Лучшей гаванью на занзибарском побережье считается Момбас – эта бывшая португальская колония с семнадцатого века входит во владения занзибарского султана. С недавних пор там хозяйничают англичане; телеграфный кабель в Момбас протянут ещё не скоро, но вот какое-нибудь шустрое судёнышко вполне могло добежать туда, пока «Леопольдина ждала ветра, болтаясь в полосе штилей. Так от захода в Момбасу, пожалуй, лучше воздержаться – кто знает, какой приказ получил командир тамошнего британского стационера?

Итак, впереди – Дар-Эс-Салам. Его начал строить Маджид ибн Саид, предыдущий султан Занзибара – в 1862-м году, на месте жалкой рыбацкой деревушки Мзизима, знаменитой лишь тем, что мимо неё, в море, пролегала вековая торная дорога. Для начала султан заложил дворец для себя – недостроенная коробка до сих пор украшает берег. Одновременно принялись возводить и сам город, названный Дар-эс-Салам или по персидски «гавань мира». Но через несколько лет султан умер и строительство было заброшено.

Но уж очень удобным оказалось место – и в 1876-м году англичанин Уильям МакКинннон взялся за амбициозный проект. Он задумал провести от Дар-эс-Салама до озера Виктория железную дорогу, что сделало бы этот город морскими воротами всей Восточной и Центральной Африки. Увы, этой затее не суждено было осуществиться; и лишь несколько месяцев назад в эти края явился Карл Петерс – создатель Германской Восточно-Африканской компании. Открыв в городе факторию и контору компании, немец принялся работать, как одержимый – чтобы через несколько лет превратить город в административный центр колонии германская Восточная Африка. А дальше будет и строительство Центральной железной дороги, и сухой док, который сделает Дар-Эс-Салам важнейшим военным портом, и вторжение англичан в 1916-м, города во время Первой Мировой. А пока – этот населённый пункт представляет из себя скопище лачуг и пакгаузов, сгрудившихся вокруг недостроенного дворца султана Маджида ибн-Саида. Но и в этом качестве Дар-Эс-Салам вполне справляется с ролью базы, откуда начинает путь любая европейская экспедиция в Восточную Африку. Там путешественникам предстояло расставание с любезной хозяйкой яхты; дальше путь экспедиции лежал в неизвестность, через равнины Масаи, плато Серенгети, к берегам залива Спик озера Виктория. И в конечном счёте – навстречу тайне, которую скрывали в себе загадочные металлические листы Скитальцев, оставившей где-то дебрях Восточного Конго посмертный подарок жителям Земли.

– Мсье Семёнофф?

Олег Иванович обернулся. Берта. Подошла неслышно, а он, погружённый в свои мысли, ничего не заметил. Невежливо – хозяйка роскошной яхты, по своему капризу решившая подбросить подозрительных иностранцев буквально «за три моря» могла рассчитывать на большее внимание к своей персоне.

– Кхм… простите, мадемуазель, задумался. Мы все так устали от этого недельного штиля…

– Я понимаю. – мягко ответила женщина и облокотилась о фальшборт рядом с Олегом Ивановичем. – Нет-нет, мсье Семёнофф, не беспокойтесь. Я с удовольствием разделю с вами ваше уединение – если вы, конечно, не против.

«Уединение – на борту судна, где кроме них двоих, ещё полтора десятка душ? – в смятении подумал Олег Иванович. – Хотя, кто их разберёт, этих природных аристократок?»

Порой ему казалось, что Берта создаёт вокруг себя некий «хрустальный купол тишины», за тонкой плёнкой которого гаснут посторонние звуки – разумеется, из числа издаваемых человеческими существами. Те же, что порождаются природой, или неживой материей – шум волн, крики чаек, хлопанье парусов, скрип тросов бегучего такелажа проникают черех эту волшебную завесу свободно. И это лишь подчёркивает прелесть уединения с царственно-прекрасной собеседницей, хотя в полудюжине шагов беседует о чём-то с урядником Садыков, матерно отчитывает провинившегося грека Кондрат Филимоныч, или тянет бесконечные гортанные рулады рулевой-тиролец.

А запах… лаванда? Жимолость? Кто его знает… на ветру все запахи должны мгновенно улетучиваться, но, похоже, хрустальный купол удерживал и их, окутывая собеседником облаком легчайшего аромата.

«Я, кажется, теряю голову, – в замешательстве подумал Семёнов. – Что за ерунда! Мужик под пятьдесят, а тут… нет, эти сантименты надо решительно гнать от себя!»

Мысль эта оказалась такой неуместной и раздражающей, что он даже помотал в досаде головой. Берта понимающе улыбнулась.

«Она что, мысли читает? – опешил начальник экспедиции. – Нет, отставить панику, я просто раскис из-за вынужденного безделья. Вот придём в Занзибар, и там закрутится – надо будет искать лошадей, собирать караван для экспедиции, закупать припасы…»

– Я давно хотела спросить вас, мсье Олег, – голос женщины был глубоким, низким, проникновенным… – вы ведь собираетесь далее путешествовать по суше? Понимаете, я давно мечтала увидеть большие африканские озёра. Но – слабой женщине опасно пускаться в такое странствие без надёжных и, главное, отважных попутчиков… попутчика. Не так ли?

«Берта превосходно говорит по-русски. А ещё – на полудюжине европейских языков и, кажется, на фарси, или хинди… так, кажется она рассказывала? Хинди… Индия… Мата Хари тоже танцевала индийские танцы? Фу ты чёрт, что за мысли лезут в голову, в самом-то деле…»

Олег Иванович обнаружил, что мямлит в ответ – что-то про опасности пути, про малярию, племена Ньям-ньям, замеченных, как ему точно известно, в людоедстве, о невыносимых для европейской дамы условиях африканской экспедиции. В ответ Берта поведала, что во время путешествия по Австралии (Господи! Да где она только не побывала?) она пересекла пол-материка в фургоне, сплавлялась на плоту по горным речкам Новой Зеландии и даже провела три месяца на полинезийском острове в обществе аборигенов. При этих словах на лице Берты мелькнула мечтательная улыбка – и Олег Иваныч поперхнулся вопросом. В самом деле, не по своей же воле она… может, кораблекрушение?

– Я отлично стреляю, мсье Семёнов, – продолжала меж хозяйка яхты, – и пять лет назад пришла второй на Малом Дерби. Поверьте, я не буду вам обузой!

Семёнов молчал, беспомощно озираясь по сторонам. Садыков, Садыков… куда, чёрт возьми, делся поручик? Шляется не пойми где, когда начальника экспедиции бессовестно охмуряют! Но нет, хрустальный купол надёжно скрывает их двоих…

«Помощи не будет, в отчаянии подумал Семёнов. – Сейчас он откашляется, и…»

– Кхм… простите, мадемуазель Берта. Если вы настаиваете, то, конечно… должен заметить, это весьма опрометчиво с вашей…

Прохладная рука легла поверх ладони мужчины. Олег Иванович до судорог в суставах вцепился в полированное дерево фальшборта – нет, нельзя, нельзя!

– Право же, мсье Олег – Берта неожиданно заговорила капризно-шаловливым тоном, более подходящим гимназистке, нежели европейской аристократке. – Это, наконец, нелюбезно – вы могли бы, согласиться хотя бы из чувства благодарности. И, к тому же – как можно расстраивать слабую женщину?

Она оторвала ладонь от его руки и зябко повела плечами, кутаясь в лёгкую кремового цвета шаль.

«Откуда оно взялась? – мелькнула мысль. – Соткалась из вечерних сумерек? А ведь и правда, посвежело…»

– Мне что-то зябко. – заявила Берта. – если вы не против, может продолжим беседу у меня в каюте? Стюарт подаст нам лёгкий ужин – за ним и обсудим все детали подготовки к НАШЕЙ экспедиции.

«Пропал. – понял Семёнов. – Как есть пропал, и никуда теперь не денусь.

Ноги сами несли его к ступенькам, вниз, откуда чарующе пахнуло – то ли лавандой, то ли жимолостью. Хрустальный купол, на мгновение дрогнул, пропуская гортанный возглас рулевого – и снова сомкнулся, отрезая всё и вся. Только вода шуршала за бортом, да слегка подрагивали, в такт мягким ударам волн, доски обшивки.

Тишина…