Они молчат. Стоит такая тишина, что я слышу их прерывистое дыхание и треск фитилей у горящих свечей. Они смотрят друг на друга, глаза в глаза. Точнее, глаза в глаз, потому что голова волшебника туго замотана бинтами, так, что наружу торчит только левое ухо, неестественно большое за счет вздернутого вверх остренького кончика. Да ещё оставлено небольшое отверстие, в глубине которого поблескивает в пламени свечи белок единственного уцелевшего глаза. Именно туда направлен взгляд волшебницы. Зрачки её карих глаз медленно расширяются от ужаса: она начинает понимать, что произошло.

Откуда я знаю, что у волшебника уцелел только один глаз? Почему я уверена, что зрачки расширяются от ужаса? Ведь я же сплю…

— Ты хочешь сказать…

— Подумай сама. Ты видела хоть каплю моей крови, когда этот ведьмак чуть не снёс мне голову? А сейчас? Когда я был вампиром, любая рана на мне затягивалась в одно мгновенье. А теперь два лучших медика города два дня и две ночи пытаются спасти мою жизнь. Да, вам было что спасать: я больше не вампир. Но какова плата, какова плата…

Волшебники, вампиры, ведьмаки… До чего у меня интересный сон. Я сплю. Я не хочу проснуться. По крайней мере, пока не узнаю, чем закончилась эта увлекательная история.

— Послушай, Нар, мне неприятно расписываться в собственной глупости, но я вынуждена признать: за эти дни я действительно не подумала о том, что это всё выглядит странно. Конечно, для нас, врачей, самое важное — помочь пациенту, кем бы он ни был, но всё же, я должна была догадаться сама. Но, прости, пожалуйста, о какой плате ты говоришь? Ты что, заключал договор с Мицаром о том, что этот взрыв излечит тебя от вампиризма и убьет ребят?

— Конечно, нет. Но ты же знаешь, что ничего на этом свете не происходит просто так. За всё надо платить. Плата за моё исцеление — их болезнь. Они вампиры. Виолетта. Они — маленькие вампиры.

— Они — вампиры?

В голосе доброй феи смесь ужаса и удивления.

— А тебя не удивляет, что на телах погибших от взрыва не видно никаких следов увечий?

— Но, Нар, у людей принято прятать увечья своих покойников. При городской лечебнице состоит специальный человек, которому платят за то, чтобы придать трупам достойный вид. Наверное, грим ввёл тебя в заблуждение.

Теперь в её голосе робкая надежда. Она сама не верит в то, что говорит, но очень хочет, чтобы её слова были правдой.

— Виолетта, никакой грим не сможет обмануть моё чутьё, и ты это знаешь. Я знал о том, что здесь два вампира раньше, чем вошел в эту комнату. Извини…

Я сплю… Нет, я не сплю… Ведь мертвые не могут спать, а я — мертвая… Кажется, сейчас я заплачу…

Теперь её жизнь (точнее — существование) была наполнена тишиной и покоем. Девочка была предоставлена сама себе, никто её не тревожил. Правда, несколько раз домна Ветилна пыталась поговорить с ней о прошлом, но Анна-Селена сразу замыкалась в себе, делала испуганное лицо — и благородная госпожа отступала, не желая волновать малышку, и так перенесшую страшное испытание. То, что девчушка была домной, сомнению не подлежало, ну, а остальное было уже не столь важно. Пусть пока лечится и набирается сил. Приступить к поискам её родни можно будет и позже.

Со своей стороны, маленькая вампирочка старалась как можно реже попадаться на глаза хозяйке дома. Это было не очень сложно: утро и день проходили у благородной домны в хлопотах по хозяйству, а ближе к вечеру она отдавала визиты: посещение домны Ветилны считалось в Альдабре за честь, и в желающих пригласить госпожу в своё жилище недостатка не было. Чаще всего девочка уходила в сад, где часами гуляла под присмотром домны Лафиссы. Старушке уже давно было не под силу передвигаться по улице, её мир сузился до размера дома, а сад стал единственной отрадой. Каждый день от обеда до ужина она просиживала на изготовленной специально для неё резной скамейке, погруженная то ли в дрёму, то ли в грезы. Её очень угнетало, что не с кем было поговорить. Конечно, любая рабыня была бы счастлива выслушивать бесконечные воспоминания старой домны, но кто же позволит им столь явно отлынивать от работы. У самой же домны Ветилны выслушивать свекровь времени, естественно, не было. Зато у Анны-Селены его было хоть отбавляй. И домна Лафисса часами рассказывала ей о своем детстве, о молодости, о времени своего величия (всё-таки, быть матерю наместника самого Императора в Восьмиградье и Альдабре — это многого стоит). А девочка внимательно выслушивала, стараясь запомнить как можно больше: рано или поздно, но ей придется прервать молчание, и тогда любая правдоподобная подробность будет на вес золота.

Рия, неожиданно обретшая статус целительницы, убедила домну Ветилну, что девочке необходимо каждое утро есть взбитые яичные желтки — и проблема с питанием была решена. Силы возвращались к вампирочке словно в сказке: не по дням, а по часам. Возвращались они и к кольцу Элистри: гуляя по саду, Анна-Селена тщательно следила за тем, чтобы не попасть под прямой свет Ралиоса.

Казалось бы, после такого счастливого избавления от ужасов рабского каравана, она должна была испытывать радость. Но для радости не было места: девочку грызла тревога за Сережку. Где-то он сейчас? За Наромарта и его новых друзей она не переживала: не сомневалась, что у таких опытных людей всё будет в порядке. Больше того, они её отыщут, обязательно отыщут, совсем скоро, со дня на день. А вот Сережка…

За дни, проведенные в караване, ей стал очень дорог этот лохматый мальчишка… Способный, защищая девчонку, броситься на вооруженных разбойников, хотя вполне бы мог убежать. Способный подставить свою спину под предназначавшийся девочке удар плётки. Способный поделиться кровью с погибающей вампиркой. Наверное, способный ещё много на что. Как же несправедливо, что она теперь свободна, а он остается в лапах рабовладельцев. Ах, если бы и он был в Альдабре — Анна-Селена сумела бы убедить домну Ветилну купить мальчишку. Придумала бы что-нибудь, и он бы сейчас был в доме, а потом можно было бы подумать, как устроить ему побег на свободу. Рия наверняка бы помогла…

Но мерзавец Кеббан успел кому-то продать Сережку за несколько часов до больших торгов, и, где теперь искать товарища по несчастью, маленькая вампирочка не подозревала. Она могла только надеяться, что у него всё будет хорошо. Или, хотя бы, лучше, чем было в караване Кеббана. Пусть ему повезет, пусть достанутся добрые хозяева. Такие, как домна Ветилна. Хотя Рия говорила, что таких добрых хозяев, как госпожа, в этих краях нужно искать среди светлого дня с фонарём: только сказочно богатые морритские аристократы позволяли себе делать послабления для невольников. Местные же господа драли со своих слуг с полдюжины шкур, а то и всю дюжину. Но ведь повезло же ей, пусть повезет и ему.

Шел четвертый день её пребывания в доме домны Ветилны. Завтрак уже давно прошел, до обеда оставалось ещё изрядно времени. Домна Лафисса, сильно шепелявя, рассказывала о том, как путешествовала по морю из Тампека в Плошт. В пути её судно застала сильная буря, и благородная домна чуть было не утонула. Но боги, к счастью, смилостивились над несчастными мореплавателями. Корабль вынесло к островам Внешней Гряды, откуда он благополучно доплыл до места назначения. Анна-Селена задумчиво рассматривала конусы белых цветов на ветвях каштана и представляла себе огромные волны, швыряющее утлое суденышко, ломающиеся с треском вёсла, панику на палубе, нависающее над всем этим тёмное грозовое небо, прорезываемое вспышками молний. Да уж, такое увидишь — не забудешь до самой смерти. Сама маленькая вампирочка видела шторм на море только по визору, но этого было достаточно, чтобы представить себе, что чувствовала когда-то домна Лафисса.

От этих грёз её отвлекло приближение домны Ветилны. Госпожа, чего раньше никогда не бывало, пришла в сад не одна, а в сопровождении двух мужчин. Анна-Селена почувствовала их приближение издалека, раньше, чем их услышал бы нормальный человек, что уж говорить о глуховатой старушке. Она всё ещё продолжала что-то говорить, а девочка уже повернулась к скрывающим дорожку кустам цветущей сирени, из которых через несколько секунд вышла хозяйка дома, сопровождаемая невысоким смуглым мужчиной в белой шелковой одежде с красной каймой. К плечу золотой пряжкой был небрежно приколот небольшой красный шарфик — вампирочка знала, что это означает. Спутник домны Ветилны был благородным сетом — представителем высшей аристократии Империи, равным по положению самой госпоже. Уже не молодой, совершенно лысый, он как-то сразу не понравился Анне-Селене. И предчувствие её не обмануло: увидев её, сет донельзя слащаво улыбнулся, и громко воскликнул: