Она поднялась, пошла к двери, сняла с вешалки сумочку.
Все это время я следил за воронкой. Ничего не происходило, мой приход не вызвал усиления инферно, но и ослабить его не смог…
– Антон…– Голос шел сквозь сумрак, и я узнал Ольгу. – Антон, воронка уменьшилась на три сантиметра. Ты где-то сделал правильный ход. Думай, Антон.
Верный ход? Когда? Я ведь ничего не совершил, просто нашел повод для визита!
– Антон, у вас еще остался омез?– Светлана, присевшая за стол, посмотрела на меня. Заправляя рубашку, я кивнул:
– Да, несколько капсул.
– Сейчас придете домой, выпьете одну. А завтра купите еще. Будете пить две недели, перед сном.
Светлана явно была из тех врачей, что верят в таблетки. Меня это не смущало, я тоже в них верил. Мы, Иные, испытываем перед наукой иррациональный трепет даже в тех случаях, когда достаточно элементарного магического воздействия, тянемся за анальгином или антибиотиками.
– Светлана… простите, что спрашиваю. – Я виновато отвел глаза. – У вас неприятности?
– С чего вы взяли, Антон? – Она не перестала писать и даже не взглянула на меня. Но напряглась.
– Мне так кажется. Вас кто-то обидел?
Девушка отложила ручку, посмотрела на меня – с любопытством и легкой симпатией.
– Нет, Антон. Что вы. Это зима, наверное. Слишком долгая зима.
Она натянуто улыбнулась, и воронка инферно качнулась над ней, хищно повела черенком…
– Небо серое, мир серый. И делать ничего не хочется… все смысл утратило. Устала я, Антон. Вот весна наступит – все пройдет.
– У вас депрессия, Светлана, – ляпнул я, прежде чем сообразил, что вытянул диагноз из ее же памяти. Но девушка не обратила на это внимания.
– Наверное. Ничего, вот солнышко выглянет… Спасибо, что беспокоитесь, Антон.
На этот раз улыбка была более искренняя, хотя все равно вымученная.
Сквозь сумрак раздался шепот Ольги:
– Антон, минус десять сантиметров! Воронка приседает! Антон, аналитики работают, продолжай общение!
Что я делаю правильно?
Этот вопрос – он пострашнее, чем «что я делаю неправильно». Если ты ошибаешься – достаточно резко сменить линию поведения. Вот если попал в цель, сам того не понимая, – кричи караул. Тяжело быть плохим стрелком, случайно угодившим в яблочко, пытающимся вспомнить движение рук и прищур глаз, силу пальца, давящего спуск… и не признавая, что пулю направил в цель порыв безалаберного ветра.
Я поймал себя на том, что сижу и смотрю на Светлану. А она на меня, молча, серьезно.
– Простите, – сказал я. – Светлана, простите, ради Бога. Ввалился вечером, лезу не в свое дело…
– Ничего. Мне даже приятно, Антон. Хотите, я напою вас чаем?
– Минус двадцать сантиметров, Антон! Соглашайся!
Даже эти сантиметры, на которые уменьшается вихрь обезумевшего инферно, подарок судьбы. Это человеческие жизни. Десятки или даже сотни жизней, вырванные у неминуемой катастрофы. Не знаю, как это происходит, но я повышаю сопротивляемость Светланы к инферно. И воронка начинает таять.
– Спасибо, Светлана. С удовольствием.
Девушка встала, пошла на кухню. Я – следом. В чем же дело?
– Антон, готов предварительный анализ…
Мне показалось, что в прикрытом шторами окне мелькнул белый птичий силуэт – пронесся вдоль стены, следуя за Светланой.
– Игнат работал согласно общей схеме. Комплименты, интерес, обожание, влюбленность. Это ей нравилось, но вызвало рост воронки. Антон, ты идешь другим путем – сочувствие. Причем сочувствие бездеятельное.
Рекомендаций не последовало, значит, никаких выводов аналитики еще не сделали. Но по крайней мере я знал, как мне поступать дальше. Грустно смотреть, сочувственно улыбаться, пить чай и говорить: «У тебя усталые глаза, Света…»
Мы ведь перейдем на «ты», верно? Обязательно перейдем. Не сомневаюсь.
– Антон?
Я слишком долго на нее смотрел. Светлана застыла у плиты с тяжелым, матовым от водяной мороси чайником. Не то чтобы она испугалась, это чувство уже было ей недоступно, выпито черной воронкой дочиста. Скорее девушка смутилась.
– Что-то не так?
– Да. Мне неудобно, Светлана. Явился среди ночи, вывалил свои жалобы и еще остался чаевничать…
– Антон, я вас прошу остаться. Знаете, такой странный день выдался, что быть одной… Давайте, это будет моим гонораром за прием? То, что вы посидите и поговорите со мной, – торопливо уточнила Светлана.
Я кивнул. Любое слово могло стать ошибкой.
– Воронка снизилась еще на пятнадцать сантиметров. Антон, ты выбрал верную тактику!
Да ничего я не выбирал, как они не понимают, аналитики фиговые! Я воспользовался способностями Иного, чтобы войти в чужой дом, влез в чужую память, чтобы продлить свое пребывание там… а теперь просто плыву по течению.
И надеюсь, что река вынесет меня туда, куда надо.
– Хотите варенье, Антон?
– Да…
Безумное чаепитие. Куда там Кэрроллу! Самые безумные чаепития творятся не в кроличьей норе, за столом с безумным шляпником, ореховой соней и мартовским зайцем. Маленькая кухня маленькой квартиры, утренний чай, долитый кипяточком, малиновое варенье из трехлитровой банки – вот она, сцена, на которой непризнанные актеры играют настоящие безумные чаепития. Здесь, и только здесь говорят слова, которые иначе не скажут никогда. Здесь жестом фокусника извлекают из темноты маленькие гнусные тайны, достают из буфета фамильные скелеты, находят в сахарнице пригоршню-другую цианистого калия. И никогда не найдется повода встать и уйти, потому что тебе вовремя подольют чая, предложат варенья и пододвинут поближе открытую сахарницу…
– Антон, я вас уже год знаю…
Тень – короткая тень растерянности в глазах девушки. Память услужливо заполняет провалы, память подсовывает объяснения, почему я, такой симпатичный и хороший человек, остаюсь для нее лишь пациентом.
– Пусть только по работе, но сейчас… Мне почему-то хочется с вами поговорить… как с соседом. Как с другом. Ничего?
– Конечно, Света.
Благодарная улыбка. Мое имя трудно сократить до уменьшительного, Антошка – это уже перебор, слишком широкий шаг.
– Спасибо, Антон. Знаешь… я и впрямь сама не своя. Уже дня три.
Конечно. Трудно оставаться собой, когда над тобой занесен меч Немезиды. Ослепшей, рассвирепевшей, вышедшей из-под власти мертвых богов Немезиды…
– Вот сегодня… да ладно…
Она хотела мне рассказать про Игната. Она не понимает, что с ней происходило, почему случайное знакомство едва не дошло до постели. Ей кажется, что она сходит с ума. Всем людям, попавшим в сферу деятельности Иных, приходит подобная мысль.
– Светлана, может быть, вы… может быть, ты с кем-то поссорилась?
Это грубый ход. Но я спешу, спешу, сам не понимая почему. Воронка пока стабильна и даже имеет тенденцию к снижению. Но я спешу.
– Почему ты так думаешь?
Светлана не удивлена и не считает вопрос слишком уж личным. Я пожимаю плечами и пытаюсь объяснить:
– У меня так часто бывает.
– Нет, Антон. Ни с кем я не ссорилась. Не с кем, да и незачем. Во мне самой что-то…
Ты не права, девочка. Ты даже не представляешь, насколько не права. Над тобой висит черная воронка таких размеров, что возникают раз в столетие. И это значит, что кто-то ненавидит тебя с такой силой, какая редко отпущена человеку… или Иному.
– Наверное, надо отдохнуть, – предположил я. – Куда-нибудь уехать… в глушь…
Я сказал это и вдруг подумал, что решение проблемы есть. Пусть неполное, пусть по-прежнему смертельное для самой Светланы. В глушь. В тайгу, в тундру, на Северный полюс. И там произойдет извержение вулкана, упадет астероид или крылатая ракета с ядерными боеголовками. Инферно прорвется, но пострадает лишь сама Светлана.
Как хорошо, что подобное решение для нас столь же невозможно, как предложенное Темным магом убийство.
– О чем думаешь, Антон?
– Света, что у тебя случилось?
– Антон, слишком резко! Уводи разговор, Антон!