И дальше по тропочке топаем, отправив тело незадачливого солдата подальше в кустики. Утром найдут… может быть.

Хлоп!

А вот и ракетчик, рядышком совсем.

Шагов двадцать или около того.

Так, винтовку в сторону, стрелять мне категорически нельзя. Всех сразу на ноги подниму.

А вот подаренный кинжал – он очень даже к месту будет. Обоюдоострый, можно им во все стороны работать, руку не слишком выворачивая.

Шаг… второй…

– Parole!

Не спит второй немец, бдит. Соблюдает, собака, уставную дисциплину.

– Hamburg!

Получи, родной.

– Magdeburg!

Вот, значит, как… был я в том Магдебурге. Ничего себе городишко, впечатляющий. Можно было бы устроить вечер воспоминаний.

Можно, но не сейчас.

У нас тут нонеча другой вечер намечается. Не песни и пляски, а, скорее, акробатики…

– Ха!

И вылетает у меня из-за плеча тяжелый сидор. Надо же так случиться, что попадает он при этом аккурат в любопытную морду вопрошавшего фрица.

Добрых восемь кило – не комар чихнул!

Вот и немец тоже не чихнул. Скорее поперхнулся вопросом, который хотел мне задать. Ничего, дорогой, помолчи. Молчание – оно золото, как умные люди говорят.

Прыжок!

Аж мускулы на ногах хрустнули!

А хорош кинжал! Вошел в спину ракетчику – как по маслу. Немец только сдавленно хрюкнул и обмяк.

Разворот!

А вот за винтовку хвататься команды не было!

Взмах – и хлынула кровь на приклад. А вы что думали? Разом несколько пальцев срубить – кровянки будет ого-го!

Раскрыл фриц рот, но вот крикнуть не успел – влетел ему туда, кроша зубы и обдирая кожу на суставах, мой кулак. Я ведь и левой рукой приголубить могу… не хуже многих!

Клинок кинжала уже не блестел, весь кровью вражеской покрытый. И оттого не усек фриц, как кинжал оказался в опасной близости от его горла. А может, и усек… только легче ему с того не стало.

А где третий?

Тот, кому мой сидор в рыло прилетел?

Хрен его, фрица этого, знает… сбежит еще с моим добром, с него, пожалуй, что и станется.

Нет, не сбежал! Вот он, голуба, на земле ворочается, все же не пуховой подушкой-то его приложили.

Вот и славно, тебя мы резать не будем, и живой вполне пригодишься. Вздергиваю немца на ноги и разок добавляю по многострадальной морде. Обмяк, болезный, к транспортировке готов.

Условный свист – и в окоп вваливаются мои сопровождающие.

– В темпе! Этого гаврика спеленать – и к нашим! Пусть думают, что мы за «языком» приходили. Саперов по дороге подгоните, хватит им там спать! А я тут пока за фейерверк поработаю, ракет немец оставил еще много. Пусть не переживают – в другую сторону шарашить стану. Каждые тридцать секунд по ракете буду давать, считайте, чтобы вас не подсветить! С десяток брошу – и хорош! Никонову пусть скажут – догоню, пущай саперов подхватит и топает быстрее.

Вот так!

Ребята особо не рассусоливали, спеленали немца (унтер оказался, точно прокатит идея с «языком»), да прямо через бруствер его и перевалили. И правильно, второй пулемет у фрицев левее стоит, метров сто отсюда, не засекут парней.

Первую ракету я запустил в сторону от места предполагаемого залегания саперов, не дураки ведь там подобрались, должны сообразить, что уже уползать оттуда можно, успокоился пулеметчик.

Вторая пошла… третья… тихо. Нет выстрелов, ничего не заподозрили немцы.

Ф-ф-ф-у-у-у… аж вспотел.

Сейчас бы водки глотнуть. Не любитель я этого дела, но в такой обстановке даже трезвенники завзятые и те выпьют.

– Итак, товарищ старший лейтенант, что у вас такого срочного произошло? – Майор Федоткин ополоснул лицо водой, прогоняя сон.

– На наши позиции вышли два бойца из взвода старшины Красовского.

– Так… – Майор присел на табуретку и застегнул воротник гимнастерки: – Вышли. Двое бойцов. Понятно. И что же эти бойцы?

– При пересечении нейтральной полосы приданные разведроте саперы были обнаружены противником. Подсвечены ракетами и залегли. Дальнейшее их продвижение было невозможным, там все простреливается насквозь из пулеметов.

– Умеете вы обрадовать… – покачал головою штабной гость. – Но, я так понимаю, что это еще не все новости?

– Вы правы, товарищ майор, не все. Старшина Красовский принял решение отвлечь немцев и совместно с этими бойцами организовал нападение на пулеметный расчет противника. Собственноручно уничтожил трех немецких солдат, а унтер-офицера взял живым. Перешедшие линию фронта бойцы привели его с собой. Только он квелый какой-то, видать, сильно досталось при задержании.

– Совсем весело… Да фрицы же сейчас только что на уши не встанут!

– Старшина таким образом смог предотвратить обстрел залегших саперов! Ведь именно эти самые немцы и пускали ракеты. А так, со слов Красовского, у немцев будет понятное объяснение – пулеметчики что-то заметили на нейтралке. И это была та самая группа разведчиков, которая их потом и атаковала. Вполне ведь разведчики могли имитировать какую-то активность для отвлечения внимания, ведь так?

– Ну… – поджал губы майор. – Может быть, может быть…

– Зато, товарищ майор, – торопливо продолжил ротный, – саперы прошли беспрепятственно! А у немцев теперь есть логическое объяснение всему произошедшему!

– Хрен его знает, что теперь там, у немцев, есть… – пробурчал Федоткин. – Стрельбы там не было?

– Пока тихо.

– Хм! Пока… Ладно, старший лейтенант, садись, покумекаем. Распорядись, пусть нам чаю организуют, сон, как я понимаю, коту под хвост пошел.

Когда ротный вернулся в избу, штабной уже сидел у стола, просматривая какие-то бумаги. Не прерывая своего занятия, он только головою повел, указывая гостю на табурет.

– Вот что, старшой… Я тут на досуге полистал личное дело твоего старшины. Ты-то сам как его оцениваешь?

– Хороший боец, злой. Умелый командир. Своему месту вполне соответствует.

– Ну еще бы он не соответствовал! Старшина этот, как я погляжу, и в тылу немецком наколобродил – будь здоров! Да и последний ваш бой… По совокупности – уже и младшего лейтенанта давать можно, должность соответствует. Да и не только…

– Но ведь мост-то сожгли…

– Так и не Красовский же его оборонял! На своем месте он все правильно организовать сумел. Вот только, как я посмотрю, у него привычка все самому делать, в одиночку. Как-то это странно выглядит, не находишь?

– Старшина просто очень быстрый, не каждый боец за ним поспевает.

– Так надо ему таких же быстрых найти.

– Где, товарищ майор? У меня таких больше нет, Красовский один только и есть.

– Да? Ладно, этим я сам займусь… Разумеется, когда они все назад притопают. Тогда можно будет и насчет очередного звания подумать, если все, как надо, ребята твои там сотворят.

Стукнула дверь, и на пороге появился боец-посыльный:

– Разрешите войти?

– Что у вас? – повернулся к вошедшему майор.

– Товарищ майор, разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту?

– Обращайтесь.

– Что случилось, Городня? – спросил посыльного Горячев.

– Унтер немецкий оклемался, его сейчас Пинчук допрашивает.

– Ну-ну! И что хорошего рассказал тот унтер?

– Немцы ожидали прорыва разведгруппы. Им было приказано не открывать огня, чтобы русские не возвратились. Немедленно сообщить о появлении противника и дать точные коор… – запнулся посыльный, – кордонаты места прорыва.

– Координаты, – машинально поправил его ротный. – Это все? Немец не сказал, успели ли они сообщить об этом?

– Сказал, что направил связного в тыл. Непосредственно перед тем, как на них напали. Телефонной связи у них не было.

– Ну, если верить бойцам, что унтера привели, то связного Красовский пристукнул по дороге… – пробормотал Горячев. – Все, Городня?

– Пока все, товарищ старший лейтенант. Как что-то новое будет, Пинчук тотчас же доложит.

– Свободны! – махнул рукою майор.

Когда за посыльным закрылась дверь, оба офицера уставились друг на друга. В избе воцарилось молчание…