– Что, подавился, сука, – сплёвываю я вдруг враз ставшую вязкой слюну.

Руку жжёт и дёргает. От резкой боли даже скулы судорогой сводит. Перевожу взгляд на неё и коротко матюкаюсь: хорошо, что недобитый фриц не во лбу мне дырку проковырял. Повезло, что пуля прошла по касательной, повредив лишь мягкие ткани и не задев кость. Поднимаю левую руку, чтобы зажать рану и понимаю – с левым боком тоже что-то не то. Задираю ткань – и вижу ещё одну кровавую рану. Пулемётчик, гад такой, тоже успел отметку поставить. И, ведь, умудрился же, етить его, прямо на ходу…

Что такое “не везёт” и как с ним бороться?

– Мазилы! – презрительно морщусь, радуясь в душе, что ранен не особо серьёзно.

Рана в боку, конечно, беспокоит сильнее, но есть надежда, что ничего ценного пуля не повредила.

С трудом поднимаюсь на ноги и лезу в бронетранспортёр, так как находится он ближе всего. Откидываю дверцу и осматриваю внутренности металлического гроба. Кругом одни трупы и, растудыть его, ни одного автомата. Зато есть индпакеты, да и гранаты наличествуют.

Быстро затариваюсь у первого же попавшегося фрица съестными припасами и обшариваю того в поисках спиртного. Оное обнаруживается во фляге, притороченной к поясу. Сжав зубы, плескаю его себе на раны для дезинфекции. От боли чуть не теряю сознание, но держусь. Чтобы привести себя в чувство, тут же делаю пару глотков обжигающей горло жидкости и зажёвываю галетой. Пойло мерзкое, но главное его достоинство – наличие спирта. Так что приходится терпеть.

Пока жую, быстренько вскрываю первый индпакет и бинтую руку. Затем хватаю второй – и приступаю к ране в боку. С ней тяжелее, так как приходится обматывать всё туловище.

Хоть и с трудом, но справился. К концу перевязки меня конкретно уже так шатает. Да и шум в ушах нарастает. Надо бы поспешить, если не хочу потерять сознание прямо здесь.

Босые ноги уже практически превратились в ледышки. Да и сам подмёрз – дальше некуда. Нужно срочно одеться. А вся одежда – в грузовике.

С трудом подбираю обойму, что кинул под ноги, и перезаряжаю винтовку. Последний патрон, тварь такая, реально бракованный. Злобно отшвыриваю в сторону – из-за него чуть не погиб и обзавёлся лишней раной.

Вешаю винтовку через голову на левое плечо и передёргиваю затвор, досылая патрон. Даже на предохранитель не ставлю: задолбали меня уже недобитые камрады, выскакивающие из ниоткуда словно чёртики из табакерки. Если что – сразу буду стрелять. Ибо жить хочу. Уж всяко один выстрел “от пуза” сделать успею.

Взял бы и гранату, да тяжёлая, сволочь. Меня и так шатает, как ту осинку на ветру. А до одежды нужно добраться как можно быстрее, ибо скоро замёрзну нахрен.

Конечно, видок у меня сейчас, видимо, ещё тот: полураздетая простоволосая баба, в лютый мороз, да в окровавленном нижнем белье. Босая, раненая, но с оружием в руках. “Сюрреализьм”, мать его…

Быстро ковыляю к “своему” грузовику, мысленно матюкаясь: ног почти уже не чувствую и от холода зуб на зуб не попадает. Да ещё и шатает от потери крови. Однако, проходя мимо офицерика, всё же, нагнулся и прихватил пистолет из кобуры.

Память с восхищением запищала: “Люгер!”.[10]

Пистолет очень удобно лёг в узкую ладошку Ольги. Прям как тут и был. Несмотря на сильную боль в правой руке, вытащил обойму, убедился в том, что все патроны на месте, вставил обойму, снял предохранитель, перещёлкнув его вверх и дослал патрон в патронник, передёрнув затвор. Пистолет был лёгким, удобным и имел восемь патронов. Причём, отдача у него, как намекнула вовремя проснувшаяся память, весьма слабая. Но точность боя – высокая. Для ослабевшего тельца Ольги аппарат – в самый раз. Причём, самозарядный. А это значит – не нужно дёргать затвор каждый раз после выстрела. Что с моей подстреленной правой рукой несомненный плюс: можно стрелять и с одной руки. Что для винтовки просто немыслимо.

С сомнением глянув на длинный дрын, висевший на плече, тут же бросил винтовку в снег, а пистолет взял левой рукой.

Теперь можно двигаться дальше. Кое-как доковылял до грузовика и подошёл к заднему борту. Однако, в полный рост встала другая проблема: как забраться наверх? На остатках адреналина сделать это было бы ещё можно, но сейчас я больше напоминал полурастёкшееся по снегу желе.

Пришлось мысленно дать себе пинка и подстреленной рукой, невзирая на боль, протереть снегом лицо. Это помогло взбодриться.

Теперь, под действием небольшой дозы адреналина, подъём совершить кое-как удалось.

Неуклюже перевалившись через задний борт, сам себе в этот момент напоминая приснопамятный мешок картошки, со счастливой улыбкой на лице первым делом вцепился в свою одежду. Холод подстегнул скорость облачения минимум на порядок. Так что очень быстро я снова стал напоминать колобка из-за толщины ватных штанов и шубейки. Для ускорения процесса согревания потянул ремень у ближайшего дохлого камрада и уже через минуту стал счастливым обладателем фляги с немецкой сивухой, к которой немедленно и приложился, сделав небольшой глоток.

– Гадость, – немедленно выдал резюме внутренний голос, – А ты знаешь, что женский алкоголизм неизлечим?

– Да иди ты, – беззлобно расплылся я в улыбке, чувствуя огонь, растёкающийся по жилам, – Хочешь, чтобы я тут от холода загнулся?

– Между прочим, спиртосодержащие напитки дают ложное чувство тепла, расширяя сосуды и обеспечивая ещё большую скорость охлаждения, – ехидно вскинулся мой незримый советчик.

– А я для того шубу и натянул, чтобы дуба не дать, – хохотнул я мысленно, – Теперь дальше шубы тепло никуда не уйдёт. Так кто из нас умный?

Внутренний голос многозначительно промолчал. А я не удержался и вякнул напоследок:

– Как там фрицы свою сивуху называют – шнапс?

Память хитро мне подмигнула и выдала чуток информации о спиртосодержащих напитках. О, если я уже воочию вижу собственную память – дурка по мне однозначно плачет горючими слезами. Ещё чуть-чуть – и заговариваться начну.

Но удариться в пространные рассуждения банально не успел: справа от меня, в глубине кузова, кто-то зашевелился. И даже не один, а сразу двое.

Первый фриц сидел вторым от кабины с правой стороны – из тех, кому прилетело пяткой в висок. Второй болезный – почти напротив него, третьим от кабины. Черепок у него, похоже, оказался покрепче, чем у собрата напротив. А, нет – и тот вдруг зашевелился. Видать, вместо мозгов у этих фрицев одна сплошная кость – ничем её не пробьёшь.

Вот, гады! Втроём на одну слабую девушку? Ха! Вот и пришла пора проверить точность боя экспроприированного люгера.

Дах, дах, дах.

Не успели камрады ничего понять, как обрели новые дырки в организме, с жизнью совершенно не совместимые. А что мне их было – в плен брать? Я и так едва сознание не теряю – а их трое здоровых лбов. Рванутся все одновременно в разные стороны – как их ловить? Ну, одного подстрелю. Если повезёт – другого. А третий по мне саданёт из чего-нибудь – и поминай, как звали. Оружия тут кругом – только руку протяни.

А там ещё офицерик в снегу валяется. О, кстати, надо бы и его проведать. А то, как бы неровён час, не сбёг куда-нибудь. Или стрелять по мне не начал.

Пришлось в темпе подгонять новый ремень, на который навесил от жадности аж два штык-ножа. Сапёрная лопатка и так была уже присобачена. Самое нужное для меня сейчас – продовольствие. Так что у ближайшего камрада разжился заплечным ранцем, в который свалил сухпай и ещё одну флягу. И решил, что пора выдвигаться. Но перед тем пришлось каждого немца “ковырнуть зубочисткой” – попросту говоря, сделать контрольный удар штык-ножом в горло, ибо живых врагов за спиной мне совсем не надобно, а патронов в обойме люгера всего пять осталось – самому нужны. Зато, подумав немного, решил взять с собой ближайшую винтовку и к ней – россыпь патронов впридачу. Ножом тыкать каждого – рука отсохнет. А пуля, всяко-разно, физические силы мне сэкономит.