Ясно, что положение складывается угрожающее. Разумный игрок в сава, оказавшись в проигрышной ситуации, жертвует фигуру или сдается.

Но Джарлакс был выше их, он делал шаг, казавшийся несуразным, даже глупым. Он блефовал еще больше.

– «Пусть кости судьбы изменят саму доску»,- процитировал он старую дроускую поговорку, родившуюся в мире Хаоса. Согласно откровению Ллос, когда действительность становится очень опасной, надо стремиться изменить действительность.

По мысленному приказу Джарлакса каблуки его громко застучали по мостовой, и он пошел прочь из Петли, повторяя про себя одно имя: «Магистр Кейн».

Все-таки Джарлакс спал с драконом.

– А ты что, под потолком висел? - пробурчал Атрогейт. - Тоже мне летучая мышь!

– Разве им не следует об этом знать? - с невинным видом спросил Джарлакс.

– Им не следует знать, что я это знаю!

– Ты всерьез считаешь, что Дозорным ничего не известно о Кантане и о том, что в замок его сопровождал приятель-дворф?

Атрогейт вжал голову в плечи - и словно уменьшился в размерах - и, чтобы заглушить страх, опрокинул в рот еще одну кружку эля.

– Неужели ты настолько простодушно относишься к своим врагам? - гнул свое Джарлакс.

– Они мне не враги. Я никогда не шел ни против короны, ни против кого бы то ни было, если только меня не вынуждали.

Дроу чуть улыбнулся. До чего знакомые слова! Правда, произнесены с дворфским акцентом, но разве не почти то же самое он слышал от Энтрери?

– Скоро все выяснится, - сказал он. - Ведь племянница Гарета погибла.

– До сих пор понять не могу, как это случилось!

– Вряд ли соратники Гарета примут в расчет подробности.

– То же самое можно сказать и о друзьях Нелликта, если я сделаю то, о чем ты просишь.

– Полагаю, как раз наоборот, - возразил Джарлакс. - Положение Эллери настолько двусмысленно, что это может смягчить удар по Нелликту, так что ты даже окажешь ему услугу.

Атрогейт фыркнул, и из носа у него брызнул эль.

– Мой невысокий друг, до сих пор ты жил припеваючи, оставаясь в стороне от паутины, которую плели твои друзья.

– Не пойму, о чем ты болтаешь?

– Ты один из них, но ничего не смыслишь в их делах, - пояснил дроу. - Ты служишь Цитадели Убийц, но заговоров вместе с ними не устраиваешь. Ты не сделал ничего такого, что потребовало бы вмешательства короля Гарета, иначе тебя уже давно призвали бы к ответу.

– А сейчас призовут?

– Да. Мы словно идем по замкнутому кругу, и скоро авангард встретится с арьергардом. Битва, боюсь, будет жаркой, а места для всех мало, так не лучше ли решить, на чьей стороне сражаться?

– Если ты считаешь, что Нелликт в арьергарде, то дружок твой уже перескочил в авангард.

– Речь сейчас не об Энтрери. Речь о тебе и обо мне, - сказал дроу, подталкивая к Атрогейту очередную кружку, которую тот, по своему обыкновению, с ходу опорожнил. - У меня на родине, в Мензоберранзане, - продолжал Джарлакс, - есть одна поговорка: «Пэй не нил не-не ураили».

– А я еще думал, что ты только выглядишь смешно. Послушать, как ты говоришь…

– «На самом деле путы можно сбросить», - перевел Джарлакс. - Тебя, друг мой, опутали тревоги. Сбрось их.

– Вряд ли правда придется ему по вкусу.

– Но он настолько мудр, что не накажет вестника.

Атрогейт глубоко вздохнул и залпом проглотил еще одну порцию эля. Потом хлопнул ладонями по столу и решительно поднялся.

– Он заплатит, - сказал он обернувшейся к нему подавальщице, указывая на дроу, и отбыл разыскивать мастера Кейна.

– «Пэй не нил не-не ураили», - негромко повторил Джарлакс. Он правильно перевел дворфу старую поговорку, только не сказал, что в ней говорится не о путах тревог и волнений, а об оковах бренной плоти.

«Надо дать понять, что я близко», - думал Атрогейт. Вряд ли умно застать магистра врасплох. Он взял расшатанную деревянную лестницу и с грохотом приставил к стене гостиницы.

– Гостиница потому и называется гостиница, что гостят внутри, - ворчал он, поднимаясь. - Никто не снимает койку на крыше.

Взбираясь, он старался производить как можно больше шума. Добравшись до края, он увидел футах в десяти от себя монаха, сидящего прислонясь спиной к каменной трубе. Ноги он поджал под себя, а руки с раскрытыми ладонями положил на колени. Ни единый мускул его тела не двигался, монах казался не живым существом, а, скорее, частью строения, вроде трубы.

Атрогейт остановился, ожидая, что Кейн как-то отреагирует на его появление, но тот не обращал на него никакого внимания. Терпение дворфа, наконец, истощилось, и он неуклюже влез на наклонный скат крыши. За несколько дней, проведенных в Гелиогабалусе, пузо его значительно увеличилось, и лежать на нем было очень неудобно.

– Ты чего, спишь? - окликнул он монаха, становясь на четвереньки. Головка одного из кистеней упала из-за спины и стукнула его по щеке, но дворф только дунул из уголка рта, словно хотел таким образом отбросить металлический шар. - У друга короля Гарета постель могла бы быть и получше. Или король тебе плохо платит?

Приоткрыв один глаз, Кейн взглянул на дворфа.

– Странно, что у тебя охраны никакой нет, - отважился заметить Атрогейт, с трудом поднимаясь на ноги. Но едва он выпрямился, черепица под ним поехала - на крышу свободно был уложен еще один слой черепицы! - Ох, Клангеддин! - только и успел воскликнуть дворф, снова грохнувшись на живот и начав сползать с крыши.

Дрыгая руками и ногами, он полетел в замусоренный переулочек, увлекая за собой и лестницу. Моментально вскочив, он стал озираться, испугавшись, что кто-то мог увидеть столь бесславное падение. Атрогейт убил бы его на месте.

Успокоившись, что его позор остался незамеченным, дворф упер руки в бока и поглядел вверх.

– Чертов монах! - пробормотал он, подобрал свои кистени и закрепил их на спине.

Подняв лестницу из кучи мусора, он снова приставил ее к стене. Пары ступенек недоставало, но дворф решил, что справится, и полез вновь. Добравшись до края, он протянул руку и ощупал черепицу;

– Теперь иди, не бойся, дворф, - произнес Кейн. Он сидел в прежнем положении, не открывая глаз.