— С чего это ты взял, что я буду не один?
— Эти ребята не похожи на тех, кто предоставят разбираться с похитителями их детей посторонним людям, — снова ухмыльнулся Курро. — Или я ошибаюсь?
— Ты абсолютно прав, — заверил его Наромарт.
— То-то же, — довольно заключил тигр-оборотень. — Ладно, хватит болтать. Я пошел к своим, а то уже светает.
И вправду на востоке уже алела узенькая, но яркая полоса, предвещавшая восход дневного светила.
— Передашь что-нибудь для Сибайи?
— Я отправлюсь в город и узнаю, что и как. Где вас искать?
— Уж точно не среди этих благоухающих фисташек, — кажется, толстяк только и делал, что улыбался. — Ближе к городу будет оливковая роща, там и ищи.
— Хорошо. И еще раз прошу, будьте осторожнее. Не нужно лишний раз дразнить Империю.
Коротким кивком показав, что он осознает всю серьезность ситуации, толстяк скрылся в зарослях.
— Едем в город? — спросил Женька.
Йеми утвердительно кивнул, но этот жест никого уже не ввел в заблуждение: все уже поняли, что таким образом в Кагмане обозначают несогласие.
— Всем нам там делать нечего. Вы легко можете попасть в неприятности, поскольку не знаете здешних нравов, а мне некогда будет за вами следить: я должен буду искать детей.
— Йеми прав, — поддержал купца Мирон. — Всем нам и впрямь там нечего делать. Но трое из нас в своем мире занимались именно тем, узнавали секреты чужих стран и чужих армий.
— Трое?
— Да, трое. Балис, Саша и я.
Кагманец одарил подростка взглядом, наполненным интересом и уважением. Про Мирона он догадывался давно, молчаливый верзила в оксенском берете мог оказаться кем угодно, но вот от мальчишки ожидать подобного умения в голову не приходило. Хотя, сам Йеми в его возрасте имел за плечами четыре похода, но ведь таких как он, Пауков Господаря, всего восемь. Так уж исстари повелось в этих краях: восемь старших боляр — зримая опора трона, восемь их вторых детей — опора невидимая.
— И вы втроем хотите идти в город?
— Нет, втроем мы пойти не можем. В этом случае здесь останутся только Наромарт и Женя. По нашей легенде — раб и слуга. Мне это кажется подозрительным.
Йеми одобрительно помотал головой: Мирон снова рассуждал именно так, как это делал бы на его месте сам Йеми.
— Это действительно подозрительно. Значит?
— Значит, в город пойдут только двое из нас. Саша и я.
— Почему ты? — возмутился Балис.
— Потому что ты — в первую очередь специалист по силовым действиям, а там понадобится собирать и анализировать информацию. Это — моя работа.
— А если ты покажешься кому-то подозрительным со своими вопросами, и тебя попытаются арестовать?
— Не серьезно.
— Надо просчитывать все варианты. Это профессионализм.
— Балис, профессионал — это не тот, кто шепчет там, где его заведомо не подслушивают.
— Профессионал всегда помнит, что случаи бывают разные, — процитировал Балис одно из своих преподавателей, которого весь курс сначала тихо материл за въедливость, а потом, как водится, искренне уважал, за то, что тот сумел накрепко вбить в курсантские головы серьезное отношение ко всем составляющим воинской службы, какими бы мелкими и рутинными они порой не казались. И еще за то, что не уставал напоминать о том, что главная забота командира — обеспечить максимальную безопасность себя и своих подчиненных, насколько это возможно. В мирное время это помогало избегать глупых несчастных случаев и нелепых потерь на учениях. Когда мирное время кончилось — эти уроки стали спасать жизни.
— Пустой спор, — раздраженно сказал Нижниченко. — Конечно, риск есть, но он очень невелик.
— Риск довольно велик, — возразил Йеми. — Человек в совершенно неизвестной одежде всегда привлекает внимание. Тебя могут задержать сразу у городских ворот.
— Я бы мог накинуть плащ Наромарта, — предложил Мирон уже не столь уверенным голосом.
— Во-первых, сразу видно, что плащ с чужого плеча: он тебе слишком длинен. Во-вторых, что ещё хуже, этот плащ заставляет подозревать в своём хозяине чародея. А к чародеям в Империи особого доверия люди не испытывают. Поэтому, лучше мне пойти в город одному.
— Почему одному? — удивился Саша. — А мне-то что пойти мешает?
— Тоже одежда, — терпеливо ответил Йеми. — Я уже объяснял, что меч носят только лагаты, и…
— Рапиру и кинжал я оставлю здесь, — прервал его подросток.
— Хорошо, пусть так. Но одежда остается незнакомой.
— Одеждой мы можем поменяться с Женей. Вы же говорили, что такую одежду, как у него, здесь знают.
— Да? А меня спросить забыл? — раздраженно отреагировал тот.
— А что? — искренне удивился Сашка. — Я же не для забавы. Надо ведь узнать, что с малыми сделали.
— А то без тебя не узнают…
— Ты что, не понимаешь, что им, — подросток кивнул на потерявшихся от такого нахальства Мирона и Балиса, — идти нельзя? Если ты мне не дашь одежду, то Йеми придется идти одному. В любом случае, у него уйдет больше времени, чтобы всё выяснить.
— Ага, а ты у нас прямо как… — тут Женьке захотелось назвать кого-нибудь из пионеров-героев, толстенную стопку книг о которых он как-то во время субботника перетаскивал из бывшей пионерской комнаты в школьную кладовку. Раньше, когда в школе учились Женькины папа и мама, пионерами должны были быть все школьники. Но, после того как распался Советский Союз, быть пионером стало сначала необязательно, а потом и совсем ненужно. Пионерская организация быстро и тихо отмерла. Кое-где остались отдельные отряды, но в Женькиной школе красных галстуков никто не носил. От былых времен осталась только пустующее помещение пионерской комнаты. Вот её-то директор школы и решил переоборудовать под компьютерный класс, когда по спонсорской программе от знаменитой компьютерной фирмы DEC школа получила сервер и десяток рабочих станций. Пионерский же реквизит сначала кто-то даже предложил снести на помойку, но директор сказал, что историю надо уважать, какой бы она ни была. Вот и отрядили второй «Б» в полном составе на перенос горнов, барабанов, красных флажков, книжек и всего прочего до лучших времен в кладовку. В награду за работу ребятам достались значки в виде красных пятиконечных звездочек с портретом кудрявого мальчишки в центре. Руководивший разборкой комнаты техник Рома объяснил ребятам, что этот мальчишка — сам главный коммунист Ленин, такой, каким он был в детстве, а такие значки с его портретом раньше носили самые младшие коммунисты, Женькины ровесники, которых звали «октябрятами». Женька, хоть и удивился, но в правильности объяснения не сомневался: Рома был коммунистом и о Ленине должен был знать всё. Кстати, он к себе в радиорубку прихватил бюст Ленина, правда, такого, каким его знал каждый киевский мальчишка: лысого и бородатого. Ещё бы не знать: Ленину в городе было целых два памятника: один на Майдане у гостиницы «Москва», а другой — в начале бульвара Шевченко. Папа рассказывал, что когда Женька был совсем маленьким, у этих памятников постоянно митинговали какие-то (папа-то знал, какие, это Женька уже забыл) люди, требуя их снести. Но к требованиям этих людей никто не прислушивался, и, в конце концов, им просто надоело митинговать, когда никто на них не обращал внимания. Вот и остались в городе два памятника взрослому Ленину, совсем непохожему на кудрявого веселого мальчишку с маленькой октябрятской звездочки.
Но сейчас фамилии этих пионеров-героев куда напрочь вывалились из памяти, и Женька не нашел ничего лучше, чем брякнуть:
— … как Брюс Виллис. Придешь — и всех спасешь.
— Не знаю, кто такой твой Брюсвилис, но ты говоришь ерунду, — похоже, Сашка не ожидал возражений от Женьки и, столкнувшись с ними, сильно разозлился. — Прежде чем их спасать, надо узнать, что с ними и где они.
— Мне кажется, что Саша прав, — Наромарт понял, что назревает скандал, и решил вмешаться. — Ему стоит пойти в город вместе с Йеми.
— Одному? — нахмурился Мирон.
— Ваше Превосходительство, господин генерал, — при этом обращении Женька, прикрыв рот ладонью, расхохотался. Не то, чтобы демонстративно, просто уж больно непривычно было слышать такие слова. Одно дело, когда так говорят в каком-нибудь стареньком кино о революции. И совсем другое дело, когда это говорит твой ровесник, да еще и на полном серьезе. Но Сашка не обратил на Женькин смех никакого внимания.