– Ну, разумеется, дружище, – сказал Альдо, стиснув зубы, чтобы сдержать нарастающий гнев. – И даже после! Каждому свои проблемы, каждому свой путь! Прекрасная мысль!

Повернувшись к двери, он распахнул ее настежь, показывая тем самым, что беседа окончена. Задетый за живое, Видаль-Пеликорн не двинулся с места.

– Я надеялся, что ты поймешь, – сказал он со вздохом, а потом направился к выходу. – Ты очень изменился, Морозини!

– Изменился? Я всегда был безнадежным идиотом! Неужели ты этого не знал?

Едва Адальбер вышел, Альдо с треском захлопнул за ним дверь и, схватив подвернувшуюся под руку пепельницу, швырнул ее об стену. Этим он немного облегчил душу, но одновременно ему захотелось плакать. Ведь Адальбер пришел лишь затем, чтобы приказать ему держаться подальше от своей драгоценной Алисы! Альдо мгновенно возненавидел эту шлюху, которой удалось поколебать дружбу, выкованную, как он думал, на века! Это было невероятно! Непостижимо! Главное же, очень неприятно, и Альдо, потерявший аппетит при одной мысли, что ему придется сидеть за одним столом с женщиной, похитившей часть – и не самую худшую – его самого, решил обойтись без обеда. Наверняка многие последуют его примеру, поскольку погода не улучшилась. Ветер, налетевший из Исландии, встряхивал Северную Атлантику и одновременно судно, несмотря на все усилия конструкторов сделать его более устойчивым.[24] Альдо, всегда любивший шторм, до которого, впрочем, дело еще не дошло, подумал, что рокот бурных волн лучше согласуется с его настроением, чем светские разговоры или ватное безмолвие каюты. Надев непромокаемый плащ, он направился на корму – туда, где вздымалось древко трехцветного флага, и облокотился о перила как раз над глубокой длинной бороздой, постепенно закручивающейся в бант, который быстро исчезал в серо-зеленых, с бахромой белой пены, волнах. Вдалеке океан устилали полосы еще разрываемого ветром тумана, пока не загустевшего до зловещего «морского пюре», но и этого оказалось достаточно, чтобы Альдо ощутил, как в нем усиливается гнетущее чувство одиночества. Холод не давал ему вдохнуть полной грудью влажный соленый воздух. За его спиной было пустое пространство: обеда и морской болезни хватило, чтобы на палубах никого не осталось. Он видел только французский флаг, отяжелевший от влаги, и катапульту с гидросамолетом наверху, которая словно бы принадлежала к иному миру, как и отдаленный шум двигателей. И неумолимо расширялась водная гладь между ним и уже далекой Европой, между ним и всем, что он любил.

Внезапно его всегда настороженный слух подал ему сигнал о том, что кто-то приближается к нему легкой, быстрой, осторожной поступью, едва слышной благодаря обуви на резиновой подошве. Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть того, кто показался ему матросом гигантского роста с темным лицом. В ту же секунду незнакомец, сжимавший в правой руке нож, бросился на него.

Отпрянув в сторону движением, достойным матадора, на которого мчится бык, Альдо сумел избежать смертельного удара, но не соприкосновения с мускулистым телом, источавшим запах пота, мокрой шерсти и еще какой-то аромат, чей характер он надеялся определить позднее, если сумеет выйти живым из этой передряги. Пока же ему пришлось полностью сосредоточиться на вынужденной схватке, которая вполне могла оказаться очень короткой. Помимо ножа, нападавший обладал недюжинной силой, и его целью было убийство. Не соглашаясь с ним в этом пункте, Альдо защищался, однако, несмотря на бицепсы, накачанные благодаря постоянным занятиям боксом, борьбой, фехтованием и плаванием, понимал, что будет очень трудно вырваться из рук столь мощного противника. Оба они уже катались по палубе, и незнакомец, отбросив нож, сдавил пальцами горло Морозини, который почувствовал себя, словно в тисках. Он задыхался...

С энергией отчаяния Альдо попытался освободиться от навалившегося на него тяжелого тела, от стиснувших пылающее горло рук, однако он заметно уступал противнику в весе, и силы его неумолимо таяли. Он понял, что сейчас умрет здесь, в самый разгар дня, на набитом людьми пароходе, и через мгновение убийце останется только выкинуть его тело за борт, навсегда вычеркнув из списка живых. Словно в фильме, крутившемся с бешеной скоростью, он увидел Лизу, детей, свою прошлую жизнь, мать... Но внезапно услышал у самого уха крик боли, и пригвоздившая его к земле тяжесть словно испарилась. В ушах у него гудело, перед глазами прыгали черные точки: он уловил запах духов, почувствовал, как чьи-то руки быстро срывают галстук, расстегивают воротник и начинают мягко массировать онемевшее горло. Подняв наконец веки, он разглядел черты лица, большой алый рот.

– Ну, кажется, я подоспела вовремя! – послышалось контральто баронессы Полины. – Вот что, попробуйте глотнуть несколько капель моего эликсира!

И осторожно приподняв ему голову, она поднесла к его губам дорожную серебряную фляжку, в которой оказался напиток, обжегший ему рот и пищевод. Из глаз у него полились слезы, он закашлялся, но сумел сесть:

– Что это такое?

– Смесь моего изготовления: треть джина, треть виски и треть кальвадоса. Правда, эффективно? Я всегда держу ее при себе на случай упадка сил. Теперь попробуйте встать! Я помогу вам...

Это оказалось нелегко. Пароход проходил через зону сильного волнения, но, ухватившись за перила и руку Полины, необычно сильной для женщины, Альдо сумел вернуть себе вертикальное положение.

– Спасибо, баронесса! Вы гораздо сильнее, чем могло бы показаться...

– Я же скульптор. Материалы, которые я использую, намного тяжелее полотна художника, и мне очень трудно сохранять руки в пристойном виде, однако у каждой медали имеется своя оборотная сторона. Как вы себя чувствуете?

– Лучше благодаря вам! Я обязан вам жизнью, но как вы сумели справиться с убийцей?

Полина фон Этценберг подняла свою эбеновую трость с рукоятью из слоновой кости, походившей на эфес, которая, собственно, и оказалась чем-то вроде шпаги, ибо в ножнах из черного дерева находился короткий и тонкий клинок.

– Я всадила это ему в спину, однако, похоже, угодила в ребро, потому что лезвие согнулось, а негодяй не только не рухнул, но бросился наутек, как заяц. Простите, что я не бросилась за ним: мне нужно было заняться вами. Вы меня страшно перепугали!

– А уж сам я как перепугался! – произнес Альдо. – Но каким чудом вы здесь оказались? И с какой целью?

– Очень просто: я искала вас. Вас не было в каюте, не было в столовой или в баре, однако где-то вы должны были находиться, а я заметила, что вы любите дышать свежим воздухом. Ну, а теперь пойдем к капитану! – добавила она, протянув ему руку.

– Зачем? Вы же не думаете, что напавший на меня человек состоит членом экипажа?

– Почему бы и нет? Разве не мог убийца затеряться среди стольких людей, обслуживающих корабль?

– Конечно, нет. Помимо того, что Компания нанимает только тщательно проверенных матросов и стюардов, среди них мало кто пользуется туалетной водой «Ветиве де Герлен». Убийца раздобыл где-то форменную одежду, каким образом, одному богу известно, но, можете мне поверить, это был пассажир. Так что незачем досаждать нашему капитану и посвящать его в эту историю!

– Но по какой же причине вас пытались убить? Это означает, что у вас на борту есть враги, иначе нападение лишено смысла...

– Враги на борту? Я ничего об этом не знаю. Однако при моей профессии они появляются неизбежно. Но вы-то сами! Как случилось, что вы гуляете с таким оружием в руках?

– В артистическом квартале, где я живу, женщине, которая любит выходить одна, лучше иметь при себе средства защиты. Впрочем, я далеко не всегда беру с собой трость. Сейчас пришлось, поскольку море слегка волнуется и раскачивает пароход, а мне совсем не улыбается растянуться на глазах целой толпы глупых снобов. Счастливая случайность, род вдохновения. Разве нет?