Винцер добился перевода в Третье отделение. Он заполнил бланк прошения для получения паспорта на новое имя Мольдерса, почерком главы Второго отделения написал положительную резолюцию. Потом пошел во Второе отделение, взял девятнадцать накопившихся за день «разрешенных» прошений, вложил между ними свое и принес их начальнику. Тот пересчитал прошения, вынул из сейфа двадцать чистых паспортов и отдал Винцеру. Клаус заполнил их и девятнадцать отдал просителям, а двадцатый положил в карман. В тот же вечер он передал его Мольдерсу, а взамен получил бриллиантовое ожерелье. Так Клаус Винцер нашел новую кормушку.

В мае 1949 года была основана ФРГ, и паспортный стол передали правительству земли Нижняя Саксония. Клиентов у Винцера больше не было, да он в них и не нуждался. Каждую неделю, запасшись купленным у фотографа портретом в фас какого-нибудь никому не известного человека, он заполнял прошение, прикладывал к нему снимок, подделывал резолюцию начальника Второго отделения и шел к своему шефу получать бланки паспортов. «Лишние» он прикарманивал. Кроме этого, Винцеру нужна была официальная печать. Украсть ее значило навлечь подозрения, поэтому он однажды взял ее на ночь и к утру изготовил превосходный дубликат.

За шестьдесят недель Винцер обзавелся шестьюдесятью паспортами и попросил отставки. Краснея, он выслушал благодарность начальства за хорошую работу, уехал из Ганновера, продал ожерелье и открыл небольшую печатню в Оснабрюке.

Если бы Мольдерс держал язык за зубами, Винцер никогда не связался бы с «Одессой». Но, приехав в Мадрид, Герберт разболтал дружкам, что знает человека, способного выхлопотать западногерманский паспорт любому, кто попросит.

В пятидесятом году к Винцеру в Оснабрюк приехал «друг». Клаусу ничего не оставалось, кроме как принять его предложение. И с тех пор, если человек «ОДЕССЫ» попадал в беду, Винцер снабжал его новым паспортом.

Система была чрезвычайно надежна. Винцеру нужно было лишь знать возраст человека и иметь его фото. Копии хранившихся в Ганновере прошений, написанных в свое время Винцером для получения чистых паспортов, Клаус хранил у себя. Он брал бланк паспорта, вписывал в него из такой копии вымышленное имя, фамилию, дату и место рождения, ставил печать паспортного стола Нижней Саксонии. Получателю оставалось лишь расписаться в паспорте своей новой фамилией. Продлить паспорт тоже было несложно. Следовало лишь зайти в паспортный стол любой земли, кроме Нижней Саксонии. И паспортист, скажем в Баварии, звонил в Ганновер с вопросом: «Был ли в сорок девятом году вами выдан Вальтеру Гуману, родившемуся тогда-то и там-то, паспорт номер такой-то?» В Ганновере другой паспортист, порывшись в архивах, отвечал утвердительно. Клерк из Баварии, уверенный, что паспорт настоящий, продлевал его.

Конечно, стоило сравнить приложенную к прошению фотографию со снимком на паспорте, и обман сразу же раскрылся бы. Но бюрократы больше полагаются на правильно составленные документы и совпадающие номера, чем на портретное сходство.

Словом, в 1964 году из шестидесяти паспортов Винцера сорок восемь перекочевало к бывшим эсэсовцам. Но хитрый Клаус решил обезопасить и себя. Понимая, что в один прекрасный день «ОДЕССА», возможно, пожелает избавиться как от его услуг, так и от него самого, он завел досье, куда вклеивал копии каждой присланной ему для паспорта фотографии, под которой писал новое имя, адрес и номер нового паспорта. Это досье было пожизненной страховкой Клауса. Один экземпляр хранился у него дома, а второй – у адвоката в Цюрихе. Если бы «ОДЕССА» начала угрожать Винцеру, он рассказал бы фашистам о досье и предупредил, что запросто может отправить его властям. А те сравнят фотографии со снимками разыскиваемых военных преступников и по номерам паспортов быстро их разыщут. Так Винцер думал оградить себя от неприятностей.

Таков был человек, который сидел, не спеша пил кофе с бутербродом, просматривая первую страницу «Оснабрюк цайтунг», когда зазвонил телефон. Зазвучавший из трубки голос сначала приказал, а потом стал успокаивать: «Не подумайте, что в этом виноваты мы, – заверял Вервольф. – Все дело в журналисте. Меня предупредили, что он направляется к вам. За ним следует наш человек и не позже чем через сутки все уладит. Но вы должны немедленно уехать».

Через полчаса перепуганный Клаус собрал чемодан, бросил нерешительный взгляд на сейф, где хранилось досье, решил, что оно не понадобится, и объяснил ошеломленной домработнице Барбаре, что на работу не пойдет, а на несколько дней уедет в Баварские Альпы подышать свежим воздухом.

Барбара стояла на пороге, провожала «опель-кадет» Винцера изумленным взглядом. В десять минут десятого Клаус доехал до развилки в шести километрах западнее города, где шоссе вливается в автобан. В тот самый миг, когда «кадет» выезжал на автостраду, на нее свернул, направляясь в Оснабрюк, черный «ягуар» Миллера.

Миллер остановил машину у бензозаправки на Заар-плац, что на западном въезде в Оснабрюк, и вышел. Мышцы ныли, шея затекла, во рту стоял поганый привкус выпитого с Байером вина.

– Залейте в бак «супер», – сказал он заправщику и спросил: – Телефон здесь есть?

– На углу.

По пути Миллер заметил кофейный автомат, купил стаканчик обжигающего напитка и взял с собой в будку. Пролистав лежавшую там телефонную книгу, он нашел в ней нескольких Винцеров, лишь одного Клауса, его рабочий и домашний телефоны. Взглянув на часы, Миллер позвонил в печатню. Ответил, видимо, дежурный.

– Извините, его нет. Обычно он приходит к девяти. Скоро, думаю, будет. Перезвоните через полчаса.

Миллер поблагодарил его и подумал, не позвонить ли Винцеру домой, но решил, что не стоит. Лучше сразу заехать. Петер запомнил указанный в книге адрес и вышел из будки.

Дом печатника был ухоженный, да и все окружение говорило, что здесь жили те, кто в деньгах не нуждался. Миллер оставил «ягуар» у аллеи и подошел к парадному.

Домработница, открывшая дверь, была красивой, совсем молоденькой девушкой. Она широко улыбнулась Миллеру.

– Доброе утро, – сказал Петер. – Мне бы хотелось видеть господина Винцера.

– А он уехал, – вздохнула девушка. – Вы с ним на двадцать минут разминулись.

– Как жаль. А я надеялся застать его до того, как он уедет на службу.

– Он не на службу поехал. Он уехал отдыхать.

– Отдыхать? – Миллер унял поднимавшуюся внутри волну страха. – Странное время он выбрал. Кроме того, – быстро присочинил журналист, – мы договаривались встретиться именно сегодня.

– Как нехорошо получилось. – Девушка явно встревожилась. – Он уехал так неожиданно. Ему позвонили, он поднялся на второй этаж и сказал: «Барбара – это меня так зовут – Барбара, я уезжаю в отпуск в Австрию. Вернусь через неделю». Я и не знала, что он собирался в отпуск. Он попросил меня позвонить в печатню и сказать, что его неделю не будет. И сразу уехал. Очень все это на него не похоже. Он обычно такой тихоня.

Теряя последнюю надежду, Миллер спросил:

– А он не сказал, куда именно поедет?

– Нет. Только пробормотал что-то об Австрийских Альпах.

– Значит, адреса он не оставил и связаться с ним нельзя?

– В том-то и загвоздка, что не оставил. Как же без него печатня будет работать? Я туда только что звонила, и там очень озабочены его поспешным отъездом.

Миллер быстро прикинул в уме. Винцер отбыл полчаса назад. За это время можно проехать километров сорок. Значит, раньше чем через два часа его даже на «ягуаре» не догнать. А за два часа Винцер может уехать куда угодно. К тому же Миллер совершенно не был уверен, что Клаус двинулся на юг, в Австрию.

– Тогда нельзя ли поговорить с фрау Винцер? – спросил Петер.

– Ее нет и никогда не было, – усмехнулась Барбара и лукаво посмотрела на журналиста. – Вы что, совсем господина Клауса не знаете?

– Нет, мы с ним никогда не встречались.

– Он холостяк. Очень хороший человек, но женщинами не интересуется.

– Значит, он живет один?