Сэм, опустив голову, очертил взглядом незримую линию вокруг своих башмаков.

– Я думаю, все это оттого, что Хаук прав, – сказал он просто.

– Прав? Да это же все сумасбродство какое-то!

– Что есть, то есть, однако под этим сумасбродством таится некая правда. Как в случае с папой Франциском. Началось все с величайшего, по определению Арона, в истории человечества вымогательства, но за всем этим скрывалось и что-то еще. Этот прекрасный человек, папа римский, попал в зависимость от фарисеев, больше думавших о своей власти, чем о прогрессе. Дядюшка Зио хотел раскрыть пошире двери, приотворенные Иоанном Двадцать третьим, они же пытались вновь их захлопнуть. Потому-то и сдружились так в Альпах Зио и Хаук. Потому-то и сделали то, что сделали.

– И что они сделали там, в этих Альпах?

– Сейчас узнаете, адвокат: вы спросили, и я отвечаю, но кратко. Альпы тут не имеют особого значения: это могло бы произойти и в каком-нибудь домике в Джерси-Сити[105]. Важно не это, а правда, чем и пользуется коварно Мак, коварно расставляя свои ловушки. По каким бы извилистым тропинкам ни блуждала его мысль, правда всегда, уверяю вас, оказывается каким-то образом на его стороне, и к тому же с потрясающим эффектом… По отношению к вашему народу было совершено насилие, леди, и он раздобыл то, что принято называть неопровержимыми свидетельствами преступления. Несомненно, лишь на то, чтобы добиться официального рассмотрения этих документов, могут уйти миллионы и еще большая сумма потребуется тем, кто попытается доказать их несостоятельность, но никто из нас – ни я, ни Арон и, в конечном итоге, ни вы – не сможет отрицать правомочность исходной посылки Хаука, если только имеющиеся в распоряжении генерала материалы аутентичны…

– И все же я намерена отрицать правомочность его посылки! Я не хочу, чтобы мой народ пропустили через мясорубку! Многие уже старики и еще большее число моих соплеменников в силу своей малограмотности не смогут разобраться в столь сложном вопросе. Они растеряются, их запутают, соблазнят щедрыми посулами, в итоге же их ждет печальный конец. Но это же недопустимо! Такого не должно быть!

– Все ясно, – сказал Сэм, усаживаясь на кушетке. – Пусть себе эти темнокожие и впредь наслаждаются счастьем на своих плантациях, оглашают воздух молитвенными песнопениями и погоняют мулов.

– Что вы несете? Как смеете вы говорить мне такое?

– Это не я, а вы говорите такое, индейская леди. Хотя вы и сами из них, однако занимаете в Сан-Франциско высокое служебное положение и в силу этого считаете себя вправе провозглашать, будто те, чей социальный статус значительно ниже вашего, неспособны порвать сковывающие их цепи.

– Я никогда не говорила, что они неспособны, я сказала лишь, что они не готовы! Мы строим еще одну школу, нанимаем лучших учителей, каких только можем найти, обращаемся за помощью к Корпусу мира и все большее число детей посылаем во внешний по отношению к резервации мир, чтобы они могли получить там более хорошее образование. Но жизненный уклад не изменить в мгновенье ока. Нельзя превратить лишенных гражданских прав людей в политически зрелое сообщество за месяц или два, на это требуются годы.

– Но у вас, адвокат, нет в запасе этих лет: вам придется принять решение прямо сейчас. Если мы упустим этот, хотя бы и столь слабый шанс восстановить попранную справедливость, то уже навсегда. Мак прав насчет этого. Потому-то он и принял соответствующие меры: орудия расставлены по местам и надежно укрыты, высшее командование – вне пределов досягаемости и в то же время у пульта управления.

– Что означает эта тарабарщина?

– Мне кажется, Хаук назвал бы то, о чем я сказал, чем-то вроде «ударных сил Дельты» или «броска в час ноль».

– О да, конечно! Теперь-то я поняла!

– Внезапное нападение, Ред! Без объявления войны, без малейшего упоминания о предстоящих действиях в газетах и прочих средствах массовой информации, без каких бы то ни было поверенных, уведомляющих суд о намерениях Хаука! Все быстро и без шума, как удар кинжалом…

– В общем, он собирается захватить всех врасплох, – заключила Дженнифер, начиная вникать в суть дела.

– Совершенно верно, – подтвердил Дивероу. – Но необходимо учитывать одну вещь: если даже, несмотря на всю абсурдность обстановки, сторонники рассмотрения иска получат перевес – пускай в один лишь голос, – то и в этом случае нельзя будет требовать от Верховного суда принятия окончательного решения, поскольку речь может идти только о внесении изменений в законодательные акты.

– Конгресс же, сколь бы ни оказывали на него давления, станет изучать проблему с черепашьей скоростью, – дополнила леди-юрист. – В результате ваш безумец Хаук сможет до бесконечности просидеть на жердочке, чирикая себе сколько душе угодно.

– А уопотами между тем останутся при своих интересах, – добавил Дивероу. – Это и называется тянуть время.

– Хотя может быть названо и иначе – подготовка спецрейса в ад, – развила тему Редуинг, вставая с кушетки, и, подойдя к окну, выходившему на Бостонский парк, медленно покачала головой. – Впрочем, конгрессу не придется заниматься этим делом. Члены Верховного суда бессильны будут что-либо сделать. На них, словно стая птеродактилей и прочих чудищ, налетят авантюристы от политики в роскошных лимузинах и на личных реактивных «Лирах» – и в таком числе, что у судей голова пойдет кругом… И никому – ни мне, ни кому бы то ни было еще из нас – не помешать этой вакханалии.

– К кому относится это ваше «из нас»?

– К тем – нас около дюжины, – кого совет старейшин признал в свое время «оготтова», самыми одаренными детьми. Перевод этого слова, однако, не вполне точен, поскольку оно содержит более глубокий смысл. Нам, в отличие от остальных наших сверстников, была предоставлена возможность получить хорошее образование. Жизнь у всех нас сложилась удачно, и, за исключением трех или четырех, кто не смог дождаться, когда приспособится к новым условиям и приобретет для себя «БМВ», мы стараемся держаться вместе и хоть как-то помочь своему племени. Мы делаем все, что в наших силах, но защитить своих сородичей от взирающих сверху вниз с олимпийским величием судейских чинуш нам бы ни за что не удалось.

– Мы то и дело обращаемся к греческим образам, вы не находите?

– А я и не заметила. С чего вы это взяли?

– Да сам не знаю. Наверное, где-то тут возле нас разгуливает один грек в лучшем моем пиджаке от самого Пресса… Простите, я не хотел вас перебивать.

– И все-таки перебили. А сейчас вы обдумываете, что бы такое сказать мне в ответ.

– В быстроте мышления вам не откажешь, адвокат. Я и в самом деле обдумываю кое-что, хотя не для того, чтобы сказать вам что-то в ответ, а, наоборот, чтобы спросить у вас кое о чем. Интересно, я прав, полагая, что вы главная ударная сила этой дюжины?

– Думаю, что да. Я связана с соплеменниками кое-какими обязательствами и в состоянии оказывать им помощь как юрист-консультант.

– Тогда воспользуйтесь своим особым положением, прежде чем начнется эта заварушка – если только она вообще начнется.

– Что вы имеете в виду?

– Скольким из избранных детей своего племени можете вы доверять? – ответил Сэм вопросом на вопрос.

– Ну, моему брату Чарли – конечно, когда у него в голове прояснится. И еще шестерым-семерым, которые, надеюсь, не купились на приманку вроде Алисы в Стране Чудес.

– Так вот, соберитесь-ка вместе и составьте доверительный документ, согласно которому, после того как он будет подписан всеми членами вашего совета старейшин, ни один из вопросов экономического характера, затрагивающих интересы всего племени, не может решаться никем, кроме лиц, означенных в этой бумаге в качестве поверенных.

– Но это означало бы некий тайный сговор в преддверии лишь предполагаемого нами официального рассмотрения дела, – возразила Редуинг.

– При чем тут сговор? Разве у вас нет права предпринимать любые юридические действия в пользу своего племени?