Одному Господу ведомо, как неприятно звучало это «разве что...»! Его похититель не был идиотом и наверняка принял меры, чтобы избежать вопросов и объяснений... Да и отправился он на рандеву с Хилари, отказавшись от встречи с Риччи, который теперь мог разыгрывать оскорбленную невинность. Тем более что ему не приходилось опасаться местных властей, ведь шериф Моррис сидел у него в кармане! Если вдуматься, ключевой фигурой в деле, несомненно, была Хилари...

Альдо дошел в своих размышлениях до этого пункта, когда вновь появились двое из его похитителей. Один был тем гигантом, что нес его, второй, очевидно, был главным. В руках он держал блокнот и ручку, которые протянул узнику.

– Мы не хотим, чтобы ваши друзья слишком из-за вас переживали, поэтому вы сейчас напишете им пару слов, – произнес он тягучим голосом.

Альдо передернул плечами:

– Полагаю, вы шутите?

– О нет! Шутить я просто не умею.

Бросив взгляд на тяжелую физиономию с холодными глазами, Морозини сразу поверил этим словам.

– Тем хуже, – сказал он. – Впрочем, значения это не имеет. Я не стану писать.

– Ошибаетесь! Пройдите сюда!

Его вывели из каземата, снова защелкнув на запястьях наручники, и потащили в соседнюю галерею, где обнаружилась точная копия его собственного каземата. С той разницей, что на таком же матрасе, как у него, сидела связанная женщина с кляпом во рту. Это была Бетти Баскомб. Услышав их шаги, она подняла голову и открыла глаза, в которых Альдо не увидел страха – одну только бессильную ярость.

– Вы ее узнаете? Вас видели, когда вы разговаривали с ней...

– Это так, но что она делает здесь?

– Она обнаружила вход в наше подземелье, и мы позволили ей рассмотреть его поближе.

– Что вы собираетесь с ней сделать?

– Убить, разумеется, но чуть позже. Патрон думает, что она может оказать нам некоторые услуги. К примеру, сейчас она заставит вас выполнить нашу просьбу.

– Если она в любом случае обречена, не имеет значения, соглашусь я или нет...

– Для нее имеет! Потому что, если вы не сделаете того, что вам сказали, я всажу в нее пулю. Так, чтобы ей было больно, но чтобы она не сразу сдохла. Ну, скажем, в живот? Если вам хочется слушать ее вопли в течение долгих часов...

В его словах нельзя было усомниться. Несомненно, он был из тех, кто любит мучить других... С болью в сердце Альдо капитулировал:

– Что надо написать?

– Вам скажут.

Его вновь отвели в камеру и дали листок бумаги, на котором приказали написать следующее: «Не беспокойтесь. Мне действительно нужна помощь, и я отправляюсь за ней в Нью-Йорк. Скоро вернусь. А.».

Не тратя времени на бесполезные протесты, он написал то, что ему продиктовали, на листке из блокнота, который вложил в конверт, где вывел имя и теперешний адрес Адальбера, а затем передал его своему тюремщику. Однако это было не последнее требование.

– А теперь раздевайтесь!

– Что?

– Раздевайтесь и поживее! Наденете вот это.

«Это» оказалось синим комбинезоном механика, к счастью, довольно чистым. Нетрудно было догадаться, зачем понадобилась его одежда: кто-нибудь наденет ее, добавив оставленную в грузовичке шляпу, и на глазах у всех сядет на паром. Но делать было нечего – Альдо подчинился.

– Вам следовало бы погладить мои брюки, – насмешливо посоветовал он. – Они слегка помялись, а если вам понадобится перешить их, обратитесь к моему портному: Невил Аткинс, Сэвилл-Роу,[45] Лондон.

– Не беспокойтесь, вам вернут ваши вещи, когда вы станете трупом.

– Что ж, тем лучше! Мы, Морозини, всегда заботились о том, чтобы выглядеть достойно.

– Так и будет! И хватит болтать! Постарайтесь поспать! На сегодня все закончено! Завтра вам принесут поесть.

– Только завтра? Я никому бы не порекомендовал ваш отель!

– Хлеб свежий, вода чистая, а диета вам не повредит.

Оставшись наедине с фонарем, который, к его облегчению, оставили, он растянулся на матрасе, завернувшись в одеяло, которое показалось ему слишком тонким. После возвращения с войны он стал очень чувствителен к холоду и влажности. Этот подвал был относительно сухим, но прохладным, и синего комбинезона не хватало, чтобы согреться. С вытертым куском шерсти дело пошло лучше, и, свернувшись в клубок, он начал размышлять, стараясь отыскать хотя бы признаки надежды на благополучный исход этого приключения. Это оказалось нелегко, поскольку его противник предусмотрел, казалось бы, все. Однако Альдо не терял надежды. Адальбер, конечно же, задастся вопросом, почему лучший друг обращается к нему на «вы» и искажает благородную фамилию Пеликорнов, удвоив букву «л»!

Более или менее согревшись, он съел хлеб и выпил воду, а затем стал изучать решетку и громадный замок, с которым ничего нельзя было поделать: вместе с одеждой у него отняли бумажник, платок, швейцарский нож и портсигар. В сущности, именно о последнем он сожалел больше всего – и не потому, что это была золотая вещь с выгравированным гербом Морозини! Такую потерю он пережил бы легко, но как нужны ему были сигареты с превосходным табаком, от которых, конечно, желтели пальцы, но которые успокаивали его в тяжелую минуту и помогали размышлять. Впрочем, сейчас лучше всего было поспать – единственное разумное занятие, позволявшее хотя бы сохранить силы.

Он действительно заснул и спал так крепко, что тюремщику пришлось встряхнуть его, чтобы разбудить.

– Пейте! – проворчал тот, протянув ему чашку с чаем.

Альдо не любил ни чай, ни эту английскую манию, укоренившуюся в Соединенных Штатах, предлагать его чуть ли не насильно едва проснувшемуся человеку, однако напиток оказался горячим, сладким и, в общем, бодрящим. Затем ему вновь надели наручники и куда-то повели, не завязывая глаз. Он был доволен этим, поскольку смог убедиться, сколь велико это подземелье, растянувшееся и в длину, и в ширину. Через каждые десять метров встречались перегородки: темные помещения были забиты ящиками, бочками, различными свертками. Все свидетельствовало о том, что это крупный центр контрабандной торговли – в первую голову, спиртным, но также оружием, табаком и наркотиками. В некоторых местах запах опиума забивал все остальные. Иногда появлялась фигура в каске с электрическим фонариком, похожей на ту, что украшала голову его провожатого.

Так они шли несколько минут, пока не достигли железной винтовой лестницы, карабкающейся наверх из подобия круглого колодца, освещенного редкими электрическими лампами. Наверху провожатый Альдо сдвинул часть стены, и ошеломленному Морозини почудилось, будто он вновь оказался во Флоренции, на втором этаже – в миниатюре! – дворца Питти, в вестибюле перед анфиладой гостиных, ведущих к королевским апартаментам. Он прекрасно помнил залы Илиады, Сатурна, Юпитера, Марса, Аполлона и Венеры, украшенные коврами и картинами. Неужели их перенесли на этот американский остров? Поверить в это мог бы только сумасшедший, и нагромождение богатств могло обмануть опытный глаз эксперта лишь на секунду: все здесь было фальшивым! Ковры Сюстерманса – просто раскрашенные полотна, картины – обыкновенные копии, но тем не менее ансамбль стоил целого состояния, если, конечно, Риччи не имел в своем распоряжении целую армию рабов. Пусть даже некоторые репродукции не отличались высоким качеством, все равно эта пышность производила потрясающее впечатление, и иллюзию можно было считать вполне успешной. Тем более что везде стояла роскошная мебель, а пол устилали бесчисленные восточные ковры – и уж они-то были подлинными. Морозини казалось, что он попал в театр, созданный одержимым мегаломаном для постановки кровавых трагедий.

Риччи он увидел в зале Попугаев. За спиной миллиардера висела довольно приличная копия портрета герцогини д’Урбино работы Тициана. На стоявшем рядом с ним столике был накрыт завтрак, и привычный запах итальянского кофе пощекотал ноздри пленника. Между тем хозяин дома встал, приветствуя своего невольного гостя: