Николка точно знал расстояние до баржи – вчера днём, закончив перетаскивать на «Дождь» оборудование, он опробовал на ней лазерный дальномер. Прибор доставил на «Дождь» Никонов – капитан второго ранга вчера утром явился на рейд на приданной Отряду миноноске № 141; вместе с ним пришёл пароход «Вайткуле», наскоро переоборудованный в минный транспорт. Пароход тянул на буксире барказ для постановки мин, и теперь на Транзунском рейде собрался весь «Особый отряд минного комитета»

Часа в три пополудни принялись за дело: брали засечки по створовым знакам и рыбацким лачугам. Штурман «Дождя», молоденький, похожий на девицу мичман Посьет пересчитывал показания, сверяясь с таблицами, удивляясь точности измерений.

Поупражнявшись на береговых объектах, приступили ко второму этапу. Дали сигнал на миноноску; Никонов называл ориентиры, миноноска шла от одного буя к другому, а Посьет старательно фиксировал команды, отмечая её курс. Георгий работал с дальномером, Николка репетовал команды по рации. На миноноске с рацией работал Иван; кораблик выполнял повороты и менял курс за несколько секунд до того, как сигнальщик успевал отмахать команду флажками. Никонов довольно улыбался, а Посьет недоумённо хмурился, черкая в блокноте.

Описав три широкие циркуляции, миноноска подошла к «Дождю». Это было забавное судёнышко – узкое, длинное, похожее на гоночную гребную восьмёрку. Построенная десять лет назад на Балтийском заводе, она поначалу носила имя «Коноплянка» и была вооружена шестовыми и буксируемыми минами. Но прогресс не стоит на месте – два года назад «Коноплянку» переименовали, заменив имя безликим номером и перевооружили, воткнув на судёнышко два метательных минных аппарата. Иван немало подивился, разглядывая эти творения военно-технической мысли.

Сигарообразные, двух с половиной метров в длину, метательные мины, несмотря на название, походили скорее на артиллерийские снаряды, нежели на «мины Уайтхеда» – так здесь называли торпеды. Своего двигателя у метательной мины не имелось; ее выстреливали зарядом пороха из трубы пусковой установки, после чего снаряд шёл к цели по инерции.

Чтобы ударить такой миной по вражескому кораблю, требовалось подойти к нему на сто двадцать футов, или сорок метров; начинку мины составляли полтора пуда динамита или пироксилина. Осмотрев это грозное оружие, Иван поведал товарищам, как в начале двадцатого века, при осаде далёкой китайской крепости Порт-Артур из таких вот «миномётов» русские солдаты обстреливать минами японские окопы. Николка тут же припомнил недавний рассказ Корфа: первый миномёт уже доводят до ума на Тульском оружейном заводе.

На этом гидрографические изыскания первого дня закончились. С утра машинная команда «Дождя» возилась с разборкой холодильников, матерно понося халтурщиков Балтийского завода и свою нелёгкую долю. С «Вайткуле» на минный барказ передавали конические мины Герца и тщательно укутанные мешковиной новые шаровые «якорные мины с тележкой» системы капитана Никонова. Их предстояло опробовать на следующий день, причём никоновские изделия будут ставить и с миноноски, на корме которой наскоро приспособили рельсовый слип, вмещавший три минные тележки, и с барказа, оснащённого грузовой стрелой. Промеров и прочих гидрографических работ на сегодня не предвиделось, так что мальчики, устроившись, кто где, занялись зубрёжкой – через две недели предстояли испытания по морской практике. Принимать их должен старший офицер «Дождя», тот самый мичман, что торчит сейчас на мостике, возле прикрытой парусиновым чехлом револьверной пушки.

Николка вздохнул и открыл учебник:

«Вооруженiе военныхъ судовъ», капитанъ 1 ранга К. Посьетъ. Санкт-Петербургъ, въ типографiи Морскаго кадетскаго корпуса. 1859 год.

«Интересно, а кем приходится автор нашему штурману? – лениво подумал мальчик. – Судя по году выпуска – отцом, или, может, дядей? Но как же зубрить неохота…

И с тяжким вздохом открыл раздел «Такелажныя работы»:

«… Пробу смоленаго новаго такелажа, при прiем? съ заводовъ и отъ поставщиковъ, производить посредствомъ нав?шенной тяжести на нитяхъ 6-и футовой длины и рвать ихъ порознь, д?лая для каждаго троса не мен?е 10-ти пробъ, и если таковой длины нити, или каболки № 20-го (*) выдержатъ в?съ въ сложности на каждую каболку въ тросовой работ? въ 3 пуда 30 фунтовъ, въ кабельной въ 3 пуда 20 фунтовъ, а в ликъ-тросовой № 37-го въ 2 пуда 30 фунтовъ, то таковые тросы, кабельтовы и ликъ-тросы признавать к употребленiю благонадежными…»

Свихнуться можно… а что делать?

– Так отец твой сейчас в Египте? Древности ищет?

Иван покосился на источник голоса. Справа, на песке возлегает гардемарин второго специального класса Воленька Игнациус. Голландка, вместо того, чтобы украшать торс гардемарина, снята и подсунута кулём под голову. Воленька с утра отряжён в команду для производства «работ по особому Минному комитету», а именно – фотографической съёмку минной постановки. Снимали и на видеокамеру на громоздкий, заряжаемый стеклянными пластинками фотоаппарат, с которым Воленька отлично умел обращаться. К тому же, в Морском училище он числился фельдфебелем роты, в которой состояли мальчики – так что и здесь, на практике, ему пришлось присматривать за необычными кадетами.

Чтобы не рисковать опытными «никоновскими» минами, которых имелось всего шесть штук, место выбрали недалеко от берега – там, где мелководье сменяет подходящая для минной постановки глубина. Длинная каменистая коса, та самая, на которую выскочил злосчастный «Дождь», прикрывало акваторию от волны из залива – иначе дорогущие мины могло унести в открытое море.

Никонов, смирившись с тем, что из-за «Дождя» отряду предстоит еще долго торчать на Транзунском рейде, договорился с училищным начальством, и теперь привлекал к работам гардемаринов с обсервационной лоханки. Так что училищные ялы-шестёрки с вымпелами Морского училища с утра нащупывали промерами кромку песчаной мели, за которой дно шло на глубину и обозначали её красными пробковыми буйками.

Промеры полагалось делать особым шестом, «намёткой» – крашеной футовыми отрезками в бело-красный цвет пятиметровой сосновой жердью, нижний конец которой снабжён двухдюймовой латунной трубкой для взятия проб грунта. Но гардемарины отлично обходились даже без этого нехитрого приспособления. С отмели доносились бодрые юношеские голоса:

– Капрочка, мон шер ами, извольте скинуть портки, сигать в воду и маячить!

Гардемарин Алёша Капнист[46], полуголый, в одних бязевых кальсонах, прыгал в воду и «маячил» – измерял глубину собственным телом, подавая результаты промера примерно так:

– Эй, на яле! Здесь по колено!

– Иди правее!

Через некоторое время:

– На яле! Здесь по пол-ляжки!

– Иди еще!

Наконец, раздается желательное:

– Эй, на катере! Здесь по брюхо!

С яла доносится насмешливое:

– Как вы полагаете, мон шер, брюхо нашего графочки соответствует трёхфутовой отметке?

– Нет – слышалось в ответ. – Мелковат. Пишем – «два фута и три четверти по намётке». Капочка, что встал, шагай дальше!

– Так что, Семёнов? В Египте, или где? – продолжал настаивать Воленька. – Рассказал бы, а то такая скука…

Иван перевернулся на живот.

– Отец сейчас в Александрии. Там у него знакомый, немецкий археолог – смотритель собрания тамошнего правителя.

– Хедива? – лениво осведомился Игнациус. – Это которому англичашки в запрошлый год помогли раздолбить мятежников? Вроде, «Сьюперб» с «Инвисиблем» по берегу главным калибром садили? Представляю, что осталось от этого «собрания» – после таких-то бомб…

– Да всё там цело. – отозвался Иван. – Видел я Александрию – ни одного разрушенного дома. А собрание вообще в подземелье дворца, я сам там был.

В подземелье? Настоящем? – завистливо ахнул Воленька. – А мумии видел? Высушенные, про которые в учебнике?