С каких пор моя квартира превратилась в проходной двор?

— Бабуль, ты кто такая и что происходит?

Меня начало немного потряхивать от происходящего вокруг беспредела. Мало того, что я не помнила, чем банкет закончился, так ещё и встать не могу, чтоб разогнать этот бедлам.

— Ох, горюшко ты моя, сиротинушка-бесприданница. Забыла что ль? Вот ведь беда, какая.

Ну, это она зря. Я хоть и сиротинушка, но не бесприданница и на память отнюдь не жалуюсь. Раньше так точно.

— Бабуль, где я? — настойчиво повторила интересующий меня вопрос.

Что-то мне подсказывает, до дома я всё-таки не доехала.

— У меня, в моей хатёнке, — с тяжёлым вздохом сдалась старушка.

А я с облегчением выдохнула. Уже лучше. Я всё-таки нормальная и мир вроде как не сошёл с ума. Теперь выяснить, как вообще я умудрилась здесь оказаться?

— А зачем я у тебя? И как попала?

— Так… хозяин приказал… выпороть тебя за проказу, — залепетала она.

Вот опять! Ведь вроде начала понимать, а теперь снова какая-то ерунда. Какое, блин, выпороть? И что значит, хозяин?

— М-м-м?! — слов нет.

— Да и перестарались, — продолжила бабушка, а потом выдала такое, что у меня чуть новый взрыв мозга не произошёл: — Ты ж хоть и пухленькая, а такая слабенькая.

Кто… пухленькая? Я?! Да ни в жизнь! Я даже в карапузьем возрасте была худосочной тростинкой! Может старушка забыла очки надеть?

Хотя это её проблемы, а меня в первую очередь должно волновать другое. Например: мир и, правда, сошёл с ума?!

Так, спокойно, вернёмся к тому, что сейчас я нахожусь у некой пожилой женщины в какой-то там хатёнке.

— Бабуль, а сколько я здесь?

— Так дней пять уже.

Пять?!

Забыв обо всём, я резко дёрнулась, на что спина отозвалась новой порцией боли.

— М-м-м… почему так больно?

Такое чувство, что меня и, правда, пороли, содрав кожу до самого мяса.

Не-е-е, ну бред же!

— Тихо, тихо, милая, ты ж только сегодня поутру оклемалась, — рядом торопливо запричитали и погладили по голове. — Думала, не выкарабкаешься.

Так может я в больнице?

А мужик тогда? А старушка? Они не похожи на врачей, может только на пациентов, но явно не из травматологии, а скорее из психиатрии.

— А почему я глаза открыть не могу?

Ладно, может авария была — тело вполне подтверждало такую возможность, но глаза?

— Это всё хозяин, — грустно произнесла бабушка и снова погладила по волосам. — После порки ты долго не двигалась, и хозяин решил, что ты притворяешься, вот и приказал напустить пчёл. И пока разобрались, что к чему, так тебя покусали… маленько.

Ничего себе маленько!

Так. Стоп. Что за новая порция бреда?

И тут я всё поняла…

Нет никакого хозяина, и порки не было, тем более пчёл. Меня просто перепутали отделениями! Вместо травматологии в психиатрию засунули.

Фух, вот и объяснение. Сразу стало легче дышать. Пусть авария, лишь бы ноги-руки двигались, зато теперь разобралась.

Только не ясно, где моя подруга? И хоть какой-то медперсонал? А то страшновато находиться в палате, куда психи имеют свободный доступ. Пусть старушка и не буйная, но мало ли — мужик тот вернётся, например. Или ещё кто.

— Бабуль, а ты можешь медсестру позвать? Мне кое-что у неё спросить надо.

— А кто это? — удивилась старушка.

Пришлось терпеливо объяснять:

— Это такая женщина в белом халате, которая должна была за мной ухаживать.

— Так я тебя выхаживала, — пробормотала она. — Все пять дней подле была. Спину твою как могла травками промывала, только глазки не трогала. Ждала, пока очнёшься.

Маленький червячок сомнения начал подтачивать мою замечательную теорию о случившемся. Что-то тут не сходится.

А если немного подыграть и прикрыться амнезией?

— Бабуль, а я ничего не помню. И имя своё забыла.

— Ох, ты ж горюшко моё! — по второму кругу запричитала старушка. — Хронюшка ты, дитятко. Хроня Коровина.

Мать моя женщина… Хроня… Коровина…

— Коровина значит… — ошарашено повторила за бабулей.

Не-е-е, она точно больная на голову, разве можно кого-нибудь так назвать?

— Неужели не вспомнила? — удивилась она. — В коровнике тебя нашли совсем махонькой, прямо рядом с нашей Пятуней. Кто ты и откуда не ведаю. Да и не разговаривала ты тогда. Помнишь, девонька?

Сердце оборвалось от нехорошего предчувствия.

— Нет, бабуль, не помню, — прошептала убито, пытаясь унять сумасшедший пульс и звон в ушах.

Она говорила так уверенно, что все мои сомнения взыграли с новой силой — случилось что-то ужасное и очень-очень страшное.

Где же я?! Кто же я?!

Почему называют другим именем? Откуда взялся хозяин, словно я крестьянка крепостная? Как посмели меня избивать?

Я ещё не сошла с ума и помню, что зовут меня Самойлова Яна, а не Хроня Коровина, что мне двадцать восемь лет и на дитятку точно не тяну. И хозяина у меня нет, даже в переносном смысле, потому что уволилась вчера с работы.

А ещё я стройная, яркая и симпатичная брюнетка и назвать меня коровой и окороком копчёным мог бы только идиот или завистница. И нет у меня знакомых бабушек, у которых могла бы сейчас находиться. Да и на больницу это не тянет, потому что как бы наших врачей не ругали, но пинать пациентов по рёбрам они точно бы не стали.

Вот и выходит — это не больница и не сон, потому что до сих пор чувствую, как голова ноет и тело ломит, будто по нему стадо бегемотов прошлось. И всё по спине. Сначала в одну сторону, а затем обратно. И не единожды.

Так, где же я и кто?

— Давай-ка дитятко, отварчику попей. Да примочки на глазки пора накладывать.

И я противиться не стала. Пациент она психиатрического отделения или нет, но мне надо было время, чтобы прийти в себя. О том, что и я возможно не в своём уме думать не хотелось.

Следующие полчаса старушка надо мной охала и ахала, а я отважно глотала горький отвар и терпела горячие и холодные примочки, потому что и правда становилось легче.

А ещё мне до жути хотелось посмотреться в зеркало, чтобы убедиться в реальности происходящего. У меня отняли самое главное в моей жизни — имя, но отнять моё тело не может никто!

Через пару часов я уже худо-бедно моргала глазами и с замиранием сердца огляделась вокруг.

Маленькая комнатка была вся завешана пучками трав, а через небольшое оконце, закрытое ставнями, проникали редкие лучи солнца, давая немного света. Стол, печка, широкая лавка с жёстким матрасом, на котором лежала я, да сухонькая старушка, сидевшая на табурете рядом с моим изголовьем. У неё было морщинистое лицо, но такое светлое и доброе, что в душе потеплело.

— Спасибо, бабуль, тебе огромное. За заботу твою. — Срывающимся голосом проговорила я. Пусть я не понимала, что творится вокруг, но отблагодарила бабушку от всего сердца. Если бы не её забота, смогла бы я выжить? — Бабуль, мне бы очень хотелось в зеркало посмотреться. Желательно в большое.

— Да где я тебе такое возьму? — всплеснула она руками. — Чай не в хозяйском доме живу.

— Ну, хоть ма-а-аленькое, — жалостливо протянула я.

— Вот неугомонная! Что ты там не видела?

— Пожа-а-алуйста, — пришлось умоляюще складывать бровки домиком.

Я всем нутром чувствовала, что моя привычная и уютная жизнь сейчас на бешеной скорости летела в тартарары. И чувствовала жизненную необходимость посмотреться в зеркало и от того, что там увижу, будет завесить моё дальнейшее будущее.

— Ох, дитятко, дитятко.

Старушка, тихо бурча себе под нос, полезла в сундук, который стоял возле печки. Через пару минут я осторожно взяла в руки протянутое маленькое овальное зеркальце и медленно, с опаской приблизила к своему лицу, уже заранее догадываясь, что там увижу. Вернее, что там НЕ увижу…

О, май гад! О! Май! Гад!

— Спасибо…

Трясущимися руками вернула зеркальце и закрыла глаза. Надо было успокоиться и подумать.

Не зря тот гад назвал меня окороком и коровой. Даже то, что меня хорошенько покусали пчёлы, не скрывало тот факт, что моё лицо… как бы сказать поласковей? — похоже на оладушек. Такой хороший, сдобный оладушек. А руки на булочки. Такие хорошие и сдобные булочки. А тело…