Честно говоря, я всё надеялась, что она бросит свою затею. Сомнений не было, что эти чудища способны выбираться из воды на лёд, но казалось невозможным, чтобы они могли так долго продержаться на поверхности, – и всё-таки я чувствовала по вони, что это была именно акула. Видеть я её не видела, но до меня доносился запах чего-то подводного, давным-давно умершего – смесь того, чем акула питалась в последнее время; пузыри зловонного газа поднимались из акульего желудка (желудков, насколько я знала) и расплывались вокруг таким убийственным «ароматом», что у меня слёзы на глаза навернулись.

Я двинулась по приборной панели к подставке с оружием и выбрала самый малый гарпун. В руках сидящего позади марсианина он бы показался совсем крошечным, но я еле справлялась с ним – такой он был тяжёлый. С гарпуном спрыгнула на пол и поспешно направилась к ведшему из рубки проёму, но тут услышала акулу. Она с сопением скользила по полу древнего корабля и, судя по звукам, была уже совсем рядом.

Я круто развернулась и, забравшись назад на панель, бросилась по ней вдоль стены к одному из иллюминаторов. Попыталась высадить его ударами гарпуна, но, как ни старалась, иллюминатор не поддавался. Я слышала приближающуюся акулу, и вонь уже стала невыносимой. И вот, когда мне показалось, что акула добралась до самой рубки, стекло иллюминатора поддалось моему натиску и выскочило наружу – через секунду послышался грохот: стекло разлетелось от удара о палубу. Выбросив гарпун в отверстие, я полезла наружу. Даже опустившись на вытянутых руках от края иллюминатора, потом, когда я разжала руки, пришлось пролететь ещё метра три, прежде чем я грохнулась на палубу. Подхватив гарпун, я помчалась по палубе в поисках каюты, где оставила сани и тело моего бедного папы.

Оглянувшись, я увидела, как чудовище пролезает в иллюминатор – легко, словно кусок масла. Тёмная акулья голова сжалась и, проникнув через узкое отверстие иллюминатора, снаружи снова раздулась – ряды зубов встали на места, а щупальца опять выскочили из головы. Проталкивая свою тонкую шею сквозь отверстие, она снова раздувала её снаружи – вот шея изогнулась, и светящиеся белые, похожие на фарфоровые блюдца глаза повернулись в мою сторону. И тут до меня дошло, что она никогда не остановится. На ум пришли папины слова: «Ледовая акула – это такой большой кусок слизи, но мозг у неё не больше яблока. Даже маленького яблочка, и расположено оно прямо за её глазами. И вот в нём-то заключена её главная опасность. Этот малюсенький мозг не способен рассматривать альтернативные варианты. Кстати, в этом акулы очень похожи на многих людей. Акула принимает решение и дальше следует выбранному курсу, независимо от того, разумный этот курс или нет. Она выбирает жертву и не сдаётся – либо пока не сожрёт её, либо пока жертва не сбежит от акулы».

Голова акулы плюхнулась на палубу и заелозила по ней. Проталкивая через иллюминатор остатки своего тела, снаружи акула продолжала раздуваться, и вот из её склизкого тела стали выскакивать щупальца и ножки. Пролезавшая через узенький иллюминатор туша была больше меня раз в двадцать.

На одно затянувшееся мгновение страх приковал меня к полу; затем я стряхнула оцепенение. Виной тому была вонь, ударившая мне в нос не слабее кулака. Я развернулась и кинулась по палубе прочь. За моей спиной ледовая акула взвыла до того пронзительно, что уши заболели. Я ухватилась за ручку какой-то двери. Заперто. Попробовала другие – то же самое.

В конце концов мне попалась приоткрытая дверь, но она не желала сдвигаться. Я навалилась всем своим телом (а я девочка крупная – шестьдесят с лишним килограммов на метр восемьдесят роста) – безрезультатно. Акула подбиралась всё ближе с мерзким воем. Изо всех оставшихся сил, включая и те, о существовании которых в себе я прежде и понятия не имела, я стала толкать дверь что есть мочи. Дверь поддалась, образовав щель, достаточно широкую, чтобы я могла протиснуться. На полу у двери я наткнулась на тело одного из марсиан. Много веков назад он пал на этом месте в пылу схватки – подумалось мне – с врагами, которые напали, прикончили его и всех прочих, а затем покинули судно с грузом добычи. Голова марсианина была почти полностью отделена от тела, и тёмная кровь, вытекшая на пол, успела давно превратиться в камень.

Я перескочила через тело и понеслась через залу – в ту же секунду в помещение вломилась акула. Я обернулась и увидела среди кромешной тьмы два ярко светящихся белых блюдца – то были глаза акулы, уставившиеся в мою сторону. Затем акула наклонила голову и вцепилась в тело погибшего в незапамятные времена марсианина и стала грызть, чмокая и давясь, словно индюшка кукурузой. Мелькнула мысль – как же поступила акула с найденным мной в рубке марсианином – не сожрала ли она его так же, как и этого? Но, честно говоря, судьба этих давно умерших существ была мне мало интересна. Больше меня беспокоило, удастся ли мне самой избегнуть такой участи.

Все проходы в зале были заперты, и единственным источником света были две луны, лучи которых сочились через иллюминаторы в стене по правую руку от меня. А потом зала вдруг кончилась. Широко распахнутые двери, к которым я торопилась, оказались вовсе не выходом, а всего лишь нишами в стене, разделёнными на секции наподобие пчелиных сот. Деваться мне было некуда.

Я попала в ловушку.

Невозможно описать мои чувства в ту минуту. В языке просто нет слов, которые смогли бы выразить всю ту пустоту, то отчаяние, которые охватили меня. Сказать, что я будто ухнула в разверзшуюся пропасть, – так получается, будто я куда-то скрылась с того места. Сказать, что всё вдруг обрушилось на меня, – значит, я либо погибла бы мгновенно, либо было бы за чем укрыться. Нет и нет. Я торчала всё на том же месте и полностью сознавала своё положение. Ледовая акула между тем приближалась. Я слышала, как она с хлюпаньем катится по полу, сотрясая своим воем стены корабля. Моё сердце так сильно колотилось, словно норовило выпрыгнуть наружу. Ситуация была, как говорится, пан или пропал.

Ниши были крупными, и вскарабкаться по ним было бы несложно – и вот я выбрала этот путь, хоть он никуда не вёл. Втыкая гарпун в полку над собой, я забиралась на неё, выдёргивала гарпун и продолжала подъём. Акула пожаловала, когда я уже забиралась на самую верхнюю полку. Я успела подняться как раз вовремя, чтобы подхватить гарпун и прижаться спиной к дальней стенке ниши. Рукоятку гарпуна я просунула под мышкой и крепко упёрла в стену. Я ждала появления акулы – и у меня не было ни малейшего сомнения, что при всех поразительных свойствах акульего тела она без проблем подберётся к моему уголку.

И знаете, как она приближалась ко мне?

Что твоя пуля! Вот между нами ещё лежало пустое пространство, в котором витало только дыхание акулы. Но один миг —

…и она уже передо мной.

Она со всего размаху кинулась в нишу – передо мной сверкнули челюсти и светящиеся, как налобные фонари, белые глаза! Но тут отскочила с воем, похожим на крик обжёгшейся старухи, наткнувшись на острие гарпуна. Акула стала корчиться, колотиться о стены ниш с такой силой, что до меня донёсся треск; затем её голова быстро поменяла свою форму, уменьшилась, и чудище снова метнулось в мою нишу. Я перехватила гарпун и, вспомнив папины слова про «яблочко» позади акульих глаз, стала тыкать острием в акулу в поисках этого места, снова и снова. Акулья голова снова отпрыгнула от ниши, и вокруг неё взметнулись прижатые прежде щупальца – они стали извиваться, словно змеи на голове Медузы. Акула вновь бросилась вперёд, и я с отчаянным криком сделала выпад, глубоко воткнув гарпун в голову чудовищу. Я налегла сильнее, и вдруг из неё брызнула липкая жижа, как из раздавленной гусеницы, и заляпала мне всё лицо. Словно гной из лопнувшего прыща. Я продолжила работать гарпуном, и акула взвыла, а потом – убралась.

Вернее, исчезла из поля зрения…

Я сидела и дрожала от страха, вся покрытая то ли акульими внутренностями, то ли её мозгом, то ли чем-то ещё.