– Его надо найти во что бы то ни стало, – произнес Вервольф. – Нельзя допустить, чтобы он добрался до нашего товарища, ни в коем случае.

– Никуда он не денется, – убедительно проговорил Маккензен. – Рано или поздно ему придется всплыть. Тогда мы его и возьмем.

Логика и выдержка профессионального убийцы пришлись Вервольфу по душе. Он не спеша кивнул:

– Хорошо. И держитесь поближе ко мне. Устройтесь в местную гостиницу, и будем ждать. Нужно, чтобы вы всегда были у меня под рукой.

– Слушаюсь. Позвоню, как только решу вопрос с жильем. Чтобы вы знали, где меня искать.

Маккензен пожелал начальнику спокойной ночи и ушел.

На другое утро около девяти часов Миллер подошел к дому бывшего эсэсовца и нажал начищенную до блеска кнопку звонка. Дверь открыла горничная. Она проводила Миллера в гостиную и позвала хозяина.

Через десять минут туда вошел человек лет пятидесяти пяти с рыжеватыми волосами и сединой на висках, подтянутый и уверенный в себе.

Взглянув без любопытства на нежданного гостя, он сразу заметил его недорогой костюм простого работяги и спокойно спросил:

– Чем могу служить?

Гость, явно смущенный шикарной обстановкой, проговорил, запинаясь:

– Видите ли, герр доктор, я надеялся, вы мне поможете.

– Послушайте, – сказал человек «ОДЕССЫ». – Я уверен, вы знаете, что моя контора здесь неподалеку. Почему бы вам не прийти туда и не записаться ко мне на прием?

– Дело в том, что я пришел по личному вопросу. – Миллер перешел на гортанный диалект простолюдина из Бремена и Гамбурга. Он сделал вид, что растерялся, и молча вытащил из нагрудного кармана конверт. – Я привез рекомендательное письмо от человека, который и посоветовал обратиться к вам.

Адвокат ни слова не говоря взял конверт, вскрыл и быстро пробежал его взглядом. Потом нахмурился и подозрительно посмотрел на Миллера.

– Понятно, герр Кольб. Пожалуй, вам лучше сесть.

Он указал на стул, а сам уселся в кресло. Несколько минут молча разглядывал гостя и вдруг резко спросил:

– Как вы сказали, вас зовут?

– Кольб, господин.

– А имя?

– Рольф Гюнтер.

– Документы у вас какие-нибудь есть?

– Только водительские права, – быстро ответил Миллер. Адвокат протянул руку, заставил Миллера встать и положить права прямо на ладонь. Пролистав их, он взглянул на Миллера, сравнил его лицо с фотографией на правах.

– Когда вы родились? – снова столь же неожиданно спросил он.

– Родился? А-а, восемнадцатого июня, господин.

– Какого года, Кольб?

– Тысяча девятьсот двадцать пятого.

Адвокат оглядел права еще раз, вдруг встал, бросил через плечо: «Подождите здесь» – и ушел. Пройдя дом насквозь, он оказался у себя в кабинете – для клиентов туда был отдельный вход, – открыл сейф, вынул, толстую книгу.

Понаслышке он Иоахима Эберхардта знал, но никогда с ним не встречался и точно не был уверен, какой чин тот занимал в СС. Книга написанное в письме подтвердила. Эберхардт стал полковником войск СС десятого января 1945 года. Перевернув еще несколько страниц, он нашел и Кольба. Все данные о нем совпали со словами Миллера. Адвокат закрыл книгу, вернул ее на место и запер сейф. Потом возвратился в гостиную. Кольб по-прежнему ютился на краешке стула.

Адвокат вновь уселся в кресло.

– Может статься, я не смогу вам помочь. Вы это понимаете?

Миллер прикусил губу и кивнул.

– Мне больше идти некуда. Когда меня начали искать, я обратился за помощью к герру Эберхардту, а он написал письмо и отправил меня к вам, сказав, что если вы не поможете, значит, не поможет никто.

Адвокат откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок, поинтересовался:

– Почему же он мне не позвонил?

– Может, ему не хотелось говорить о таких вещах по телефону? – с надеждой в голосе предположил Миллер.

– Возможно, – отрезал адвокат, бросив на Петера презрительный взгляд. – А теперь расскажите, как случилось, что вас начали искать.

– Да, да. Так вот значит. Меня узнал один человек, а потом мне сказали, меня скоро арестуют. И я убежал. А что оставалось делать?

– Начните сначала, – вздохнул адвокат и устало спросил: – Кто узнал вас?

– Дело было в Бремене. Я там живу и работаю, то есть работал, пока все это не стряслось, у господина Эберхардта. В пекарне. Так вот, месяца четыре назад я шел по улице, и вдруг мне стало плохо. Ужасно заболел живот. И я потерял сознание. Отключился прямо на тротуаре. Меня увезли в больницу.

– В какую?

– Главный госпиталь Бремена. Там взяли анализы и сказали, что у меня рак. Рак желудка. Я уж думал, мне крышка. Но рак был в ранней стадии. Оперировать меня не стали, кололи лекарствами, и вскоре наступила, как это называется…

– Ремиссия? – подсказал адвокат.

– Вот, вот.

– Что же, вам повезло. А кто вас опознал?

– Санитар. Он был евреем и все время на меня смотрел. Как выйдет на дежурство, так и смотрит. Странно так смотрел, пристально. Я и забеспокоился. Он глядел так, будто хотел сказать: «А я тебя узнал». С месяц назад мне сказали, что меня переводят в оздоровительную клинику. Я, слава богу, застраховался на случай болезни, так что с деньгами хлопот не возникло. А перед самой выпиской вспомнил, кто такой этот санитар. Он был одним из заключенных во Флоссенбурге.

– Так вы были во Флоссенбурге? – адвокат даже привстал от изумления.

– Да, да, я только хотел вам об этом рассказать. Санитар был из тех заключенных-евреев, которых привезли, чтобы сжечь тела адмирала Канариса и других офицеров, повешенных нами за участие в заговоре против фюрера.

Адвокат впился в Миллера глазами.

– Вы были среди тех, кто казнил Канариса?

Миллер пожал плечами:

– Я руководил казнью, – признался он. – Ведь он был предатель, правда? Он хотел убить фюрера.

– Дорогой мой, – улыбнулся адвокат. – Я вас не осуждаю. Конечно, все они были изменниками. Канарис даже передавал союзникам военные тайны. Они в армии продались все, от генералов до солдат. Я просто не думал встретить человека, который их уничтожал.

– Но теперь меня разыскивает полиция, – напомнил Миллер и беспомощно улыбнулся. – Убивать евреев – это одно, и совсем другое – повесить Канариса, которого теперь считают чуть ли не героем.

– Да, конечно, – кивнул адвокат, – у вас могут быть крупные неприятности с нынешними властями в ФРГ. Но продолжайте.

– Меня перевели в клинику, и больше я того еврея не видел. А в прошлую пятницу мне туда кто-то позвонил. Я думал, это из пекарни, но он не представился. Просто сказал, что по долгу службы узнал, как на меня донесли этим свиньям в Людвигсбурге. И приказ о моем аресте уже подписан.

Адвокат понимающе кивнул.

– Это, наверное, был один из наших друзей в бременской полиции. И что вы предприняли?

– Убежал, а что еще? Быстренько выписался из больницы. Я просто не знал, что делать. Домой не пошел, побоялся, что там меня уже ищут. Даже «фольксваген» свой бросил. Потом мне пришла в голову мысль сходить к герру Эберхардту. Адрес его я нашел в телефонной книге. Он радушно меня встретил. Сказал, что уезжает с фрау Эберхардт на следующий день в круиз, но все равно попытается помочь. Написал это письмо и послал меня к вам.

– Почему вы решили обратиться именно к господину Эберхардту?

– Я точно не знал, кем он был в войну, но он всегда очень хорошо ко мне относился. А два года назад мы в пекарне отмечали какой-то праздник. Все немного выпили, и я пошел в туалет. Там стоял герр Эберхардт и пел. Он пел «Хорста Весселя». Я начал ему подпевать. Так мы и допели ее до конца прямо в туалете. Потом он хлопнул меня по плечу и сказал: «Никому ни слова, Кольб». Я не вспоминал о том случае, пока не попал в беду. Тогда-то я и подумал, а что если он тоже был в СС? И пошел просить у него помощи.

– Как фамилия санитара-еврея?

– Гартштейн.

– А название оздоровительной клиники, куда вас перевели?

– «Аркадия» в Дельменхорсте, под самым Бременом.