в силу близости Храма и, следовательно, наставников, старались слишком громко не произносить.

Ну скажу я вам, даже если ты – девятикурсница, одолеть с десяток нагло объединившихся в антиведьминскую коалицию перво-второкурсников не так-то просто! Со двора я вышла только через полчаса, вся вымазанная в снегу, промокшая, но донельзя довольная собой – все противники тихонько приходили в себя и тщетно пытались вытащить свои бренные тела из сугробов.

Легко пробежавшись по чуть тронутой ледком тропинке, прошмыгнув в мною же настроенный и уже миллион раз опробованный портал, я очутилась в восьми верстах от Храма. Не много, но идти не хочется.

Вот там, где прямо посреди огромного заснеженного поля дремала жутких размеров куча снега, звучный детский храп далеко разносился во все стороны. Постояв немного, любуясь на это умиротворенное безобразие, я подошла поближе и сильно надавила на одной мне ведомую точку на теле дракона.

Тот недовольно зарычал, инстинктивно ударяя лапой ровно по тому месту, где я стояла минуту назад. К счастью, привычки, рефлексы и инстинкты Масмеда я знала наизусть, так что к тому времени, как громадная когтистая лапа звучно припечатала снег перед собой, меня там больше не стояло.

Смешная голова с наростами за маленькими, почти незаметными ушами повернулась в мою сторону и раззявила пасть:

– Инни? – Хоть убей, но запомнить имя «Иньярра» было выше его драконьих сил. – Тебе чего?

– Вижу, ты уже поменял шкуру? – не отвечая, заметила я, кивая на его снежную одежку. Драконы – удивительные существа. Они даже шкуру меняют четыре раза в год, по сезонам.

Весной шкура покрывается легким мягким оперением, чуть-чуть согревающим, но, главное – для меня, не для дракона – придающим драконьему облику на диво праздничный вид. Летом кожа зеленая и влажная, чтобы было не слишком жарко, осенью – золотисто-бордовая чешуя, не боящаяся дождей и туманов, а зимой – уж не знаю что, но жутко похоже, словно всего дракона вываляли в снегу с ног до головы и запретили отряхиваться. Для маскировки – самое оно, да и Масмед заверяет, что тепло это нечто – сохраняет великолепно, но мне, эстетке… Не ах.

– Да, в этот раз поздновато, правда? – Дракончик расстроенно осмотрел себя с ног до головы, увидел, что с утра ничего не изменилось и прежняя роскошная золотая чешуя к нему не вернулась, и со вздохом уронил морду на лапы. От маленького землетрясения мои, еще не привычные к шпилечным испытаниям, ноги окончательно подогнулись, и я с размаху плюхнулась на пятую точку. От дубленки остались одни покрытые снежно-льдистой корочкой воспоминания.

– Инни? – обеспокоился дракончик, разглядывая меня, как слон муху. – С тобой все хорошо?

– Да, – рассмеялась я, решив пока не вставать – все равно потом опять падать. – У меня просто ноги устали.

Дракончик подумал, важно кивнул и расстелил передо мной огромное теплое крыло:

– Садись! Замерзнешь!

Благодарно рассмеявшись от такой галантности, я с удовольствием перебралась на великодушно предоставленный «коврик».