Какой-то бойкий мальчонка бегал между неспешно разгуливающими, приценивающимися, брезгливо воротящими носы покупателями и раздавал пирожки из небольшого лотка, попутно зазывая в кондитерскую неподалеку. На дармовщинку народ всегда был падок, так что мы, поддавшись всеобщему примеру, отхватили себе по пирожку. Как утверждало почему-то мгновенно испарившееся дитя – с капустой.

Я с сомнением надкусила предложенный пирожок, пожевала, скривилась и, оглянувшись по сторонам, незаметно сплюнула чудесную выпечку себе под ноги.

– Ну и как? – съехидничал Лиридан, по моему примеру выбрасывая пирог и вытирая масленые руки носовым платком.

– Как и вся халява, – сказала я, брезгливо поморщившись.

Дальше шли овощные ряды. Пробираясь между лотками, заваленными прошлогодними мочеными яблоками, соленой капустой, картофелем, морковью, перемерзшей свеклой и прочими прелестями погребов, приходилось все время смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на каких-нибудь очистках или кожуре. Двое мальчишек перебегали от лотка к лотку, таская то яблоки, то соленые огурцы; на них почти никто не обращал внимания, только продавцы порой прикрикивали, но тут же возвращались к торгу. Воришки радостно хохотали.

– Здесь что-нибудь кроме… этого… когда-нибудь будет?! – раздраженно шипела я, так и не сумев найти достойного названия «этому», которое выдавалось за продукты питания.

– Будет, – успокоил меня Лиридан, за локоток удерживая от падения в подозрительно несвежую лужу, посреди которой, грустно глядя на меня пустыми глазами, плавала дохлая крыса. Крыс я еще с третьего курса, когда мы их препарировали в бессчетных количествах, перестала бояться, но тем не менее перспектива загреметь в лужу с такой жительницей меня не грела.

– Вот еще до конца этого ряда – и там уже одежда, оружие и украшения, – продолжал наемник.

Я только вздохнула, аккуратно обходя очередной прилавок и стараясь не смотреть на загнивающую на глазах редьку.

– Хорошо бы. Хоть будет на что посмотреть. А то здесь – только пугаться.

Наемник согласно хмыкнул и, наконец-то преодолев последний отрезок тернистого пути через завалы покрытых плесенью помидоров, щедрым жестом заправской цыганки, разбрасывающей на шаль карты, обвел открывающиеся моему раздраженному взору ряды.

– Ух ты! – пораженно выдохнула я, никак не ожидая после удручающего вида пищевого рынка наткнуться на такое великолепие.

По левую руку от меня гордо блистали на солнце всевозможные цепочки, кольца, браслеты, серьги и тому подобные вещи.

– Не пускай меня туда, пожалуйста, – на полном серьезе попросила я Лиридана. – А то потом йыра с два вытащишь!

– Слушаю и повинуюсь, – улыбнулся он, поспешно беря меня под руку и отводя вправо. Я тоскливым взглядом проводила уплывающее из-под носа великолепие, но мужественно сдержала рвущийся наружу страдальческий вздох.

Теперь перед нами тускло поблескивали клинки, топоры, палаши, сабли, шпаги, бердыши и прочее холодное оружие. Холодноватый мертвенный блеск разливался над прилавками с кольчугами и щитами, яркими золотыми отблесками слепили прихотливо изукрашенные пояса. К оружию я относилась достаточно равнодушно, раз и навсегда выковав себе серебряный меч и не без оснований полагая, что лучше мне все равно не найти. Лиридан же просто пожирал глазами все вокруг, по несколько минут не отходя от чем-то глянувшегося ему клинка или топора. В итоге мы решили разделиться: я пойду смотреть одежду, а он останется здесь и будет любоваться оружием в свое удовольствие, не слыша нетерпеливого дыхания над плечом.

– Смотри только к украшениям не ходи, – крикнул он напоследок, когда я уже почти скрылась в толпе.

Я немного еще побродила между рядами с броней, поняла, что никакая опасность не заставит меня носить на себе постоянно кольчугу, весящую как минимум четверть пуда, и безо всякого сожаления отвернулась от железных кружев. Ведьме порой легкость и ловкость служат куда лучшей защитой, чем железная рубашка, не дающая ни подпрыгнуть, ни увернуться.

Пошатавшись по рядам с одеждой, приценившись ради любопытства там и тут, я соизволила-таки соблазниться широким черным корсажем и как раз примеряла его, когда меня нашел Лиридан.

– Симпатично, – коротко и емко оценил он, бросив один только взгляд на меня.

– Правда? – с сомнением переспросила я, крутясь возле зеркала то так то сяк, но никак не в силах увидеть всю картину.

– Правда, – подтвердил наемник и вдруг с живостью закопошился в ящике, откуда я не так давно выудила примеряемый корсаж. – Но здесь есть вещица и получше.

– Какая? – рассеянно отозвалась я, снимая пояс и с нерешительностью крутя его в руках. Взять – не взять? Вроде бы смотрится ничего, не без изюминки, хотя и не так чтобы дух захватывало…

– Вот эта! – Лиридан с торжествующим выражением лица вытащил другой корсаж, темно-красный с черной отделкой, не в пример шире моего и со шнуровкой на спине.

Я заинтересованно протянула руку, но он уже подскочил ко мне, накинул пояс прямо поверх льняной рубашки и принялся затягивать шнурки, словно на корсете.

– Эй, а дышать-то я как-то должна?! – возмущенно прохрипела я, хватаясь за прилавок руками, чтобы не упасть. Столик несмело дрогнул, готовясь рухнуть на подкосившиеся ножки.

Лиридан, спохватившись, слегка распустил шнуровку, завязал окольцовывающие пояс декоративные ленты сложным затейливым узлом и, довольный, отошел на два шага полюбоваться.

Корсаж мы купили не торгуясь…

Вечерело. Блекло-фиолетовые сумерки лениво колыхались над торжищем, заставляя припозднившихся покупателей торопливо, почти не споря с торгашами, скупать товары, а неспешно собирающихся отправиться по домам продавцов называть сразу нижнюю цену, чтобы не ругаться с клиентом до посинения.

Лиридан, поежившись, застегнул доверху куртку и направился к выходу с рынка, туда, где за определенную мзду нам разрешили поставить наших верных скакунов: не могли же мы с ними на поводу по рынку таскаться.

– Ты сейчас куда? – устало зевнув, спросила я.

– В харчевню, – помедлив, отозвался наемник. – Там на втором этаже комнаты есть, с хозяином я знаком, так что заселюсь на время турнира. Если хочешь – пойдем и о тебе договоримся.

Я только покачала головой, отвязывая повод от колышка и влезая в седло:

– Нет, спасибо. Я пойду в гнездо, не думаю, что оно занято. Не такой уж великий город.

– Ну смотри, как хочешь. Если что – третья улица, седьмой дом, спросишь – скажут.

Я искоса лукаво посмотрела на, казалось, слегка сбитого с толку Лиридана:

– Хочешь сказать, что иначе мы больше не встретимся?

Он смущенно пожал плечами, подхватывая поводья и заставляя ленящегося коня перейти хотя бы на легкую трусцу.

– Ну… Не знаю.

Я притворно вздохнула:

– Эх ты… А я-то, наивная, рассчитывала, что ты меня на Кубок посмотреть пригласишь…

Намек был понят, усвоен и, пройдя творческую обработку, предстал в импровизированной форме:

– Вам приглашение в письменном виде или по телепатическому каналу?

Я устало рассмеялась:

– Сойдет и в устной форме. Где и когда?

– Завтра в десять утра регистрация на центральной площади. Приходи, я тебя сам найду.

«Приходи – и я тебя сам найду».

…Мм… У меня дежавю или как?..

Несправедливость начинается с арифметики: если пять не делится на два, то кому-то достанется меньше…

В данном случае меньше досталось, а точнее – вообще ничего не досталось – мне. Хозяйка дома, на мансарде которого располагалось наше гнездо, смущенно прятала глаза и разводила руками в знак того, что ничего не может поделать: гнездо было занято.

– Кто там хоть живет-то? – со вздохом спросила я, внутренне смиряясь с мыслью, что придется-таки идти в харчевню и уговаривать хозяина, чтобы он пустил меня на постой.

– Девушка, молоденькая совсем еще, – с готовностью принялась объяснять хозяйка. – Три дня назад пришла. Работу вроде ищет, хотя я толком не знаю.