Дрейк молчал. Слушал.

— Сначала я сама себе не верила, пыталась искать ответы на свои вопросы в книгах — вдруг нечто подобное где-то, когда-то происходило с кем-нибудь. Потом я испугалась. Однако через несколько дней успокоилась и решила проверить себя еще раз, понять, сумасшедшая я или нет. А когда получилось, тогда и понеслось.

Я рассказала про заставку на компьютере — пражскую площадь. О том, как после нее окончательно убедилась в существовании новых непонятных навыков. Как «прыгала» по городам, скупая в книжном открытки и календарики с изображениями интересных и привлекательных для посещения мест. Без утайки описала неудачный опыт в Нью-Йорке и удачный в Италии, Японии, Австрии. Много где.

Иногда я косилась на Дрейка, пытаясь определить по его лицу реакцию на свои слова, но это оказалось так же сложно, как определить, злится ли на тебя Джоконда, хитро улыбаясь с картины Леонардо да Винчи. Попросту невозможно.

Через какое-то время он спросил:

— Можешь ли ты переносить с собой вещи?

— Нет.

Пришлось признаться и в печальном опыте с сумочкой и пропадающих из пальцев монетках.

— Словом, пользы от моих умений мало. Ни денег с собой взять, ни кофе попить.

— Перемещения по твоему собственному миру объяснить можно, — медленно произнес Дрейк. Я уже хотела попросить, чтобы собеседник объяснил и мне тоже, ведь я-то до сих пор пребывала в неведении, но он уже продолжил фразу: — А вот как ты оказалась на Уровнях, до сих пор неясно. Это тебе не в соседний город скакнуть. — Он посмотрел на меня. В упор. На этот раз без тени раздражения, больше с интересом. — Что именно ты представила перед тем, как перенеслась сюда в первый раз?

— Парк.

Отрицательное покачивание головой.

— Этого мало. Не сработало бы.

— Деревья вокруг, спокойствие.

— Мало.

— Листья на дорожках, хороший город вокруг, без деталей, правда.

— Недостаточно.

Я расстроенно пожала плечами, напрягла память.

— Фонтан еще.

Дрейк хищно прищурился, на этот раз почти впился взглядом:

— Какой фонтан?

— Ну там фонтан был, между деревьями. Чаша старая, вода льется в маленький бассейн. На ней еще рисунок есть — орнамент цветочный.

— И ты представила этот фонтан? В деталях? — с каким-то непонятным выражением спросил Дрейк.

— Да. Очень детально.

Повисла тишина.

Собеседник отвернулся к горизонту. Вероятно, что-то понял, поскольку некоторое время вопросов не задавал. Весь погрузился в свои мысли, а я — в свои.

Неужели существует другой мир?

Я, конечно, давно поняла для себя, что человеческие возможности шире тех рамок, в которые люди себя загоняют. Но чтобы другой мир?

Город на горизонте сверкал небоскребами, где-то вдалеке гудел машинами, людской речью, разнообразными запахами и звуками, присущими любому мегаполису. Кто бы знал, что это место находится не пойми где, а сразу и не подумаешь. И верилось ли в это до конца? Я пока не знала. Не могла разобраться в спутавшихся комом, как после трехчасовой игры котенка с клубком бабушкиной пряжи, мыслях.

— А речь? — Я не удержалась и отвлекла представителя Комиссии. — Почему я ее понимаю? Не сразу, правда, будто с задержкой сначала.

Мужчина в форме, вопреки моим опасениям, не рыкнул, ответил, все еще пребывая в размышлениях:

— Здесь очень много людей из разных миров. Мы ввели единую речь, ее понимают все, кто пересекает границу.

— Ясно, — тихонько ответила я, опасливо поглядывая на хищный профиль, уже зная, каких реакций можно ждать от этого человека, если что-то сказать неверно.

Хотя надо признаться, что его профиль в эту минуту не выглядел таким уж хищным. Властным — да. Жестким — тоже. Будто человек глубоко задумался.

Вернулось ощущение из сна.

О том, что он знает много. Очень много. Недаром его глаза — два тоннеля, ведущие в бесконечную глубину Галактики. Теперь я поняла свои ощущения во сне той ночью, — правда. Если кто и сможет дать ответы на мои вопросы, так только Дрейк.

Но как попросить об этом? Как объяснить, что мне важно узнать больше?

Наверное, у многих жажда знаний. Но это не значит, что до каждого снизойдут.

Пока я барахталась в океане надежд и сомнений, прозвучал новый вопрос:

— Кто еще знает про твои способности?

— Никто.

— Мне нужна правда. В данном случае — обязательно.

Я обиделась:

— У вас же в голове сканер встроен для определения лжи, посмотрите сами. Никто не знает!

Он внимательно посмотрел на меня. Опять возникло ощущение, что меня разложили, как шкатулку, выдвинули все ящички и отделения. Была у меня такая в детстве.

— Как получилось, что прошел почти месяц, а ты никому ничего не сказала?

— А кому сказать? Подружек близких нет. Мама решит, что я головой от одиночества тронулась, объяснит для себя это как-нибудь, конечно, чтобы дочь не корить. Бабушка вообще креститься начнет, упомяни я ей про такое. Коллегам? Докторам? Психиатрам? Кому говорить-то?

— А как получилось, что ты начала представлять тот фонтан? Зачем?

Я замолчала. Понурилась.

Не рассказывать же ему, в самом деле, про тот день. Замученного детьми Мишку, деньги на операцию, бабушку едва живую.

Но я зря недооценила проницательность собеседника.

— Тебя толкнуло что-то на это? Стресс? Горе? Были какие-то сильные эмоции? Ты от чего-то пыталась сбежать? От жизни?

Я упрямо поджала губы.

Потом кивнула.

— Ясно, — только и обронил он.

— Таких совпадений один на миллиард.

Дрейк расхаживал по кабинету, куда вернулся для разговора с коллегой, оставив девушку греться под солнцем на крыше.

Кабинет, вроде бы прежний, теперь преобразился до неузнаваемости, на стене развернулись экраны, уже закончившие просчеты вероятностных совпадений на основе данных, внесенных в базу минутой ранее.

На столе, что еще недавно пустовал, теперь перед Джоном Сиблингом стоял компьютер. На мониторе застыло изображение паркового фонтана: сверху чаша, украшенная цветочным орнаментом, внизу маленький бассейн.

Джон, как и Дрейк, размышлял над услышанным. Нет, он не присутствовал при разговоре на крыше, но представителям Комиссии были доступны более широкие опции получения информации, нежели личное присутствие, поэтому Сиблинг знал детали.

Зашуршал серебристый рукав, когда он повернулся и посмотрел на широкий продолговатый экран, усыпанный цифрами.

— Значит, можно не бояться, что другие придут тем же путем.

— Не придут. Вероятность почти нулевая, сам видишь, — ответил Дрейк. — Эта девчонка не просто не использовала порталы или настроенные каналы, она работала напрямую с материей, не подозревая об этом.

— Угу.

Дрейк указал пальцем в угол экрана, качая головой:

— Вот тебе и то самое совпадение, вероятность которого невероятно низка. Я не верю, что кто-то или что-то извне помогло ей увидеть именно эту картинку.

Джон усмехнулся и потер светлую щетину на подбородке.

— Все-таки почему, представив фонтан, она оказалась не в одном из городов своего мира, а переместилась сюда?

— Потому что в точности такого фонтана в ее мире не нашлось. Но нашелся в ближайшем — нашем. Сюда ее и перекинуло. Не представляй она столько деталей, Вселенная воспроизвела бы для нее любой фонтан с подходящей окружающей средой. Но девчонке для чего-то понадобилось воображать детали, сосредоточиваться на них, скрупулезно рассматривая цветочный орнамент на чаше. Поскольку таких объектов в ее мире не создано, ее закинуло к нам.

— А если бы такого объекта вообще не существовало ни в одном из миров? — нахмурил светлые брови Сиблинг. С такой ситуацией пришлось столкнуться впервые.

Дрейк повернулся к коллеге:

— Тогда Вселенной пришлось бы создавать совершенно новый объект, не существовавший ранее, но на такое силы У одного человека не хватило бы. Это точно не ее случай. — Он пожевал губами. — Не думал я, что кто-то в их мире может научиться работать с энергией. А эта сразу к материи. С места в карьер, по-другому и не скажешь. Одним требуются годы, чтобы изменить хоть одно укоренившееся в голове убеждение на новое, непривычное, а другим, видимо, достаточно одной критической ситуации, чтобы начать менять вокруг себя реальность с невероятной скоростью.