В сброшенном самолетом грузе находились орудия ремесла Ренфилда, дополнительная взрывчатка и прочее. Люсиль связалась со своим информатором в Бухаресте, и теперь, когда их снабдили всем необходимым, настало время действовать.
Их целью являлись железнодорожные линии.
ДАТА: 16 МАЯ 1941 ГОДА.
КОМУ: ОБЕРГРУППЕНФЮРЕРУ СС РЕЙНХАРДУ ГЕЙДРИХУ, РСХА.
ОТ: МАЙОРА СС ВАЛЬТРАУДА РЕЙКЕЛЯ.
КОПИЯ: ГЕНРИХУ ГИММЛЕРУ, РЕЙХСФЮРЕРУ СС.
ОТЧЕТ О ТЕКУЩЕМ ПОЛОЖЕНИИ — Брашов, Румыния.
Рад сообщить, что активность сопротивления вокруг Брашова и его окрестностей на юге Румынии снизилась. Этот спад в основном является прямым результатом жестких условий нашего управления и нескольких преподанных нами наглядных уроков, демонстрирующих наши намерения — строго и неотвратимо наказывать за любые беспорядки и мятежи.
Взято под стражу и допрошено определенное количество подозрительных лиц. Разнообразные методы допросов позволили получить ценную информацию, в том числе имена других оппозиционных активистов. Они, в свою очередь, вывели нас на еще большее число таких же террористов, и нам удалось обнаружить цепочку лиц, которые могут быть причастны к различным подрывным действиям. Таким путем мы смогли нарушить работу, если не уничтожить, три ячейки в оргструктуре террористов.
К сожалению, на данном этапе пока не удалось проследить эту цепочку до исходного источника — руководящей ячейки.
Клянусь честью, мы будем упорно их преследовать до тех пор, пока каждый террорист не окажется за решеткой и не будет наказан за свои преступления против нашего Фюрера и Рейха.
Заверяем вас также в том, что следим за всеми сообщениями, поступающими из Плоешти и других населенных пунктов, находящихся в непосредственной близости от него. Я внимательно слежу за любыми возможными беспорядками в этом районе, и в их отношении мною будут немедленно приняты меры.
В.Р.
Ойген,
[Примечание от редакции: Ойген — второе имя Рейнхарда Гейдриха]
Ты был в опере в последнее время? Культурная жизнь здесь самая жалкая, и единственная отрада для меня — это пластинки, которые ты мне присылаешь. Спасибо за статью Альфреда Розенберга и свежее издание «Новой аристократии из крови и почвы» [книга Рихарда Дарре]. У меня тут есть один многообещающий лейтенант, которому не помешает доза Дарре. Этот самый лейтенант, кроме того, неплохо владеет рапирой и шпагой, но еще более грозный противник на саблях. Он превосходно атакует, и наши с ним ежедневные встречи помогают мне поддерживать достойную форму. Его очень занимают мои рассказы о наших поединках в старые добрые времена в Киле. Конечно, эти рассказы всегда заканчиваются твоими поражениями. А ты можешь хвастаться такой же собственной ложью перед берлинскими красотками.
Я застрял здесь, в этом геморрое Европы, пытаясь распутать этот грёбаный румынский клубок. Я применяю здесь ту же старую добрую тактику «Ночи и Тумана»[24], которую мы выработали в Норвегии и Франции: все подстрекатели и нарушители спокойствия исчезают среди ночи, без всяких свидетелей, пропадая с концами в тумане войны, без вести, без всяких объяснений. И только если семье крупно повезет, возможно, родственники получат банку с их пеплом.
Я считаю, что этот румынский сброд невозможно германизировать, как бы мы ни старались. А эти местные агитаторы вызывают у меня омерзение. Они мне настолько отвратительны, что я их всех уничтожу. Румыны не солдаты, как мы; военного духа у них не больше, чем у оравы детей, играющих в индейцев и в старину Шаттерхенда[25].
Ха, я покажу им, что это вовсе не детская игра, выдуманная Фенимором Купером или Карлом Маем. Вместо этого они обнаружат, что оказались внутри кошмара, характерного скорее для Мэкена[26].
Передавай от меня мой искренний привет Лине.
Валли.
P.S. Спасибо за то, что замолвил за меня доброе словечко Гиммлеру. Может, оно станет моим билетом из этого захолустья на настоящую войну. С меня бутылка!
Ящик!
Валли.
Первая наша цель — железнодорожная перегонная станция с множеством стрелок, в пункте, который является жизненно важным местом пересечения четырех железнодорожных линий со всех четырех сторон света. Я провел краткую рекогносцировку местности у этой развязки, а затем мы приступили к подготовке.
К всеобщему нашему удивлению, включая моему собственному, Ренфилд вдруг вышел из своего сомнамбулического состояния и показал себя настоящим подрывником, которым он считался. Казалось, когда вручаешь ему взрывчатку, он вновь становится тем же самым профессионалом, каким был до несчастного случая, с ним приключившегося.
И он с готовностью делился своими знаниями и опытом со всеми, кто желал его слушать.
Вместо непристойных частушек нам выпала честь прослушать урок по взрывчатке и боеприпасам.
«Бикфордов шнур — это сердцевина, из скрученной конопли, пропитанной порохом, и покрытой водонепроницаемым материалом. Он горит с относительно постоянной скоростью в один сантиметр в секунду; таким образом, получается задержка во времени между поджогом этого шнура и воспламенением капсюля-детонатора на другом конце, но все зависит от длины вашего шнура. Имейте в виду, что он дает возможность вашему диверсанту отойти на безопасное расстояние».
Подтверждение этой лекции было продемонстрировано одной славной ночью на стрелочной станции в Брязе. Несколько фунтов гелигнита были заложены под четырьмя рельсовыми путями и еще несколько — в тщательно просчитанных точках вокруг будки, сторожившей пересечение рельс. Запал был зажжен самим сержантом, а затем он побежал, глупо хихикая, в неподалеку находившуюся канаву, в которой мы все укрылись, приговаривая нам: «Черные дела на большой дороге, да на темных перекрестках, о е».
Один за другим последовали взрывы, как из пушек, стреляющих по очереди салют. Мы увидели, как все это место заволокло плотным облаком пыли, с падающими с неба прямоугольным градом кирпичами. Когда пыль рассеялась, мы увидели, что сторожки стрелочника больше уже нет, а рельсы погнулись, скрутившись в стальной клубок.
Зрелище это стало наглядным образным воплощением сложного клубка всех моих эмоций. Милая Люси держится от меня отстраненно, и холод, который я чувствую, когда оказываюсь рядом с ней, ледяной хваткой окутывает мне сердце. Мне кажется, что она несправедливо так ко мне относится. Я отдал ей всё, свое сердце, душу. И по-прежнему люблю ее всей душой. Почему она считает, что можно со мной обращаться таким образом? Неужели я этого заслуживаю? Мой ответ: нет. Не знаю, кого винить в моих мучениях. Я проанализировал все свои отношения с Люси, каждое свое слово и поступок, с той первой минуты, как мы встретились.
И не могу, хоть убейте, найти причину ее недовольства. Исходя из этого, я вынужден прийти к выводу, что это не моя вина. Может, это влияние ее отца? Не думаю, что я ему не нравлюсь, однако нельзя отбрасывать и желание отца защитить дочь. И мне кажется, я никоим образом его не обидел ни разу. Плюс ко всему, его с нами здесь нет, и он просто не в силах на нее повлиять. Кроме того, и Люси не из тех девушек, которые бездумно выполняют приказания отца, если она с ними не согласна.
А не может ли вампир иметь какую-то власть над ней? Я же вижу, как они общаются, разговаривают друг с другом, смеются, делятся мнениями о книгах, которые он постоянно читает. Может, это он виноват в моих страданиях?
Но я воздержусь от того, чтобы голословно кого-то обвинять. Может быть, если я смогу найти причину и источник нашего отчуждения, я смогу как-то бороться с тем, что теперь является моим невидимым врагом. Врагом, которого я клянусь победить. На кону мое счастье. Моя любовь.
