– Аллилуйя, – закончил Джерри, глубоко вздохнув. Неторопливо прошествовав к столу, он взял шариковую ручку с обгрызенным концом, еще мокрую от зубов Стаббса, и, не глядя на ее владельца не просмотрев формулировок контракта, неторопливым царственным жестом в конце последней страницы, ухмыляясь, начертал свою подпись. В эту самую минуту девушка в джинсах весьма бесцеремонно распахнула дверь и вывалила на стол кипу свежих гранок, как будто ее специально прислали для того, чтобы прервать происходившее священнодействие с контрактом. Зазвонили телефоны – возможно, они звонили уже давно. Девушка вышла из комнаты, нелепо балансируя в туфлях на платформе; чья-то незнакомая голова заглянула в дверь и прокричала: «К старику на утреннюю молитву, Стаббси» Тут же появился кто-то из младших сотрудников, и уже через минуту Джерри под его руководством начал обход отделов, в которых должен показаться новоиспеченный корреспондент: административный, международный, отдел редакционных статей, бухгалтерия, отдел хроники, спортивный, отдел путешествий и отдел этих ужасных женских журналов. Провожатым был бородатый выпускник колледжа лет двадцати, и Джерри на протяжении всего ритуала называл его Седриком. Покинув здание редакции, он остановился на тротуаре, слегка покачиваясь с пятки на носок и обратно, как будто был пьян или только что пережил хорошую встряску и еще не оправился.
– Потрясающе, – проговорил он достаточно громко, так чтобы услышали и оглянулись проходившие мимо девушки. – Отлично. Великолепно. Замечательно. Неподражаемо. – С этими словами Уэстерби нырнул в ближайшее питейное заведение, где стойку бара подпирали несколько видавших виды журналистов – главным образом из братии, пишущей о вопросах промышленности и политики, хваставшиеся друг перед другом, как их статья едва не стала гвоздем пятой полосы.
– Уэстерби! Это же сам граф, собственной персоной! Смотрите, это же его костюм! А в костюме – маленький графинчик – кто бы мог подумать!
Джерри оставался там, пока не подошло назначенное время. Пил очень умеренно, потому что хотел сохранить ясную голову для прогулки в парке с Джорджем Смайли.
В каждом закрытом сообществе есть свой узкий и широкий круг. Джерри принадлежал к широкому. Ему никогда бы не могло прийти в голову, что когда-нибудь он сможет «прогуляться по парку» или, если не употреблять профессионального жаргона, тайно встретиться со Смайли. Джерри назвал это, если бы ему когда-нибудь вздумалось – Боже упаси! – выразить словами то, что составляло большую и главную часть его судьбы – перенестись в другую жизнь, где живет и действует его второе, лучшее "я". Перед этим он должен был немного побродить по городу, взяв за точку отсчета какое-нибудь заранее условленное место, обычно не слишком людное, например Ковент Гарден, а потом появиться на месте за несколько минут до шести. Джерри полагал, что за это время довольно поредевшая команда «уличных художников» Цирка имела возможность хорошенько понаблюдать за ним и убедиться, что все чисто и «хвоста» нет. В первый вечер он должен был прийти к выходу на набережную из станции метро «Чаринг-Кросс» – это было место, где всегда много народу и сутолока и где всегда происходят какие-то заминки с транспортом. В последний вечер пунктом назначения была автобусная остановка на южной стороне Пикадилли, там, где начинается Грин-парк (Парк в Лондоне, тянется вдоль улицы Пикадилли). На эту остановку приходило много автобусов разных маршрутов. Встреч было четыре. Две в Лондоне и две – в «яслях». Совещания в Саррате являлись чисто рабочими – обязательное в таких случаях совершенствование профессиональных навыков – процедура, которую периодически проходили все оперативные сотрудники. Требовалось запомнить большое количество информации – телефонные номера, пароли, правила конспиративных встреч, условные фразы, открытый код обычных незашифрованных сообщений, запасные варианты и порядок действий в чрезвычайных обстоятельствах (которые, как хотелось надеяться, возможно, никогда не наступят). У Джерри была цепкая память на факты, и «инквизиторы», устроив ему экзамен, остались довольны. Кроме того, ему пришлось восстановить технику рукопашного боя, в результате чего на спине появились кровоподтеки от слишком частых падений на старенькие изношенные маты.
Встреч в Лондоне было две: очень короткий инструктаж и очень короткое прощание.
Его доставляли туда на машине, и каждый раз свидание обставлялось no-разному. У Грин-парка паролем служил пластиковый пакет из магазина «Фортнум энд Мейсон» (Универмаг в Лондоне, рассчитанный на богатых покупателей. "Часовая башня здания парламента в Лондоне). А на набережной он держал в руке старый номер журнала «Тайм», на обложке которого (по воле случая) была запечатлена весьма упитанная физиономия председателя Мао, и красная рамка, и подписи под фотографией в косых лучах заходящего солнца резко выделялись на белом фоне обложки. Часы на Биг Бене пробили шесть, Джерри сосчитал удары. Согласно правилам, такие встречи ни в коем случае не назначались на ровный час, четверть или половину, а только в промежутки между ними, потому что считается, что это не так бросается в глаза.
Шесть часов осенью… Колдовской час, когда запах залитых дождями и засыпанных опавшими листьями крикетных полей Англии стелется над водой, смешиваясь с клочьями тумана, плывущего в сумерки над рекой. Джерри коротал время, пребывая в приятном состоянии, близком к трансу, бездумно впитывая все эти ароматы и почему-то сильно прищурив левый глаз.
Заскрежетав тормозами, автофургон остановился около Уэстерби. Это оказался видавший виды зеленый «бедфорд» с лестницей на крыше и надписью на боку: «Строительная фирма Харриса». Старая колымага, со стальными ставнями на окнах, Долго служившая верой и правдой в качестве машины наблюдения, теперь находилась на заслуженном отдыхе. Увидев, как подъехал фургон. Джерри направился к нему. Шофер, угрюмый молодой парень с заячьей губой, высунул в открытое окно голову с коротко стриженными волосами.
– А где же Уилф? – грубо и требовательно спросил он. – Мне сказали, что с тобой будет Уилф.
– Придется довольствоваться одним мной, – с обидой отозвался Джерри. – Уилф сегодня работает в другом месте.
Открыв заднюю дверцу, он забрался внутрь и захлопнул дверь: сиденье впереди, рядом с шофером, было умышленно заложено листами фанеры, и там для него места не было.
За всю дорогу они не вымолвили ни слова.
В былые времена водителями в Цирке работали в большинстве своем сержанты – нормальные ребята, с которыми Джерри всегда мог перемолвиться парой слов. Теперь все было иначе. Когда он ездил в Саррат, процедура была почти точь-в-точь такая же, только ехать по довольно ухабистой дороге нужно было чуть ли не сутки. Если везло и шофер не забывал бросить в заднюю часть фургона подушку, Джерри (даже после этой езды по ухабам) сохранял способность сидеть. Кабина водителя была отгорожена от места где, согнувшись, устраивался Джерри. Единственное, что он мог делать, так это смотреть наружу, подпрыгивая и скользя взад-вперед на деревянной скамье. И то мир был виден сквозь небольшие зазоры по краям стальных створок, закрывавших окна, поэтому окружающее выглядело, в лучшем случае, фрагментарно. Несмотря на это, Джерри довольно быстро по отдельным приметам начал узнавать места, по которым они проезжали.
Они миновали старые, давно отслужившие свое заводы, производящие гнетущее впечатление и похожие на плохо выкрашенные кинотеатры двадцатых годов; кирпичное здание придорожной закусочной с красной неоновой вывеской «Обслуживаем свадьбы». Острее всего сказалось впечатление того первого – и последнего – вечера в Цирке. Когда он приблизился к легендарным и таким знакомым башенкам, его охватило чувство, смутно похожее на благоговение, как бывало абсолютно всегда при приближении к этому дому: «Вот этому-то мы и служим». Сначала он увидел красную кирпичную стену, потом – черные стволы платанов, потом – разноцветные огни. Ворота распахнулись, фургон въехал во двор и резко, с глухим стуком, остановился. Кто-то открыл дверцы, в ту же минуту он услышал звук закрывающихся ворот, и мужчина громко прокричал, словно старшина в армии:
