– Рискуя прослыть тупицей, я все же хочу, чтобы мне объяснили, кто такая Бьянка Капелло! – заявила маркиза, выпив последний глоток шампанского и поставив на стол пустой бокал. – Вот уже два дня эта особа разгуливает по моему дому, и никто даже и не думает представить ее мне! – добавила она жалобно.

– Неужели мы не знаем Бьянку Капелло? – вознегодовала шокированная Мари-Анжелин.

– Ну и что? Почему я должна ее знать? Вы вообразили, План-Крепен, будто я веду учет всех потаскух Франции, Наварры и даже других стран, поскольку одна из них завещала мне этот особняк? У меня нет ваших энциклопедических познаний! И я вовсе не Пико делла Мирандола в юбке! – воскликнула мадам де Сомьер, слегка разгорячившись.

– Как можно поминать Пико делла Мирандола и не знать Бьянку Капелло? – вздохнула старая дева, возведя глаза к небу.

– Они же не были супругами, насколько я знаю? И если судить по крохам, подобранным мною то здесь то там, они даже не были современниками! Эпоха Ренессанса обнимает несколько столетий, так что не говорите глупостей! И налейте мне еще немного шампанского!

От Альдо не ускользнул печальный взгляд, брошенный старой дамой на пустой бокал, и он поторопился наполнить его вновь. Было пять часов вечера, и тетушка Амели, которая ненавидела чай – этот отвар! – отмечала по-своему британский five o’clock, совершая возлияния в честь «Дом Периньон».

– Спасибо, мой мальчик! Ты возьмешь на себя труд просветить меня?

– Пусть лучше это сделает Лиза, – ответил он, с нежностью взглянув на жену. – Она знает Венецию и ее призраки гораздо лучше меня, и если дом Морозини будет когда-нибудь уничтожен неким катаклизмом, она будет иметь большой успех в роли лектора и гида!

– Но ведь я ненавижу лекции! – вздохнула молодая женщина. – Либо лектор невыносимо скучен, либо тема! Кстати, от еще одной порции шампанского я бы тоже не отказалась.

– Порядочные лекторы пьют только воду!

– И зря. Быть может, их бы слушали с большим интересом, однако, чтобы доставить удовольствие тете Амели, я приступаю: в ночь на двадцать девятое ноября тысяча пятьсот шестьдесят третьего года...

– Ты даже точную дату знаешь? – с искренним восхищением произнес Альдо.

– Если ты будешь прерывать меня, мы не управимся и за неделю! Итак, я повторяю: в ночь на двадцать девятое ноября тысяча пятьсот шестьдесят третьего года двое влюбленных бежали из Венеции на лодке, которая обычно доставляла в город провизию. Оба совершенно обессилели от страха, ибо в случае поимки их, скорее всего, ожидала неминуемая смерть, по крайней мере юношу, сына флорентийского нотариуса и скромного служащего банка Сальвиати, где он проходил обучение. Девушка же принадлежала к одному из самых могущественных патрицианских семейств Гримальди-Капелло. Она считалась также самой красивой девственницей Венеции, и ее уже обручили с сыном дожа Приули. Ей было шестнадцать лет, и ее звали Бьянка.

– Полагаю, юноша тоже был хорош собой? – промурлыкала тетушка Амели.

– Достаточно, чтобы соблазнить ослепительное создание, предмет грез доброй половины мужчин. Ибо она была еще и богата: обстоятельство, не ускользнувшее от внимания похитителя, Пьетро Буэнавентури, который подучил ее захватить с собой драгоценности и немного золота, да и сам залез в кассу своего нанимателя с целью покрыть первые расходы. В общем, так рисковать – а риск был огромен! – можно было только по очень веской причине! Но предприятие завершилось успешно: они высадились на берег недалеко от Падуи, где наняли лошадей, чтобы добраться до Флоренции... где Бьянка пережила первое разочарование: семья Буэнавентури занимала на площади Сен-Марко узкое высокое здание с двумя окнами на втором этаже, сравнивать которое с дворцом ее отца было бы просто смехотворно. Но любовь их была крепка...

Альдо расхохотался:

– Ах, как мне нравится этот поэтический оборот и эта изящная лаконичность! Тебе следовало бы писать, сердце мое! Предвещаю тебе триумфальный успех.

– Рассказывай сам или помолчи! – парировала Лиза и тут же вернулась к своему рассказу: – Бьянка между тем смертельно скучала, ибо всех развлечений у нее было – разглядывать прохожих из окна и изредка под густой вуалью посещать службу в монастыре Сан-Марко, где, впрочем, один из священников благословил ее брак с Пьетро в часовне, божественно расписанной великим Фра Анжелико. Покидать дом она не могла, ибо в Венеции бегство ее привело к ужасной драме: были обнаружены лодочники, нанятые Пьетро. Их подвергли пытке, а затем казнили вместе с женами. Дядя юноши, старый Буэнавентури, у которого он жил, также попал в руки палачей и вскоре умер, прикованный цепью к стене каземата. Совет Десяти послал самых ловких своих сбиров во Флоренцию с целью схватить виновных и доставить в Венецию, где им пришлось бы дорого заплатить за свое преступление.

Пьетро до смерти перепугался и, чтобы обезопасить себя, а также своих родных – весьма недовольных этим безумным браком, за который больше всего укоряла его мать, – решил добиться покровительства Франческо Медичи, сына и наследника великого герцога Козимо I. Расчет был довольно подлым, ибо все знали, что Франческо обожает женщин и готов ринуться на завоевание любой красотки. Если Бьянка понравится ему, не только молодой чете будет обеспечена защита, но и Пьетро получит существенные выгоды, ведь будущий правитель Флоренции славился своей щедростью...

– Фу! Какой мерзкий тип! – проворчала маркиза.

– Согласна с вами, Пьетро был абсолютным ничтожеством, если не считать внешности. Однако он добился полного успеха. Франческо Медичи принял его весьма радушно и даже с некоторым нетерпением: те редкие люди, которым удавалось рассмотреть юную затворницу с пьяцца Сан-Марко, рассказывали о ней чудеса. И, поскольку прежде всего нужно было устроить так, чтобы герцог увидел Бьянку, решили, что в условленный момент молодая женщина выглянет из окна, чтобы подышать свежим воздухом. Риск казался минимальным: Франческо распорядился, что его вооруженные слуги уже с вечера взяли под охрану дом. В назначенное время он стал прогуливаться под окнами Бьянки и смог разглядеть ее во всем блеске расцветшей красоты, ибо она только что произвела на свет дочь. Франческо загорелся мгновенно, ведь Бьянка действительно была очень красива со своими темными глазами, контрастирующими со светлыми волосами, а черты ее лица отличались необыкновенной тонкостью и чистотой. Герцог полюбил ее страстно и стал думать лишь о том, кто мог бы устроить ему встречу с ней...

Лиза на секунду умолкла, чтобы смочить губы искристым вином, отхлебнула глоток и продолжила:

– Эту приятную обязанность взяла на себя одна знатная дама, маркиза де Мондрагон. Она завязала знакомство с Бьянкой и увлекла в свой дом, где по счастливой случайности часто бывал Франческо. Встреча состоялась, и молодая женщина легко ответила взаимностью на чувства герцога. Надо сказать, что в свои двадцать три года Франческо был весьма соблазнителен, хотя симпатий особых не вызывал. От матери, Элеоноры Толедской, он унаследовал элегантную внешность, правильные черты лица и, главное, красивые глаза, зато от отца, страшного Козимо I, – тяжелый характер, природную жестокость, доходившую порой до настоящего зверства, неистовую гордыню и ярко выраженное пристрастие к слабому полу. К несчастью, сын был лишен как отцовского холодного и ясного ума, так и вкуса к политике. Как бы там ни было, между ним и Бьянкой молния ударила дважды, с той и другой стороны, а через несколько дней, когда муж своевременно отлучился в деревню, Франческо явился в дом на пьяцца Сан-Марко и овладел своей красавицей. Вскоре их связь стала публичной. Тогда в дело вмешался Козимо I: его ничуть не тревожило, что сын обзавелся очередной любовницей, но пробираться к ней приходилось через ночной город, что было небезопасно. К тому же он хотел женить Франческо на эрцгерцогине Иоганне Австрийской.

– И в заключение он посоветовал разорвать связь? – вмешалась маркиза, слушавшая историю Бьянки с упоением. – Это классика!