Йенди улыбнулся, — Вы не можете помочь мне больше, оставаясь собой, чем я могу помочь оставаясь мной.

— Тогда давайте выпьем, в этот раз за нас.

— Согласен.

Этот план был выполнен в тот же момент, что и был согласован. Пэл, осушив свой стакан, сказал, — А пока, прощайте, мой друг, так как я должен идти и позаботиться об огне.

— И пускай он будет гореть светло и жарко, — сказал Айрич.

Пэл уехал на следующее утро, тепло обняв Айрича, который вернул ему еще более теплое объятие, после чего он сел на лошадь, еще раз поклонился и повернул голову лошади от Брачингтонс-Мура. Проезжая через арку, он неслышно прошептал, — Как хорошо иметь друзей, и как редко это бывает. — Несколько часов он ехал, дав возможность своей лошади — а это была коричневая с белым кобыла крамерийской породы, и именно эту породу всегда предпочитал Айрич за ее выносливость и благородный внешний вид — идти шагом. Прошло несколько часов, и он тихонько выдохнул еще несколько слов, — Я надеюсь, что не будет необходимости убивать слишком много невинных людей.

Читателю, возможно, будет интересно узнать, что эти два утверждения, разделенные часами и милями, были, на самом деле, продуктом одной цепочки мыслей. В случае, если читатель стало интересно, каким образом можно соединить две такие далекие мысли, мы возьмем на себя смелость вторгнуться в мысли Йенди, чтобы удовлетворить любопытство читателя.

Начнем с того, что в сознание Пэла всплыли не только те воспоминания, которые он делил с Айричем, но также и с Каавреном, которому он собирался помочь, если сможет это устроить, что и вызвало первое замечание. После чего он вспомнил Тазендру, которую он всегда особенно любил, возможно из-за ее простоты, которая выгодно подчеркивала сложность его самого. Когда позади осталось несколько миль, он вспомнил множество случаев, которые случились с той блестящей четверкой, частью которой он был, и, более того, он припомнил множество проявлений взаимной дружбы, закаленной в топке совместных испытаний, и хотя эта мысль сделала его счастливым, она же и вызвала некоторую печаль, так как, хотя дружба осталась, юность, окружавшая и обогащавшая ее, ушла навсегда.

— Но, — рассуждал он дальше, — так много вещей исчезло навсегда. — «Ча», мог бы сказать мой старый друг Кааврен. Я видел, что делал трактирщик, когда должен был раздобыть лед, чтобы подать клиентам охлажденное вино. И я пересекал реки, когда в ходу были гигантские, сделанные человеком лодки, называвшиеся «баржами», нынче полностью исчезнувшие, да и вообще почти все дороги разрушены до основания. Кстати о реках, половина мостов разрушена, а оставшиеся ненадежны. Лендлорды не могут торговать один с другим, и, точно так же, купцы не в состоянии безопасно привезти крестьянину то, в чем он нуждается. И, хотя я в состоянии проезжать мимо страдающих людей, которых я не знаю, как будто ничего не произошло — действительно, я всегда находил, что мне нетрудно оставаться спокойным перед лицом тех, кому не повезло — тем не менее я видел многое, даже слишком многое со времени падения Империи, не говоря уже о Чуме, которая, похоже, возникает каждый раз, когда мы думаем, что избавились от нее. А что мы можем сделать? Такое совершенно обычное дело, как уборка мусора, проблема, которая была решена сотни тысяч лет назад, снова возникла из небытия, и каждая деревня должна решать ее заново, без всякого волшебства, и даже без возможности легко передать свое решение другим. Да и искусство врача так сильно опирается на магию, что те болезни, которые раньше лечились без малейших затруднений, нынче чаще всего смертельны, хотя и не всегда.

— Вот поэтому, — продолжал он, — мы и занялись восстановлением Империи. Или, по меньшей мере, это хорошая причина для того, чтобы сделать это, даже если это далеко не моя цель, так как я сам стремлюсь занять и сохранить достаточно важное место, с Империей или без нее. А почему я не должен? Пока заклинание Адрона не вышло из-под контроля, я упорно добивался своей цели — стать Его Доверительностью, а из этого положения я мог бы получить доступ к достаточно секретным знаниям, что помогло бы мне достичь всего, что бы я не захотел. Так как теперь всего этого не достичь, не важно, я должен добиться власти другим путем, и можно ли себе представить лучший способ, чем стать важным инструментом для построения Империи? Возможно, обо мне даже упомянут в истории, что было бы восхитительно. Не исключено, однако, что Империя будет построена на телах многих из тех, кто этого добивается. Но, тем или иным способом, если я достигну своих честолюбивых целей, и, при случае, помогу тем несчастным, которые сейчас страдают от отсутствия того, что давала им Империя, это должно быть сделано. Я надеюсь, что не будет необходимости убивать слишком много невинных людей.

Как раз в этот момент он сообразил, что находится в деревне, которую он искал, маленькой и убогой, похожей на тысячи других таких же в этой области, и тем не менее именно в этой деревне, как сообщили ему шпионы, был маленький анклав людей с Востока, которые, как и Валабары в Адриланке, жили здесь с незапамятных времен.

Не торопясь он поехал по грязной главной улице деревни, пока не оказался перед маленьким кирпичным домом в конце ее, после чего стреножил свою лошадь и постучался. Дверь открылась, и маленькая, хрупкая на вид женщина вышла наружу. Пэл не сумел угадать ее возраст, так как ее волосы были по большей части черные, а лице не было слишком морщинистым. Она боязливо посмотрел на него.

— Нет ли у вас друга, который шьет камнями? — сказал он.

Ее глаза расширились, она смутилось, но спустя несколько мгновений ответила, — Он не шьет, он вяжет крючком.

— Ну, и это достаточно хорошо.

— Пожалуйста, заходите, — сказала она.

Пэл так и сделал, но даже не потрудился снять шляпу. Без всякого предисловия он сказал, — Мне требуется заклинание.

— Не хотите ли сесть?

— Нет.

— Может быть хотите освежиться?

— Нет.

— Хорошо, какое заклинание вам нужно?

— Весьма изощренное.

— О?

— Надо поместить в голову одного человека некоторую мысль.

— Это несложно, особенно в том случае, если эта мысль не слишком отличается от его обычных мыслей.

— О, эта мысль достаточно обычна для него; на самом деле он всегда ищет что-нибудь в этом роде.

— Очень хорошо. Я могу это сделать.

Пэл вынул золотую монету и осторожно положил ее на стол. Женщина с Востока, которая не только не назвалась, но и не спросила имя Пэла, посмотрела на нее и пожала плечами. — Вы должны, — объяснила она, — дать мне имя человека, который должен получить эту мысль, и вы должны высказать мне эту мысль, причем чем больше деталей, тем лучше.

— Я так и сделаю. Я назову имя этого человека, и в точности объясню эту мысль, во всех деталях.

— Тогда вы можете сделать это прямо сейчас.

— Очень важно, — сказал Пэл, — чтобы эта мысль не только пришла ему в голову, но чтобы он даже не заподозрил, что эту мысль внушил ему кто-то другой.

— Конечно, — сказала женщина с Востока. — Он поверит, что сам додумался до нее.

Пэл кивнул. — Очень хорошо, — сказал он. — Я полагаюсь на тебя.

— Вы можете, — ответила женщина с Востока.

Примерно в трехсот десяти или в трехсот двадцати лигах на юго-запад от Горы Кана находится область, называемая Харата, имя которой происходит от слова «Хвар-итха», которое, на древнем языке, все еще имеющим хождение в Доме Дракона, означает «несколько холмов», или что-то в этом роде. Мы должны добавить, что его не нужно путать с городом Хартр, на юге, который произошел от «Хара-итха», что означает «несколько ветров».

В Харате, действительно, находятся несколько скругленных холмов, в добавление к большому числу маленьких прудов, роскошных лугов, и, тут и там, множества рощиц, а живут в ней главным образом Дзуры и Лиорны, немного случайных Тиас и, конечно, Теклы; но овец намного больше, чем всех их вместе взятых.